Страница 50 из 61
— Шансы отличные! — заверил я. — Прикиньте сами: для успешной атаки на подготовленные позиции нападающим требуется четырехкратное превосходство. Неужели русские смогут собрать и бросить против нас почти две с половиной тысячи человек здесь, в нашем глубоком тылу?! Они делали ставку на внезапность и именно с этой целью атаковали Коссово. Но мы раскрыли их планы, сумели взять под охрану объект и теперь у них ничего не выйдет. Поверьте мне, Вахман, — их песенка спета!
Тут я некстати вспомнил наше поспешное бегство из замка Пусловских, когда мы бросили все имущество и технику.
Но Вахман не стал пытливо изучать этот позорный момент моей до сих пор славной боевой карьеры. Вместо этого он спросил:
— Оберштурмбаннфюрер! А когда, вы считаете, ситуация разрешится?
Отличный вопрос! Это главное, что я хотел бы знать сейчас! И что я мог ответить Вахману?
— Проблема в том, гауптштурмфюрер, что на этот вопрос в настоящий момент не может дать ответ даже наш непосредственный начальник обергруппенфюрер фон дем Бах. Хорошо хоть, что по приказу рейхсфюрера он взял на себя руководство операциями в этом районе, поскольку местное руководство СД и полиции в лице оберштурмбаннфюрера Штрауха блестяще расписалось в бессилии! Насколько я понял, к настоящему моменту сделано все, чтобы взять ситуацию под контроль: район боев блокируется силами вспомогательной полиции; задействованы находящиеся здесь отдельные подразделения СС и вермахта, — и даже части 201-й полицейской дивизии, направлявшиеся в район «Витебских ворот», сейчас участвуют в блокировании сил противника. Естественно, для победы нужно время, но все необходимые меры уже приняты. От нас требуется только бдительность и готовность к внезапному нападению.
Фраза о «внезапном нападении» совсем не понравилась тыловой крысе Вахману: он явно приуныл. Но я не собирался его утешать — пусть, черт возьми, почувствует, что такое настоящая боевая работа!
— Я уверен, что личный состав батальона оправдает возложенное на него доверие! — с пафосом закончил я. — Сейчас я займусь неотложными делами и меня нельзя беспокоить, — разве что, если позвонят из штаба Баха. Гауптштурмфюрер Рудаков является командиром первой роты и в ваше, Вахман, отсутствие выполняет функции моего заместителя. Оберштурмфюрер Ланген выполняет функции моего адъютанта: все рапорты и прочие документы проходят через него, прежде чем попасть ко мне. Такова субординация нашего батальона, которой я требую придерживаться неукоснительно. Еще раз напоминаю всем присутствующим, что начальник штаба батальона ведает всеми организационными и административно-хозяйственными вопросами и заменяет меня в период моего отсутствия. Вопросы?
Вопросов не было: Ланген и Рудаков и так отлично представляли расклад, а Вахман явно решил для начала осмотреться. Ну и отлично!
Я чувствовал жуткую усталость. Напряжение напомнило мне фронтовую обстановку и мне до смерти захотелось принять дозу первитина. Но вместо этого я залпом выпил грамм сто коньяку и сказал:
— Напоминаю: беспокоить меня только в экстренном случае. Вахман! Вечером я зайду проверить, как вам удалось устроить вновь прибывших и организовать внутреннюю службу. Рудаков! Держите под контролем периметр. Ланген! Вы должны неотлучно находиться на связи. Хайль Гитлер!
Офицеры вскинули руки в приветствии и покинули мой кабинет. Я выпил еще коньяку и с облегчением повалился на диван, укрывшись теплым пледом. Все-таки отлично быть командиром отдельного подразделения, за пару сотен километров от ближайшего начальства!
Я проснулся от света ночника, вдруг осветившего мое лицо.
— Ланген? — пробормотал я, еще не очнувшись от сна, и инстинктивно нащупал рукоятку пистолета под подушкой.
— Да, оберштурмбаннфюрер, — вполголоса отозвался невидимый мне Ланген. — Я принес ужин.
Я уселся на краю дивана и спросил:
— Личный состав поужинал?
— Да, оберштурмбаннфюрер! Час назад… я не стал вас будить, но сейчас уже девять часов вечера, вам пора проверить посты и… все такое прочее.
— Спасибо, Ланген! Можете идти отдыхать.
— А связь, оберштурмбаннфюрер? — напомнил Ланген. — Я переключил связь на дежурного.
— Вот и отлично! Пусть дежурный и будет на связи. Спать, Ланген, спать!
Я выпил полстакана коньяка, чтобы окончательно проснуться, и принялся за ужин. Покончив с едой, я привел в порядок мундир и отправился на проверку объекта.
Вначале я посетил дежурное помещение. Дежурство по объекту нес командир первого взвода первой роты унтерштурмфюрер Дмитренко. Он не был из числа старых кадров батальона, а прибыл из лагеря военнопленных на переформирование. Однако природная хватка и сообразительность, а также незаурядные организаторские и командные качества позволили выдвинуть его на офицерскую должность.
Дмитренко был старшиной РККА. Его родственников отправили в Сибирь как «раскулаченных», а его самого от репрессий спасли только призыв в Красную армию и решительное отречение от «кулацких родственников». Дмитренко не простил Сталину репрессированных родственников и добровольно сдался в плен вместе со своей ротой, выдав всех коммунистов, евреев и политрука: именно поэтому он пользовался особым доверием начальства сначала в лагере военнопленных, а затем и доверием Рудакова.
Завидев меня, Дмитренко вскочил с места и скомандовал:
— Stillgestanden!
Акцент жуткий, особенно смешно прозвучало «Неrr obersturmba
— Господин оберштурмбаннфюрер! За время несения дежурства происшествий не случилось! Дежурный по объекту СС-унтерштурмфюрер Дмитренко!
Я скомандовал «вольно» и вместе с Дмитренко отправился на проверку постов. В течение часа я убеждался, что объект охраняется в установленном порядке, после чего я отпустил Дмитренко и пошел в канцелярию.
Вахман находился в своем кабинете и усердно корпел над бумагами. Увидев меня, он вскочил, но я жестом тут же велел ему садиться. Усевшись на стул возле письменного стола Вахмана, я окинул взглядом кабинет.
Надо отдать должное начальнику штаба: он устроился основательно. За его спиной возвышался внушительный сейф, — именно добротный сейф солидной немецкой фирмы, а не несгораемый шкаф безвестной артели народных умельцев, как у меня. Рядом с сейфом на стене висело два щита, задернутых опечатанными шторами, — один метр на полтора, другой поменьше. На столе Вахмана стояли письменный прибор и стаканчик с остро заточенными цветными карандашами.
— Что там на зашторенных щитах? — спросил я.
— Карта района, километровка, — ответил Вахман. — А на щите поменьше образцы документов, принятых в рейхскомиссариате «Осталанд».
— Вот как! — удивился я. — Когда вы их успели получить?
— Перед убытием на объект я официально запросил штаб командира СД и полиции Вайсрутении на этот предмет и по прибытии в Волковыск получил образцы через курьера секретным портфелем, — ответил Вахман.
Похвально! Однако мой новый начальник штаба знает толк в формальных сторонах службы.
— А у вас есть образцы документов, позволяющих посещать наш объект? — осведомился я.
— Нет, — признался Вахман. — И это меня беспокоит!
— Никакого беспокойства! — усмехнулся я и протянул Вахману свой пропуск. — Вот образец, ознакомьте с ним всех офицеров батальона, которые будут нести службу в качестве дежурных по объекту. Текст не важен, главное: должна стоять собственноручная, — а не факсимиле, — подпись группенфюрера фон дем Баха, а самое главное: в нижнем правом углу должна быть опять-таки собственноручная пометка обергруппенфюрера «Stupunkt 500». Без этой пометки документ перестает являться таковым со всеми вытекающими из этого последствиями. Ясно?
— Так точно, оберштурмбаннфюрер!
— Хорошо, — удовлетворенно подытожил я и, немного помедлив, добавил: — Еще вопрос, Вахман…Чем вы точите карандаши?