Страница 34 из 61
Рудаков застонал и с силой сжал голову ладонями. Жуткая история, что и говорить!
— Дорогу к лагерю показали? — спросил я.
— Что? — не понял Рудаков.
— Жители показали дорогу к лагерю?
— Да… эта самая женщина… когда Гилле пригрозил сжечь еще одного ребенка в ближайшем сарае, — ответил Рудаков, качая головой. Он снова схватил голову ладонями и простонал: — Как камера… как автомобильная камера…
— А ты что сделал? — перебил я его.
Рудаков поднял голову и простонал:
— Я не мог, понимаешь?! Я бы просто пристрелил Гилле! Тебе это надо?! Я пошел к обершарфюреру Матусевичу и приказал принять командование ротой. Потом сел на мотоцикл и приехал…
— В паузе выпив бутылку коньяка, — уточнил я.
— Две, — признался Рудаков. — Я начал пить прямо с утра… я помню, что такое экзекуции, понимаешь? Не могу забыть!
— Отправляйся спать, — приказал я. — Махер!
— Да, господин Герлиак! — тут же появился Махер.
— Гауптштурмфюрер Рудаков отправляется спать, никому его не беспокоить. И не забудь изъять у него личное оружие! Понятно?
— Так точно!
— Мне шофера и машину. Немедленно!
Через десять минут мы с Максимилианом, — которого я стал называть просто Макс, — мчались в сторону злополучного леса. Минут через сорок езды по пыльным улицам Слонима и еще более пыльной грунтовке мы выехали к опушке леса. Автомобиль остановился на поляне, на краю уходящего в глубину леса оврага. Из леса доносились выстрелы.
— Похоже, что приехали, господин Герлиак? — пробормотал Макс, ставя машину на ручник.
— Да, оставайся здесь и жди меня, — ответил я.
— Могу я спросить, сколько вы рассчитываете здесь пробыть? — спросил Макс.
— Нет, — отрезал я. — Не смей удаляться от машины более чем на метр. Ясно?
— Да, господин Герлиак!
Я направился в лес по тропинке вдоль оврага. Овраг был не очень глубокий: метров пять. И метров десять-двенадцать шириной. Впрочем, по мере продвижения в глубь леса овраг становился уже и глубже. Заросшая высокой травой вязкая топь на дне оврага сменилась мелким ручейком.
Метров через сто лес поредел: пошла довольно свежая вырубка. Выстрелы теперь слышались отчетливо: пулеметные очереди, затем частые выстрелы из карабинов и пистолетов. Я прошел через полосу густого кустарника и оказался на месте экзекуции.
По краям вырубки стояло два пулемета, за одним из которых сидел Крюгер. Между пулеметными точками стояла толпа евреев. Вопреки принятому в таких случаях порядку они были одеты, хотя перед расстрелом одежду полагалось сдавать, раскладывать по типу и вывозить на склады.
Вот от толпы отделили группу человек двадцать и ударами прикладов погнали к краю оврага. Затем пулеметы ударили длинными очередями и люди упали в овраг. Пулеметы замолкли, Крюгер рассмеялся и прямо из горлышка начал пить коньяк. Тем временем несколько вооруженных пистолетами солдат подошли к краю оврага и принялись добивать тех, что еще шевелился. Я подошел ближе и увидел на дне оврага груду окровавленных шевелящихся тел. Кое-кто из тех, кто был легко ранен, пытался выбраться наружу, чтобы избежать мучительной смерти от удушья: кое-где из груды тел высовывались отчаянно дергающиеся руки и головы с широко открытыми ртами — именно по этим головам и стреляли экзекуторы. Над местом экзекуции стояла странная и жуткая какафония: причитания, крики женщин и детей в толпе мешались со стонами раненых из оврага.
На небольшом пригорке рядом с пулеметом Крюгера устроился на складном стуле перед складным столиком гауптштурмфюрер Гилле. На столике стояла большая фарфоровая миска, две бутылки коньяка и почему-то патефон.
Гилле пил коньяк, ел чернику из миски и курил сигару. Вот Крюгер повернул голову и что-то спросил у Гилле. Тот утвердительно кивнул, и Крюгер прокричал охранникам:
— Теперь ублюдков!
Охранники принялись выхватывать из толпы маленьких детей. Они швыряли их в овраг: кого просто тащили к оврагу и пинком отправляли вниз, а тех, что поменьше, поднимали в воздух, раскручивали над головой и швыряли как камни из пращи. Женщины пытались заслонить детей своими телами, и охранникам пришлось немало поработать прикладами, чтобы добраться до добычи.
Я подошел к Гилле. Тот поднял на меня глаза: они были абсолютно безумны.
— Пришли посмотреть, как работают ваши подчиненные, оберштурмбаннфюрер? — осклабился Гилле. — Гауптшарфюрер Крюгер просто великолепен! Желаете коньяка?
— А почему вы не раздеваете евреев перед расстрелом? — спросил я, принимая бокал с коньяком. — Ведь есть инструкция Главного управления СС о том, как поступать с еврейским имуществом.
— У этих оборванцев за время беготни по лесам вся одежда пришла в негодность, — пояснил Гилле. — Кроме того, это не плановая экзекуция, а особая акция по поимке беглецов. Поэтому я могу не придерживаться отдельных пунктов инструкции. Но кое-кто сейчас разденется.
Гилле завел стоявший перед ним патефон и опустил звукосниматель на пластинку. Полилась волшебная музыка Штрауса, «Сказка венского леса».
— Вы любите Штрауса, оберштурмбаннфюрер?
— Предпочитаю Баха и Бетховена, — ответил я.
— А фюрер предпочитает Вагнера и Брукнера, — заметил Гилле и вдруг вытянул руку с сигарой по направлению к оврагу.
— Вот сейчас выполнят упомянутый вами пункт инструкции! Крюгер, давай!
Охранники под командованием Крюгера подогнали к краю оврага отобранных ими из толпы молодых евреек, и те принялись раздеваться и танцевать, подгоняемые пинками и окриками. Некоторые склонялись над рвом, протягивая руки к пытавшимся выбраться малышам, но охранники отгоняли их прикладами карабинов, а детей пинками сбрасывали обратно.
Я взглянул на Гилле: тот был абсолютно безумен. Он огромными глотками отхлебывал коньяк и дирижировал дымящейся сигарой. Похоже, он не просто был пьян, а находился под действием какого-то наркотика. Экзекуция превращалась в чудовищный шабаш.
Я снял звукосниматель с пластинки, стараясь не давать волю ярости.
— Послушайте, гауптштурмфюрер! — произнес я, с трудом сдерживая гнев и брезгливость. — Вам приказано расстрелять этих евреев, а не устраивать танцы голых евреек для собственного развлечения! Если вы немедленно не прекратите это безобразие, то я заберу своих людей и буду вынужден доложить обергруппенфюреру фон дем Баху обо всем увиденном. Вы понимаете, что в таком случае уже завтра мой рапорт окажется на столе у рейхсфюрера? А рейхсфюрер не одобряет подобных развлечений. Вам ясно? Включите мозги, черт вас дери!
Гилле взглянул на меня, и в его глазах появилась осмысленность.
— Эй, Крюгер! — крикнул я. — Немедленно вернитесь к пулемету и займитесь делом!
Крюгер повернулся ко мне, взглянул на притихшего Гилле, потом на меня.
— Слушаюсь, господин оберштурмбаннфюрер! — отозвался он и кинулся к пулемету.
Через несколько секунд прогремела пулеметная очередь. Свинцовая плеть сбросила женщин в овраг.
— Надо добить ублюдков, пока не расползлись, — виновато взглянул на меня Крюгер.
— Так действуйте, черт возьми! — приказал я.
— Господин Флюгель, вы обещали показать свою меткость! — крикнул Крюгер, направляясь к оврагу и. доставая из кобуры «люгер».
Тут я увидел Флюгеля. Он был бледный до зелени: видно было, что его только что вывернуло наизнанку и приступы тошноты его так и не покинули. Он буквально проковылял к оврагу, сжимая в трясущейся руке «вальтер».
— Ну, начнем! — дрожа от возбуждения, выкрикнул Крюгер. Он выстрелил и захохотал: — Прямо в яблочко! Вы видели? Голова взорвалась, словно гнилая тыква!
Флюгель пытался прицелиться, но в дрожащей руке пистолет ходил ходуном.
— Ну что же вы, господин меткий стрелок? — с издевкой осведомился Крюгер, вставляя новую обойму в пистолет. — Мне пришлось всех взять на себя.
— Гилле! Вы меня слышите? — жестко, не терпящим возражений голосом, осведомился я. Гилле вздрогнул словно от удара и ответил, запинаясь: