Страница 12 из 21
Однажды в поселок прибыло два жандарма. На лошадях. Они прошли по всем домам, спрашивая, вернулись ли солдаты с фронта. Зашли они и в дом дедушки с бабушкой и задали тот же вопрос. Амалия Хесус сделала серьезное лицо и сказала им:
– У меня двое сыновей на фронте, но еще ни один не воротился.
– Так пускай как только придут, – сказал жандарм, – направляются в Муниципалитет Бульяса. Лучше, если они принесут с собой поручительство о хорошем поведении и верности доблестному национальному восстанию.
И стражи порядка ушли в неизвестном направлении. В доме начали дежурить. Нужно было найти то чертово поручительство. Дед знал только одного человека, который мог его подписать, – дядю Королевского Сержанта. Когда Антон Красный вошел в его дом на закате, дядя Сержант сказал ему:
– Красный, тебе не надо даже просить меня о том, что тебе нужно. Я знаю, зачем ты пришел. Я подпишу поручительства для всех в посёлке, и особенно для твоих Дамиана и Рамиро, дай бог, они вернутся. Что я не смогу написать, так это то, что твой Дамиан верен восстанию. Черт побери, в Бульясе этому никто не поверит! – воскликнул он, добавив немного ехидства в такой напряженный момент.
С тем поручительством дядя Дамиан направился в уполномоченный орган в Бульясе, и его оставили в покое до тех пор, пока снова не призвали в войско Франко, чтобы служить. Сначала его направили в Лорку. Там он пробыл более шести месяцев. Затем его перевели в Кадис. Это был транзитный пункт по пути на Канарские острова, около Лас-Пальмас-де-Гран-Канария, где он находился на службе три года.
Дамиана шокировали обычаи островитян, особенно один из них, противоречащий обычаям, существовавшим в Эль-Рольо. Пребывая на острове, Дамиан начал ухаживать за одной красивой девушкой из тех мест, когда им уже позволили иногда гулять по вечерам. Дело зашло далеко, и эта девушка пригласила его в свой дом. Дамиан стал официальным претендентом на ее руку. Больше всего его удивило то обстоятельство, что он встречался с ней в доме родителей, наедине в ее комнате, где их никто не беспокоил. Единственным и важным условием были всегда открытые двери в комнату, но при этом никто не совал туда свой нос. Такое поведение было немыслимым в Эль-Рольо. Неженатый мужчина и незамужняя женщина одни в комнате без контроля и наблюдательного взгляда тещи или дежурного ружья! Это бы опорочило доброе имя любой девушки. Дамиан, здраво рассуждая, пришел к выводу, что в каждом месте свои собственные обычаи и в каждом месте нужно поступать так, как заведено.
Первые месяцы в штабе были самыми тяжелыми. Плохо накормленные, плохо одетые, плохо обутые, они слонялись без дела. Хорошо еще, что климат был благоприятным. По крайней мере, мужики не мерзли. А вот обращались с ними ужасно: одни оскорбления и удары хлыстом, а порой и прикладом винтовки. Сержанты Франко слишком распускали свои руки, и пощечины сыпались с удивительной легкостью. Солдаты еще не успевали понять, в чем дело, как пять пальцев руки какого-нибудь сержанта, пробившегося с низов, оставляли жгучие следы на их лицах.
Настроения постепенно накалялись. К этим действиям добавлялись еще оскорбления от «козлы» и «сукины дети» до более сильных. Затем фразы о том, что вы красные, что мы отрежем вам яйца, что вы трусы, что мы у вас выиграли войну, что вы ни на что не годитесь, что лучше заморить вас голодом, чем тратить на вас пули.
При таком положении вещей произошло то, что должно было произойти. Однажды утром в разгар построения чаша переполнилась. Солдаты Национальной армии переборщили с одним пареньком. Должно быть, он пошел на войну с самыми молодыми призывниками. Его били руками, хлыстами, швырнули на землю и стали пинать. Франкисты продолжали издеваться, когда вдруг какой-то Калаорра, храбрец, которых мало, нагнулся, схватил камень, сжал его, взвесил и, недолго думая, с завидной меткостью запустил в голову одного из сержантов, участвовавших в избиении юноши. Мужик кинул его, чтобы причинить боль. От сильного толчка сержант опустил голову и поднес руку к тому месту, куда пришелся удар. Он не понял, что произошло. Только чувствовал что-то теплое и влажное между пальцами. Когда франкист убрал руку, кровь полилась с большей силой. Он смотрел вокруг и не осознавал, что случилось, пока не увидел камень примерно в метре от себя и все понял.
– Какой сын красной суки решился на это? Ежели кишка не тонка, то пусть скажет, ядрить его мать, убью его прямо сейчас.
Калаорра уже собирался подскочить к сержанту, когда сзади посыпались камни всевозможных размеров в этого и других франкистских сержантов, капралов, солдат и офицеров. Никто этого не ожидал. Все они вынуждены были бежать и прятаться за углом. Красные начали руками рыть землю. Никто не знал, где они смогли достать столько камней. Республиканцы не двигались с места. Они стояли там, швыряя камни в тех, кто приближался.
Солдаты Национальной армии начали угрожать. Они говорили о том, что убьют всех прямо на месте. Расстрельная группа заняла позиции на безопасном расстоянии, таком, куда не долетали камни. Раненный в голову сержант уже жаждал расквитаться с красными.
С той стороны, откуда летели камни, раздался возглас:
– Мы проиграли войну, но не потеряли достоинства. Ежели вы будете продолжать так с нами обращаться, лучше убейте нас всех сейчас. Мы храбрее вас, и мы больше испанцы, чем вы. А ты, раненный в голову сержант, снимешь погоны и сразишься с одним из нас. На равных. И поглядим, у кого кишка не будет тонка.
Страсти достигли своего апогея, когда прибыл командир полка. У него было достаточно способностей и ума, чтобы навести порядок. Он заговорил успокаивающим голосом.
– Господа, война закончилась, и мы здесь никого убивать не станем. Все по своим местам и забыли о своих обидах. Я не хочу видеть, как еще летят камни. Из-за того, что произошло, не будет гонений, и с сегодняшнего дня отношение к вам изменится. По крайней мере, пока я командую.
И это было правдой. Полковник Франко сдержал слово. С того дня прекратились систематические унижения. Хотя некоторые солдаты Национальной армии пользовались малейшей возможностью, чтобы напомнить красным об их положении побежденных. Полковник даже увеличил паек, дал лучшие одежду и обувь, а также позволил прогулки по вечерам и по воскресениям после церковной службы.
Глава IV
Рамиро Фернандес Валера
Рамиро Фернандес Валера был вторым сыном дедушки Антона Красного и бабушки Амалии Хесус. Когда все юноши старше 18 лет уехали на грузовике в Мадрид, Рамиро остался в Эль-Рольо с младшими.
Он проводил время с Мануэлем Слепым, сыном Королевского Сержанта. Было не важно, как Рамиро приближался к нему. Хотя он делал это бесшумно, Мануэль всегда его узнавал. Он поднимал голову, принюхиваясь и прислушиваясь…
– Рамиро, это ты? Не притворяйся, я знаю, что ты там… Давай, пойдем, я тебе покажу гнездо, которое сегодня нашел.
Часто к ним присоединялся Хуанико Ослиный Убийца. Это был немного сумасшедший малый. Он лишился отца, когда ему было восемь лет, и с тех пор взял на себя заботу о матери и младшей сестре. Паренек зарабатывал себе на жизнь тем, что в течение нескольких лет возделывал небольшой участок земли своей матери и возил дрова для дома, используя упрямого осла.
Затем Хуанико стал работать на шахтах Хилико. Там он зарабатывал больше и получал зарплату регулярно. Однажды в субботу, вскоре после начала войны, Хуанико не вернулся домой по окончании рабочего дня. Его мать, очень взволнованная, пришла в дом Антона Красного, чтобы справиться о своем сыне. Дед сказал ей, что встречался с ним на работе и даже видел, как тот шел по направлению к дому. Красный сказал этой женщине, чтобы она не волновалась, что, может быть, Хуанико отправился с каким-нибудь приятелем в Сеехин или Бульяс пропустить по стаканчику вина. Была суббота, и им заплатили подённую за неделю.
Но паренёк больше не появился. Его искали в полях и в горах. Даже спускались на плотину реки Кипар в поисках тела, но безрезультатно. Мать подумала, что сына убили, чтобы украсть заработок, и облачилась в траурные одежды.