Предательский поцелуй

Кроме того, у нее перед глазами был пример отца. Что стало с ним, когда он потерял горячо любимую жену? Он замкнулся в себе, его горе было таким всепоглощающим, что на время он даже забыл о существовании дочери. Изабелла не хотела бы пережить подобное. Для нее утешением и опорой, смыслом ее существования стало искусство.

– Ну, а теперь лети, маленькая птичка, – сказала Изабелла, – а то мама будет волноваться.

Вероника встала, отряхнула юбки, крепко зажала книгу в руке.

– Завтра мы встретимся, мадонна?

– Конечно, если не будет дождя. Мы же хотим закончить портрет до твоего отъезда, правда?

Весело рассмеявшись, Вероника повернулась и побежала по залитой солнцем траве. Изабелла смотрела ей вслед, пока алое пятнышко не скрылось за холмом.

Она положила на рисунок тонкий листок бумаги, чтобы угольные линии не смазались, и осторожно закрыла альбом. В нем почти не осталось чистых страниц, листы были покрыты черно-серыми изображениями цветов, деревьев, домов, людей, придуманных сцен. Все, что пленило ее глаза, нашло здесь свое отражение.

Изабелла аккуратно уложила альбом в корзинку вместе с ящичком для угля и остатками давно съеденной еды. Скоро ей придется уйти отсюда, покинуть эту тайную, зачарованную рощу и вернуться в реальный мир.

Отец, должно быть, уже вышел из библиотеки и ищет дочь.

Но у нее есть еще несколько минут. Изабелла легла на спину в нагретую солнцем траву и устремила взгляд в небо через кружевное переплетение ветвей оливы. Прежде ярко-голубое, небо изменило цвет, приобрело бледно-розовый оттенок, но в воздухе все еще струился зной. Она вдохнула свежий запах травы, смешанный с тонким, пряным ароматом дикого жасмина. Это было самое прекрасное время дня, ее любимое, когда Изабелле казалось, что она одна во всем мире, что никто не может помешать ей, обидеть ее. В эту минуту не существовало ни обязанностей, ни желаний.

Она закрыла глаза, чувствуя на щеках нежное дуновение ветерка. Густые черные волосы разметались по траве. Пение птиц стало тише, словно они щебетали где-то далеко-далеко. А каково это – быть птицей? Взмыть в воздух, ощущая под крыльями ветер, поднимающий все выше и выше? Парить над землей.

Изабелла нарисовала в своем воображении картину: безбрежное голубое небо с пушистыми белыми облачками. В самом низу – цепочка домов, вилл, ферм, купол церкви. Может быть, крошечные точки – люди, занятые своими повседневными делами. А над ними – Икар, свободный, парящий в небе. Красивый юноша, обнаженный, с крыльями, поднятыми над головой. Мгновение чистого и ничем не омраченного счастья. А совсем высоко, у края картины, коварные лучи жаркого солнца. Падение, грозящее всем, кто осмеливается взлететь слишком высоко.

Изабелла открыла глаза, и на секунду ей показалось, что она видит крошечную фигурку, парящую в закатном небе. Его лицо было размыто, она пока не могла представить его себе, хотя в мечтах этот мужчина уже являлся ей. Он где-то там, далеко, ждет ее.

На губах появилась насмешливая улыбка. Это вряд ли. Ее дом здесь, тут тихо, спокойно и безопасно. Далеко от полной соблазнов Флоренции. От мужчин, принадлежащих к кругу ее кузины Строцци. Здесь Изабелле нечего опасаться жарких лучей солнца. К тому же у нее нет крыльев, скрепленных воском, на которых она могла бы полететь к свободе.

Небо исчертили яркие оранжевые и золотые полосы, еще один день подходил к концу. Она слишком долго пробыла здесь.

Изабелла медленно встала и поморщилась – ноги затекли от долгого сидения на траве с альбомом на коленях. Темно-синие юбки были покрыты охряной пылью и травинками, но девушке некогда было беспокоиться о таких пустяках. Она должна спешить домой, убедиться, что ужин для отца готов.

Ферма медленно пробуждалась к вечерней жизни после долгой дневной сиесты. У домов под деревьями накрывали столы, зажигали свечи, прогоняя наступающую темноту. Вокруг бегали дети, с наслаждением вдыхая прохладный воздух, пришедший на смену дневному зною. Смех, лай собак, пение ночных птиц сопровождали Изабеллу на ее пути домой. Пыль клубилась вокруг ее обутых в сандалии ног, тонким слоем оседая на подоле платья.

– Добрый вечер! – кричали ей люди, и она отвечала им улыбкой, взмахом руки.

Наконец она поднялась на вершину холма, у подножия которого располагалась вилла ее отца. Здесь было тише, шум, доносившийся с фермы, приглушался кольцом кривоватых низкорослых оливковых деревьев. Но было и другое, нечто неосязаемое, но все же существующее – какой-то невидимый барьер. Они были другими. Семья отца жила на этой вилле десятилетия, следила за полями, фруктовыми садами, виноградниками. Изабелла знала всех этих людей чуть ли не с рождения. Бедная маленькая девочка, рано лишившаяся матери, стала общим ребенком. Или ничьим.

Они и правда были другими. Она и ее отец. Ученый, для которого самой большой ценностью были его пыльные книги, человек, далекий от реальности, признающий лишь дорогой его сердцу античный мир. Он редко выходил из дому и никогда не бывал в полях, как его отец. Его мало волновало то, что составляло смысл существования для других, – повседневный труд ради того, чтобы прокормить семью, поклонение Богу, да просто жизнь. А она, его дочь, единственный ребенок, была еще более странной. Девушка, которая предпочитала царапать странные каракули на пергаменте, вместо того чтобы как все нормальные женщины выйти замуж и растить детей.

Изабелла рассеянно стянула растрепавшиеся черные волосы в узел, думая о том, что говорят люди за ее спиной. Они думали, она не слышит их шепот. Тут был ее дом, единственный, который она знала. И все же ее место было не здесь. Она снова подумала об Икаре, взмывающем в небо на своих роковых крыльях. Чего бы она не отдала за то, чтобы вкусить хотя бы глоток свободы! Но это невозможно. Она – женщина, ее судьба предопределена. Крылья свободы не для нее.

Впрочем, выбор у нее все-таки был, за что следовало благодарить отца, его оторванность от реальной жизни, его равнодушие. Изабелле не обязательно было выходить замуж за какого-нибудь помещика и посвящать свою жизнь бесчисленным заботам по дому и воспитанию детей. Пусть даже это означало, что ее уделом станет одиночество.

Изабелла скрепила наспех сделанную прическу гребнем, который достала из кармана, отряхнула юбки и прикрыла манжетами пятна угольной пыли на руках. Чище все равно не будет, решила она и стала спускаться по склону холма к вилле.

Когда-то их дом считался самым красивым в округе. Это было во времена дедушкиной молодости, когда и была построена вилла. Архитектурный шедевр с самыми современными бытовыми удобствами и великолепной мебелью. Бабушка Изабеллы, славившаяся своей красотой, принадлежала к семье Строцци. Она задавала такие пиры, о которых говорили даже во Флоренции.

Но все это осталось в далеком прошлом.

Дедушка и бабушка умерли много лет назад, а при ее отце вилла пришла в запустение. Изабелла слышала, что ее мать, еще одна Строцци, тоже устраивала балы и танцевала при лунном свете со своими флорентийскими друзьями. Но она скончалась при родах, подарив жизнь Изабелле. Отец и без того не любил танцы, да и вообще был равнодушен к еде и празднествам, так что веселью пришел конец. Разумеется, время от времени у них бывали гости – такие же ученые, которые приезжали, чтобы обсудить с отцом философию древних греков или достижения греческих математиков.

Им тоже не было дела до танцев. Равнодушны они были и к искусству, в котором Изабелла находила утешение. Родственники матери тоже не видели смысла поддерживать отношения со стариком, зарывшимся в книгах.

Наконец показался дом, и Изабелла остановилась на краю заросшего сада, чтобы перевести дух. Когда-то стены виллы были окрашены в цвет охры, прекрасно оттенявшийся зелеными ставнями и резными деревянными дверями. Теперь стены выцвели и приобрели оттенок спелого персика, штукатурка местами отвалилась, обнажив каменную кладку, краска на ставнях облупилась. На крыше не хватало черепицы, а сад, в котором любила танцевать мать Изабеллы, превратился в настоящие дебри. Статуи, некогда привезенные из самого Рима, оплетенные виноградными лозами, покосились. Облупившийся Купидон с опущенным луком, улыбающаяся Венера, Нептун, потерявший свой трезубец.