Страница 16 из 20
Позже появятся и другие версии родословной Иоахима. Одна из них свидетельствовала о том, что Пьер Мюра вовсе не принадлежал к низам общества. Сторонники ее, изучив сохранившиеся документы, смогли довольно точно установить его социальное и материальное положение. Если в брачном контракте Пьер был назван «работником», то впоследствии он именует себя «торговцем», что надо понимать как «хозяин постоялого двора». Современный французский историк Жан Тюлар в своей книге «Мюрат, или Пробуждение нации» пишет следующее: «Пьер Мюра имел все основания назвать себя торговцем в той мере, в какой был распорядителем общественных имуществ и церковных бенефиций. Так, в 1763 году он берет на шестилетний откуп доходы от взимания приорской десятины в приходе Ла Бастид-Фортюньер; затем в 1770 году, в сообществе с Жаном Батистом Буске – доходы от взимания десятины для приорства д’Англар, что в Керси; наконец, в 1786 году он берет на откуп общинную печь в Ла Бастид». А еще по некоторым данным было известно, что Пьер Мюра якобы состоял на должности управляющего имениями аристократического семейства Талейранов. Таким образом, делает вывод Ж. Тюлар, отец Мюрата «являлся состоятельным человеком и по своему положению был выше, чем простой трактирщик в сельской местности». Тем не менее, богат ли был Пьер Мюра или не очень, представители высшего света никогда не забывали о том, что Иоахим – сын трактирщика. Достаточно вспомнить о том, как объяснял Наполеон свое нежелание выдавать свою любимую сестру за него замуж: «Мюрат, – говорил он, – всего лишь сын трактирщика. В том высоком положении, куда меня вознесла судьба, я просто не могу позволить, чтобы моя семья породнилась с такой посредственностью».
Впоследствии, когда Иоахим стал знаменитым военачальником, разного рода льстецы пытались всячески приукрасить его родословную. Одна из таких «благородных» версий, возникших в период его наибольшего возвышения в обществе, была вызвана чисто конъюнктурными соображениями. В изложении современного российского историка Сергея Захарова она выглядит так: «…во времена Империи нашлись доброжелатели, которые пытались выдать зятя императора, маршала и неаполитанского короля за представителя древнего дворянского рода. Потомственный дворянин Мюра-Систриер написал Иоахиму, что тот, скорее всего, происходит от виконтов де Мюра. По крайней мере, семейство Мюра-Систриер претендовало на такое родство, хотя и не могло доказать это какими-либо документами. У Мюрата, однако, хватило проницательности не настаивать на этой версии, поскольку никаких убедительных доказательств в ее пользу не было».
Но самая нереальная и, если можно так сказать, экзотическая версия происхождения будущего наполеоновского маршала была изложена в 1899 году в книге Магды Нейман «Армяне», написанной ею в соавторстве со своим мужем Григорием Никогосяном (Никогосовым). До этого вопрос о национальной принадлежности Мюрата ни у кого не вызывал сомнений – чистокровный француз, а если точнее – гасконец. В книге же Нейман утверждается, что он – карабахский армянин. Согласно этой версии мальчик, которого назвали Овакимом, родился в Карабахе, в семье купца Мурадяна, который вскоре после рождения сына решил уехать в Западную Европу. Там он хотел установить коммерческие отношения между европейскими торговцами и своими соотечественниками. Купец вместе с сыном, по пути побывав в России, прибыл в Германию, а точнее в город Лейпциг в то время, когда во Франции бушевало пламя революции. В это же время, по словам авторов книги, началась война между Турцией и Персией (неясно, о какой войне идет речь). Вследствие этих событий торговые пути на Восток оказались закрытыми. Это обстоятельство заставило Мурадяна отказаться от прежнего замысла и отправиться дальше, сначала в Вену, а потом, по просьбе сына, – во Францию. Там они обосновались в селении Бастид, где Мурадян стал трактирщиком, а Оваким был отдан на службу к иезуитам. Дальнейшая биография Мюрата «вливается» авторами в официальное русло.
Но никаких документальных фактов и источников в подтверждение этой версии М. Нейман не приводила. Тогда откуда взялись такие сведения? Оказалось, что Магда изложила устные рассказы Никогосова, который, в свою очередь, услышал их от генерала И. Д. Лазарева в 1873 году. А тот, якобы еще юношей слушал, как об этом в Карабахе рассказывал мамелюк (телохранитель) Наполеона – Рустам. Вот на основе такой цепочки из устных рассказов, слухов и домыслов родилась эта версия. Проверяя изложенную Нейман информацию, историки обнаружили в ней немало ошибок и неверно трактуемых событий. К примеру, в книге пишется, что после первого отречения Наполеона в 1814 году мамелюк Рустам покинул Францию и перебрался на Кавказ, где участвовал в русско-персидской войне 1826–1828 годов. В то время, как из достоверных источников известно, что с 1814-го по 1845 год он проживал во Франции. Естественно, что он не мог в это время пребывать в Карабахе и рассказывать там легенды о маршале Мюрате. Или возьмем такой известный факт, как отказ католика Мюрата перед казнью от причастия. В действительности этот поступок был своеобразным протестом маршала против несправедливого приговора суда. Нейман же преподносит его так: осужденный грубо оттолкнул от себя католического священника со словами «Иди прочь, а я не твоей веры!» Это искажение реального факта необходимо ей, чтобы еще раз подчеркнуть, что маршал был карабахским армянином.
«Армянская версия» стала для исследователей жизни и деятельности Мюрата настоящим сюрпризом. На первый взгляд, она появилась внезапно, «выросла ниоткуда». Между тем некоторые наполеоноведы находят, что толчком для ее возникновения могло послужить сообщение, опубликованное в 1887 году в армянском журнале «Аракс». Там шла речь о главаре египетских мамелюков конца XVIII столетия – «карабахском Мурад-бее» (1750–1801). В юности он был пленен на Кавказе турками, а затем его продали египетским мамелюкам. Вскоре он не только сумел освободиться от рабства, но и получить титул бея. Ему подчинялся Верхний Египет. В 1798–1799 годах Мурад-бей организовал борьбу мамелюков против вторгшейся в Египет французской армии, но проиграл ее. Поэтому в последующие два года он пытался наладить сотрудничество с преемниками Бонапарта – генералами Клебером и Мену, но не успел, так как в апреле 1801 года скончался от чумы. Мурад-бей был опытным полководцем. Наполеон видел в нем самого смелого, активного и опаснейшего из всех своих врагов в Египте. Недаром саблю Мурада, захваченную как трофей, он долго держал при себе. И только после своего первого отречения, перед отплытием на остров Эльба 13 апреля 1814 года, подарил ее маршалу Макдональду.
Все эти факты никоим образом не соотносятся с датами и событиями биографии подлинного Мюрата. Это касается, прежде всего, его участия в Египетском походе, где ему пришлось воевать с Мурад-беем. Кстати, это ему, а не Макдональду была подарена Наполеоном сабля Мурада. И умер маршал Мюрат не в 1801 году от страшной болезни, а был расстрелян в 1815-м. А если к этому добавить еще то, что мамелюк Мурад был неграмотный и не умел даже написать свое имя, а пользовался именной печатью, то вряд ли такой человек мог править и издавать законы в Неаполитанском королевстве, как это делал Мюрат. Но вернемся к национальному вопросу, где тоже наблюдается масса нестыковок и неясностей.
Национальная принадлежность Мурада еще туманнее, нежели у Овакима. По общепринятому мнению, его считали черкесом (европейские современники всех мамелюков воспринимали как черкесов). Некоторые грузинские историки называли его грузином. Если же Мурад был действительно родом из Карабаха, то основной причиной, по которой его могли отождествлять с французским маршалом, могло послужить простое сходство его имени с фамилией последнего (Мурад – Мюрат). Кстати, один из биографов Мюрата отмечал любопытную деталь: во время пребывания армии Бонапарта в Египте Мурад-бей очень гордился сходством своего имени с фамилией «неустрашимого французского тогда еще генерала Мюрата».
Сохранилось описание внешнего облика мамелюка Мурада: «Мурад-бей был светловолос, среднего роста и плотного телосложения, носил густую бороду и имел грубый нос». А вот портрет, нарисованный герцогиней д’Абрантес: «У Мюрата черты лица были не хороши и даже, когда видели его без завитых волос, без перьев и золотого шитья, он был дурен. В лице его отличалось много черт Негра, хотя нос у него был не приплюснутый; но толстые губы и орлиный, только без всякого благородства, нос придавали ему многое физиономии, по крайней мере, Метиса». Таким образом, только из этих описаний внешности можно сделать однозначный вывод, что это были совершенно разные люди.