Страница 36 из 37
Многими исследователями середины XX в. было отмечено, что Рембо ничего не объединяет соответствиями, а, напротив, выделяет гласные звуки или даже буквы как внесистемный элемент и ведет от них расходящиеся, а не строго ассоциативные ряды.
В 1904 г. Э. Гобер предложил упрощенное толкование сонета - сославшись на, возможно, бывший в руках ребенка Рембо букварь, где "А" было напечатано черной краской, "Э" - желтой (могло выцвести до белой на бумаге или в памяти), "И" - красной, "О" - лазурной, "У" - зеленой, а "Игрек" - оранжевой. Это предположение убедительно в том смысле, что трактовка в букваре была чисто произвольной и не содержала какой-либо значащей ассоциации между данным Звуком и цветом. К тому же это букварь, и ряды построены не лингвистически, исходя из звука, а примитивно, исходя из букв, которые по-французски в разных сочетаниях могут и обозначать совершенно разные звуки, и входить как частица в их обозначение. К "е", например, даны примеры, где эта буква обозначает и "э" закрытое, и "э" открытое, и "а" носовое; к "i" все примеры дают в произношении не "и", а "э" носовое; к "о" часть примеров дает произношение "о", а часть - один элемент в обозначении звука "у" ("ou"); только к "и" (т. е. имеется в виду французский звук, близкий к нашему не йотированному "ш" или немецкому "и") примеры в букваре дают основное звучание "ю".
Влияние на сонет воспоминания о букваре кажется вероятным и из-за совпадения цветовых окрасок букв, и особенно из-за неупорядоченности, бессистемности ассоциаций.
Передача сонета "Гласные" на другой язык наталкивается на серьезные трудности. Чтобы всякое подобие смысла не утратилось, в переводе следовало бы сохранять французские прописные буквы латинскогз алфавита. Но уже об этом "известить" читателя затруднительно, поскольку именно гласные имеют в большинстве случаев в латинице и гражданской кириллице одинаковый рисунок. Подстановка под французские гласные сонета русских "Е", "У" или даже более адекватных "Э" и "Ю" принципиально нарушает его строй. Затруднения усиливаются от тою, что в сонете Рембо "Е" (латинское) прежде всего связано с тем вариантом его французского произношения, где оно выговаривается как "О" (примерно как в слове "телка" в русском языке).
Нарушение у Рембо алфавита букв обусловлено, вероятно, тем, что при нормальном расположении "О" и "У" в стихе возникло бы зияние (hiatus), которого избегали французские поэты.
Было придумано и сверхзапутанное символическое понимание сонета, якобы построенного согласно книге Элифаса Леви "История магии". Однако никакого отражения последовательности мистической системы Леви (псевдоним писателя-священника, отца Констана, 1818-1875), ни его триад у Рембо нет, а уподобление строится на вопиющей нелепице, будто синее у Рембо выступает просто как заместитель черного, а зеленое - белого.
Люсьен Сози предложил в 30-е годы интерпретацию, по которой значение букв для Рембо исходит из их графики, если представлять печатные прописные буквы уложенными на бок. "I" лежачее объясняется как черта, т. е., по мнению Сози, как губы и, таким образом, как красное! Остальные объяснения Сози совсем не убедительны и включают к тому же неправильное прочтение копии Верлена.
Верхом несуразности было напечатание в 1962 г. в двухнедельнике "Бизарр" (Э 21-22) неким преподавателем женского лицея в Виши (имя которого не стоит вспоминать) статьи под претенциозным заглавием "Кто-либо читал Рембо?", вздорной эротической интерпретации сонета "Гласные" как описания женского тела. Для такого "толкования" нужно, забыв текст, всего-навсего... букву А перевернуть ("пол"), Е положить на бок и написать округло как греческое "эпсилон" ("груди"), I уложить на бок ("губы"), U перевернуть ("прическа", почему-то зеленая), и т. п. Этот "параноический бред" привлек внимание падкой до сенсаций прессы. Позже статья в "Бизарр" послужила толчком для написания книги Р. Этьембля "Сонет "Гласные"" (Париж, 1968), осмеявшей нелепые объяснения текстов Рембо.
В 1894 г. появилось сразу два перевода "Гласных". Первый был помещен в русском издании А. Бинэ "Вопрос о цветном слухе" (М., 1894, с. 62-63). Перевод этот, принадлежащий, видимо, переводчику всей книги Д. Н., любительский, не сохранивший структуры сонета, никогда не перепечатывался.
Второй перевод, более высокий по качеству, можно найти в Собрании сочинений Мопассана (т. VI. Бродячая жизнь и пр. СПб.: Вестник иностранной литературы, 1894, с. 15). Здесь Мопассан вспоминает о Рембо в связи с рассуждением о цветном слухе. Книга "Бродячая жизнь" переведена в указанном томе Е. Г. Бекетовой (1836-1902, бабушкой Александра Блока). В переводе романа нет ссылок на то, что вкрапленные в него стихотворные тексты переведены кем-либо другим. Можно предположить, что и известный перевод "Гласных", помещенный здесь, тоже принадлежит Е. Г. Бекетовой, переводившей иногда и стихи, а не ее дочери А. А. Кублицкой-Пиоттух. Не удалось выяснить, почему именно перевод приписывается А. А. Кублицкой-Пиоттух. Возможно, причина в том, что Максим Горький в известной статье "Поль Верлен и декаденты" (Самарская газета, 1896, 13, 18 апр.) дал этот перевод за подписью "госпожи Кублицкой-Пиоттух":
А - черный; белый - Е; И - красный; У - зеленый.
О - синий; тайну их скажу я в свои черед.
А - бархатный корсет на теле насекомых,
Которые жужжат над смрадом нечистот.
Е - белизна холстов, палаток и тумана,
Блеск горных ледников и хрупких опахал.
И - пурпурная кровь, сочащаяся рана
Иль алые уста средь гнева и похвал.
У - трепетная рябь зеленых вод широких,
Спокойные луга, покой морщин глубоких
На трудовом челе алхимиков седых.
О - звонкий рев трубы, пронзительный и странный,
Полеты ангелов в тиши небес пространной,
О - дивных глаз ее лиловые лучи.
В переводе В. Дмитриева в Полном собрании сочинений Ги де Мопассана (М., 1947, т. X) впервые соблюдена сонетная рифмовка четверостиший: