Страница 91 из 99
— Так и скажи!
— Мама у меня замуж выходит! — выпалил он на одном дыхании.
— Да ну? — поразилась Марина. — Когда? За кого? Где они жить думают?
— На вопрос «как» ответ может быть только один — молча. Представляешь, до последней минуты мне ничего не говорила! Они почти год встречаются, и хоть бы намекнула. И вдруг вчера с бухты-барахты: «Сереженька, я встретила свое счастье!»
Теперь «за кого?». Есть там у них в садике пацан такой, Левой звать, Левон, значит. По матери русский, а отец — не то грузин, не то армянин. С год назад они всей семьей на дачу уехали на своей машине и в аварию угодили. Мать этого Левона впереди сидела, ее сразу насмерть. Грузина контузило маленько, а пацан ихний на заднем сиденье спал, так ему ничего, представляешь?
Родственников у них в Москве никаких нет. Левку сперва соседи приютили, потом матери позвонили, что нельзя ли его к нам временно забрать, пока отец из больницы выйдет. Мать моя согласилась. С неделю он у нас прожил, потом его отца из больницы выписали, он к нам приехал, сына домой забирать. Сам черный с лица и смотрит так, будто никого вокруг не видит. Левка от него со страху под стол забился и шепчет мне оттуда: «Боюсь, папа на меня сердится! Ну, что мама умерла, а я вот живой». Представляешь, пятилетний пацан, а такие мысли! Насилу мы с матерью его успокоили. Мать тогда с ними поехала, помочь разобраться в первый вечер.
Потом они познакомились поближе, она их навещала все время. Я не знал ничего, думал, у них в тот день все и кончилось, а видишь, как все обернулось?
Ну а теперь главное. Жить они собираются, естественно, у него, так что позволь предложить тебе нашу, с позволения сказать, более чем скромную, обитель. — Последние слова Сергей пробормотал заплетающимся языком неразборчивой скороговоркой, бросил взгляд на Марину и замолчал.
Марина сидела, поставив ноги на перекладину табуретки, уткнув подбородок в колени, светлые глаза ее потемнели, и она долго ничего не говорила.
— Сережа, — сказала она наконец, — это все не так просто.
— Да что тут сложного? Сама говорила, не можем жить вместе просто потому, что нам негде! Я терпел этот бардак, потому что был не в силах ничего предложить. Представляешь, чего мне стоило оставлять тебя ежедневно в доме, где из трех постоянно ошивающихся мужиков с одним ты точно была близка, а с двумя другими — наверное? — Он задохнулся.
— Да, Сереженька, ты прав. Это все ужасно. Ну что ж… — произнесла Марина, стараясь говорить как можно решительнее, хотя губы у нее и дрожали. — Давай расстанемся?
— Ты соображаешь, что говоришь?
— А что мне сказать? Что я могу сказать, когда ты не даешь мне даже подумать? Требуешь, чтобы я немедленно собирала вещички! А у меня двое детей, кто там мне будет с ними помогать? Ты, может быть? Так ты весь день в институте.
— Ну, Марина, я каждый день буду приходить домой, пусть даже только вечером. Справимся как-нибудь, как-то люди справляются, когда у них рождается двойня! На худой конец, мама моя поможет, она воспитательница.
— Маму твою я к своим детям на пушечный выстрел не подпущу! — немедленно вскинулась Марина. — К тому же сейчас лето, а здесь дача. И лес. Летом здесь детям наверняка лучше, чем в городе.
— Но, Марина, лето ведь когда-нибудь кончится!
— Когда кончится, тогда и поговорим! Пойми, Сережа, — Марина наконец смягчилась, — я же не отказываюсь, просто… Просто действительно, должна же я подумать! Ну неужели это не ясно? — Тон ее из решительного и гневного сделался умоляющим.
— Ясно, — грустно и покорно проговорил Сергей. Он немного помолчал и вдруг решительно поднялся из-за стола. — Ты прости, Марина, но сейчас я не могу здесь оставаться. Мне нужно время, чтобы все это переварить. Я как-то иначе представлял себе наши отношения. Я даже имел дерзость предполагать, что ты действительно моя жена.
Он быстро вышел из кухни, громко протопал по всему дому, потом медленно, немыслимо долго шел через сад к калитке.
Марина сидела перед окном и смотрела ему вслед. Она видела, как захлопнулась за ним калитка. Похоже, Сергей ждал, что она побежит за ним следом. Она бы и рада была, но не могла. Это ведь значило бы, что она согласна расстаться с Крольчатником. И после этого ей не оставалось бы ничего другого, как идти и собирать вещи. Поэтому Марина продолжала сидеть и смотреть на выкрашенную в зеленый цвет металлическую калитку, на прилетевшую невесть откуда и усевшуюся на ворота сороку с белоснежными боками и длинным черным хвостом. По Марининому лицу текли слезы. Сейчас она могла плакать, не стесняясь: никто не видел.
Утром, перед завтраком, Марина отловила возвращавшегося с конюшни Валерьяна и поделилась с ним Сергеевыми новостями. Марине казалось, что надо сказать Валерьяну первому. Ведь если все выйдет по-сережиному, прежде всего это коснется Валерьяна. Не оставит же Марина Пашку здесь без себя!
Как она и предполагала, Валерьян пришел в ужас.
— Ты это всерьез? Хочешь увезти моего сына?
— Валя, успокойся, я не отбираю его у тебя! Ты будешь его навещать сколько захочешь, мы будем с ним ездить к тебе в гости, ты будешь с ним гулять, забирать к себе на день-два…
— Да пошла ты к черту! Это мой сын, я хочу его каждый день видеть, а не навещать в удобное для тебя время! Сама ты можешь катиться куда хочешь, но сына я тебе не отдам, так и знай!
— Валя, тебе не кажется, что это и мой сын?
— Вот ты его и навещай! В любое время! А жить он будет тут. Что тебе здесь не нравится? Может, вам с Серегой комнату еще одну выделить, побольше? Давай я с Аленой поговорю, отберем у Ольги ее мастерскую, все равно она там почти не бывает. Весь мезонин будет ваш! Спроси у него, может, он согласится?
Марина покачала головой.
— Что ты, Валь! Он же хочет, чтобы у него был свой дом, своя жена, своя семья… Неужели это непонятно?
— Да все мне понятно! Непонятно только, почему он этого хочет за мой счет!
Валерьян кричал, не замечая, что все собрались в столовой и прислушиваются к их разговору.
— Господи! — стенал Валерьян. — Такая кодла матерей с детьми! Что бы твоему Сергею посвататься к Ольге или к Жене? Почему, почему именно моего ребенка увозят? За что именно мне такое? — Валерьян вдруг осекся, увидев недоуменно уставившиеся на него круглые от изумления глаза Алены.
— Валя! — воспользовавшись паузой, тихо и удивленно проговорила Алена. — Скажи мне, неужто для тебя в самом деле так важно знать, что это именно твой ребенок? Это же очень глупо!
Валерьян молчал.
— Но ты же всегда со мной соглашался! Как я, считал, что это замечательно: знать и не думать об этом никогда, просто считать, что все дети наши, и неважно, кто от кого! Послушай, когда бы я ни поднимала эту тему, ты всегда, всегда говорил, что со мной согласен! Так что же, выходит, ты мне все это время врал?
Валерьян по-прежнему не открывал рта.
— Валь, скажи! — настаивала Алена. — Мне важно знать!
— Ну, врал, — мрачно произнес Валерьян, уставившись в пол.
Теперь замолчала Алена. Такой Марина ее никогда не видела. На Алениных щеках, покрытых нежным румянцем, выступили красные пятна.
— Я даже не знаю… — Алена растерянно развела руками. — Ну… Ну, если это тебе так важно, раз ты так страдаешь, вот тебе твой ребенок, целуйся с ним!
И Алена выхватила из стайки детей оживленно щебечущую о чем-то свою Соньку и толкнула ее изо всех сил прямо на Валерьяна, так что тот едва успел Соньку подхватить.
Валерьян держал Соньку на руках и смотрел на Алену изумленными, недоверчивыми глазами.
— Это правда? — выдохнул он наконец.
— Правда. — Алена резко развернулась и вышла.
— Старик, — прокашлявшись, произнес Денис, — ей-Богу, я думал, ты знаешь! Ну если ты еще сомневаешься, то могу тебе сказать, что это точно не я, поскольку тогда в одном знакомом доме я трипак подцепил и с ним разбирался, а Илюха в это время на два месяца в лагерь уехал, вожатым работать. Так что сам видишь, кроме тебя, вроде бы некому.