Страница 61 из 99
— Ты мне ничего не расскажешь? — спросила она, наблюдая, как Марина достает пальто с вешалки.
— Нет.
— Послушай, как ты можешь? Ведь я беспокоюсь за тебя!
— Нет. Ты не беспокоишься. Ты лю-бо-пыт-ству-ешь. А мне это мерзко.
— Вот ты какая стала!
— Да. Такая.
Они стояли друг против друга, готовые вцепиться друг другу в волосы. Прошла минута, другая. У Ани первой дрогнуло сердце.
— Марина, не уходи, пожалуйста, куда ты пойдешь на ночь глядя?
— Домой. У меня есть дом. — Марина вовсе не была в этом уверена.
— Марин, останься. Марин, ну извини меня, ну хочешь… Я больше не буду ни о чем спрашивать! Марина, не уходи! Мне будет без тебя так одиноко!
Марина стояла на пороге, нерешительно переминаясь с ноги на ногу. Ей было жалко Аню, хотя обида еще переполняла ее.
— Ну ладно, — промолвила она наконец, — только обещай больше никогда не задавать мне никаких вопросов.
— Конечно, раз ты не хочешь…
— И не высказывать ни о чем своего мнения, пока тебя о нем не спросили!
— Если тебе это неприятно…
— Еще как неприятно! Набросилась на меня, что твоя миссис Робертс или наша Катерина!
— Марина, прости меня, черт знает, что на меня нашло!
Аня произносила эти слова неохотно, но ей так не хотелось оставаться одной в этой пустой квартире! Марина представила себе, как бы она тут одна осталась, с этими уходящими ввысь потолками и бомжами за стенкой. Поздним вечером Марина и сама их боялась.
— Ладно уж, мир! Остаюсь, если будешь хорошо себя вести.
Обе девочки с явным облегчением засмеялись.
— У тебя найдется что-нибудь поесть? — снова спросила Марина.
Аня слегка смутилась:
— Всегда можно сделать бутерброды.
— Эх ты, бутерброды! — передразнила ее Марина. — Картошка у тебя есть? А крупа какая-никакая найдется? Пойдем, я тебе что-нибудь приготовлю, а то сдохнешь от этой сухомятки!
Через минуту Марина уже весело и ловко стряпала, а Аня наблюдала за ее действиями с восхищением и завистью.
14
Марина увидела Валерьяна издалека. Он стоял у фонтана, пытливо всматриваясь близорукими глазами в толпу, движущуюся от метро к «Макдональдсу». Марина сделала круг, обежала фонтан с другой стороны, подкралась к Валерьяну сзади и с размаху хлопнула его по плечу, благо он был не слишком высок ростом.
— Ай! — Он так и подпрыгнул.
— Не ждали?
— Ну ты даешь, мышь! Экая ты вдруг бойкая стала! А ну, поворотись, сынку! — Он, прищурившись, с улыбкой разглядывал ее, точно и впрямь отец — родимое детище, и наконец прищелкнул языком с восхищением: — Нет, мышь, что ни говори, а Москва тебе явно на пользу.
— Что, нравлюсь? — Марина видела, что нравится, ей было приятно это сознавать и еще приятнее об этом слышать.
— Что есть, то есть! Черт, я ведь думал, что ты сама мне первая позвонишь! Затоскуешь в Москве и позвонишь.
— Позвоню? Зачем?
— Ну как? Выбраться вместе погулять по старой памяти.
— Мне казалось, что ты в Крольчатнике. — Марина растерялась.
— Да ты разве не помнишь? Я в Москве больше времени провожу, чем у нас. Честно говоря, я думал, что ты успела мой график изучить.
— И вправду. Не сердись, Валечка. — Марина виновато потерлась щекой о его плечо. — Не до того было. Совсем я тут завертелась. Школа, потом еще к свадьбе надо готовиться…
— Как там со свадьбой? Вы уже встречались с Сергеем?
— Да. — Марина немного смутилась.
— Все обговорили?
— Да нет, не все еще. Еще сегодня встречаться будем.
— Вы давайте, а то времени в обрез. Не век же ты в Москве торчать будешь!
«И вправду, — холодея, осознала Марина. — Не век. А как мы с Сережкой? Впрочем, ему, наверное, можно будет все объяснить. Будет приезжать меня навещать… А если он не поймет? Тогда все полетит, не успев начаться. Ну и пусть себе летит! — подумала Марина, неожиданно обозлившись непонятно на что. — Если он такой дурак, что не сможет ничего понять, на кой он нужен!» И Марина решительно тряхнула головой.
— Мышь, ты чего такая смурная? — спросил наблюдавший за ней Валерьян.
— Какая?
— Ну… задумчивая, загадочная. Этакая незнакомая дива.
— Кто? Я дива? Да я тебя сейчас!..
Марина вдруг наклонилась, подобрала комок снега, ловкими, привыкшими лепить пельмени пальцами скатала снежок и кинула в Валерьяна. Снежок попал в шею, рассыпался, часть снега попала за воротник.
— Ах ты дрянь такая! — Валерьян запустил в Марину снежком, и они со смехом понеслись по Тверской, перебрасываясь снежками, а люди провожали их завистливыми взглядами.
Валерьян с Мариной отлично провели время, прошвырнулись по самым своим любимым местам, выпили кофе в маленьком баре при Литинституте, постояли во дворе бывшего Марининого дома, глянули, как движется ремонт в бывшем Валерьяновом. Они почти не разговаривали, правда, Валерьян успел выложить Марине последние новости: у Димыча все вроде бы в норме, и он счастлив, что снова дома; Ольга у себя в мастерской ухитрилась в дым напиться, из-за чего у нее был нешуточный скандал с Денисом (поговаривают, что без Володечки тут дело не обошлось, но доказать ничего невозможно); у Ильи приболела мать, и они с Машей и детьми перебрались в Москву; без них и без Марины в Крольчатнике стало тоскливо. Вот, собственно, и все. Да, Бруно передал Марине с Женькой записку, ее никто не читал. (Марина спрятала записку в карман, решив прочитать попозже, когда никто не будет мешать.)
Всерьез они с Валерьяном ни о чем не говорили. Все было похоже на тот вечер, в самом начале, еще до ее беременности и до Крольчатника. Валерьян даже не стал ее спрашивать, как она себя чувствует.
В Колокольном переулке они, повинуясь внезапному порыву, зашли в какой-то подъезд, поднялись там на пару лестничных пролетов вверх и, сев на низкий широченный подоконник, на несколько мгновений припали друг к другу. Валерьян нащупал под ворохом зимней одежды Маринин живот и в который уже раз попытался послушать, как оно там шевелится. Но ребенок, как только на Маринин живот легла Валерьянова рука, замер.
— Денис говорил мне, что так бывает, — сказал Валерьян, похоже, самому себе в утешение. — Они откуда-то знают, что это их отец, и перестают шевелиться, когда чувствуют его руку.
— Не расстраивайся, рано или поздно увидишь его целиком.
— Скорей бы уж! — Валерьян вздохнул.
— И что тебе так не терпится? Можно подумать, это твой первый ребенок!
— Да кто его знает? Вполне может быть, что и так.
— Да что ты говоришь? — возмутилась Марина. — По Крольчатнику детей бегает без счету!
— Так-то оно так, но откуда я знаю, который из них мой?
— А тебе надо обязательно знать точно? Между прочим, Сонька на тебя очень похожа. Я иной раз посмотрю на нее, вылитый ты!
— Ты что, и в самом деле так думаешь? — Валерьян недоверчиво покосился на Марину. — Или ты хочешь меня утешить?
— Утешить? Что за глупости? Честное слово, я всегда думала, что Сонька твой ребенок. А почему бы тебе прямо не спросить у Алены? Или она сама точно не знает?
— Не в том дело. Может, и знает, но ни за что не скажет. Принцип у нее такой — никто не должен знать, какой ребенок чей, чтобы ко всем было одинаковое, ровное отношение. Правда, так все равно не получается.
— Тогда плохо твое дело, — Марина вздохнула сочувственно. — А интересно, чей ребенок у Алены теперь? Вдруг тоже твой, а?
— Да все может быть. В таком случае я многодетный папа! Если с твоим считать, трое получается. Пустое все это, никогда я про это ничего не узнаю. Может, она и права: какая разница? Ту же Соньку я все равно люблю, просто потому, что ее невозможно не любить.
Но по всему было видно, что это для него очень важно.
Они простились в метро, поцеловавшись на прощанье.
— Я тебе позвоню на той неделе! — пообещал Валерьян.
— Позвони, — рассеянно откликнулась Марина. Мысленно она была уже далеко.
— Нет, мышь, все-таки ты нынче какая-то не такая. Что-то тут с тобой произошло.