Страница 4 из 99
— Ну хватит, хватит! — увещевала его Марина. — Как ты ни старайся, настоящей собаки из тебя все равно не выйдет. Никакая ты не собака, сплошная несуразица! Ну, брат, ты и нахал! — На сей раз песик исхитрился ухватить Марину зубами за нос. Марина присела на корточки, осторожно поставила собачонку на пол и подняла голову.
Напротив нее, у дверей в свою комнату, стояла мама, на вид вполне здоровая, но очень растрепанная и с красными, припухшими глазами. Мама молчала. Марина тоже. Марина даже с корточек приподнялась, несмотря на то, что обрадованный Фунтик оперся лапами о ее колени и начал старательно вылизывать ей лицо, слегка прихватывая зубами губы и щеки.
Так они и смотрели друг на друга, Марина и мама, и ничто не нарушало эту жутковатую тишину, кроме вечного попискивания компьютера, доносящегося из-под папиной двери.
Марина ожидала криков, ругани, ее бы не удивила даже пощечина. На улице, перед домом, она с замиранием сердца посмотрела, не стоит ли где поблизости «скорая помощь». Всю дорогу Марина заготавливала бесчисленные ответы на всевозможные вопросы. Но как прикажете отвечать, когда тебя ни о чем не спрашивают?!
Неожиданно мама всхлипнула, поползла по косяку и села на пол. Марина не верила своим глазам. Ее мама сидела на полу и, закрыв лицо руками, беспомощно, как ребенок, плакала.
— Мамочка! — Марина подскочила к маме. — Успокойся, не плачь, пожалуйста, я же пришла, ничего не случилось, все в порядке!
Мама вцепилась в Маринину руку с цепкостью маленькой девочки, потерявшей на мгновение своих в толпе. Другой рукой она, как слепая, без конца ощупывала Маринино лицо, руки, плечи, перебирала волосы и плакала, плакала, не переставая.
— Ну, мам, ну чего ты, ты чего, мам? — тупо повторяла Марина, которой стало казаться, что их роли каким-то чудом переменились и старшей теперь стала она.
Наконец мама успокоилась, поднялась, тяжело опершись на Маринино плечо, и они вдвоем перебрались в кухню, где устроились на диване в обнимку.
Ни о чем мама Марину не спрашивала. Похоже было, что ей вполне хватало того, что Марина здесь, с ней, что Марина нашлась и ничего ужасного с ней не случилось. Что же до объяснений, то мама, казалось, была готова принять любые версии, хоть сколько-нибудь правдоподобные. И Марина, не особенно затрудняясь, наплела ей, что она познакомилась на вечере с одной девочкой: «Ой, мам, такая девочка, она из французской школы, той, что у метро, знаешь?» — а после вечера они пошли к девочке домой.
— Она, мам, недалеко тут живет, я, мам, сначала думала, зайду на минуточку, а потом мы с ней так заболтались, что я, мам, представляешь, уснула в кресле, просто как провалилась, прямо посреди разговора, и так до утра и проспала, они, мам, просто не знали, что со мной делать, представляешь, как получилось? Ты не очень сердишься, мама?
Мама только рукой махнула.
— Лишь бы с тобой все было в порядке! Ходи, пожалуйста, в гости к подружкам, ночуй у них, если хочешь, тем более Аня уехала, и тебе, наверное, без нее одиноко. Только, умоляю, Марина, обязательно в другой раз звони! Что я пережила, думала, просто с ума сойду! Чего я себе только не навоображала! Во все морги звонила, во все больницы! — И мама опять жалобно всхлипнула.
— Прости меня, мамочка! — снова и снова покаянно шелестела Марина. — Я больше никогда так не буду! Можно, я теперь помоюсь и пойду спать? По-человечески, лежа, а не сидя в кресле?
— Конечно, а есть ты разве не хочешь?
— Нет-нет, я потом.
Как хорошо, что все снова стало на свои места, и мама опять стала мамой, а Марина опять ее дочкой! Как страшно было, когда было наоборот!
Марина зашла в ванну и медленно стала раздеваться. На трусах Марина с каким-то мрачным удовлетворением заметила маленькое пятнышко.
Она быстро застирала трусы в холодной воде и небрежным жестом закинула их на батарею. Внутри все немного ныло, тянуло слегка внизу живота. Марина залезла в ванну, намылилась, включила душ, сперва горячий, а потом холодный, чтобы прийти в себя. Сняла с полки шампунь и вымыла голову, смыв наконец с волос мамины духи, а заодно и чужой запах.
Тщательно вытеревшись, Марина, не одеваясь, встала перед большим, от пола до потолка, зеркалом, занимавшим у них в ванной целую стену, и придирчиво себя осмотрела. Ничуть не изменилась. А внутри? С этим еще предстояло разбираться. Но сначала спать. Спать. Несмотря на контрастный душ, в голове у Марины стоял туман, и все происшедшее сегодня ночью казалось чем-то нереальным, словно бы подернутым дымкой. «А был ли мальчик-то? Может, мальчика-то и не было?» — язвительно спросила Марина у самой себя, показала себе язык и вышла из ванной.
Когда она шла мимо кухни, ее окликнула мама:
— Мариночка, я тебе кое-что должна сказать.
— М-м-м-да?
— Марина, папа ничего не знает. Я его не стала волновать, ты ведь знаешь, как он много работает. И ты ему тоже, пожалуйста, ничего не говори.
— Конечно, мамочка!
Марина вошла к себе, легла и отвернулась к стене, устало сомкнув глаза. Черт, она ведь спала там, так отчего ей так хочется спать и не просыпаться? И уже проваливаясь в забытье, Марина услышала зычный возглас:
— Люся! Обедать!
«Интересно, который сейчас может быть час?» — подумала Марина.
5
Проснулась Марина в сумерках. На часах было полседьмого. Что там мама такое сказала? Ах да, не говорить папе. Нет ничего проще! С папой Марина и так почти никогда не разговаривает.
Папа у Марины — мировой мужик. В своем роде. Сидит себе за компьютером, час сидит, другой, третий, день сидит, другой, третий, ночью тоже сидит, только клавиши постукивают да раздается иногда неожиданный зычный бас, вот как давеча:
— Люся, чаю!
Или:
— Люся, обедать!
Независимо от времени суток.
Потом вдруг — стоп! Все немедленно отключается, папа вскакивает, сгребает со стола бумажки-дискетки и бегом-бегом куда-то, к кому-то.
— Леша, когда придешь?
— А черт его…
И дверь хлопнула. Может, вечером того же дня придет, может, следующего. А как придет, так почти сразу опять за компьютер. Нет, удобный он человек, что ни говори. А мама плачет. Ну, ее можно понять, ей, наверное, нужен не столько удобный человек, сколько живой, любящий. Чтобы цветы приносил, внимание оказывал. Разговаривал хотя бы иногда. Маме ведь и сорока еще нет. Папе тоже.
Марине приснилась Аня. Во сне Марина пыталась рассказать ей обо всем, что с ней произошло, но почему-то у нее ничего не выходило. Аня просто не хотела ей верить. На все Маринины объяснения Аня только качала головой и повторяла: «Нет, Марина, нет, ты же умная, интеллигентная девочка, ты моя подруга, я тебя слишком хорошо знаю, чтобы поверить, что ты вдруг оказалась в постели с первым встречным мужчиной! Да с какой бы стати ты поехала к нему на ночь глядя? Да еще одна? Нет-нет, ты наверняка это все просто выдумала, многие девочки нашего возраста увлекаются подобными фантазиями. Вот только не могу понять, тебе это зачем? Неужто больше думать не о чем?» — «Да нет же!» — доказывала во сне Марина, чувствуя, однако, что доказать ничего не в состоянии и остается только повторять безнадежно, что все это на самом деле было с ней. «Марина, признайся, что ты это выдумала! Выдумала мне назло, ты же знаешь, как я ненавижу подобные гадости. Ты, наверное, просто позавидовала, что меня послали в Америку, а тебя нет, вот и плетешь невесть что!» С отчаяния Марина начала задыхаться. Почему, почему ей Аня не верит? Будто она разговаривает не с Аней, а с каменной стеной.
Марина вытерла пот со лба. Уф, слава Богу, это был только сон! Лежать на полу было неудобно, вот и приснилась такая дрянь. Нет, пора переходить на кровать! Аня не верит ей, не понимает ее, и не потому, что не может — даже во сне Марина была уверена, что Аня может все, — а просто не хочет понять!
Есть такие вещи, которых Аня не хочет понимать, просто ей лень до них опускаться.