Лотерей

Рассказ в жанре либерпанк. Сокращенная версия для конкурса "Квазар. Парасекс". Отличается от полной версии некоторыми сюжетными линиями. Если еще тридцать лет назад подростки сами выбирали свой пол, то сегодня никто даже не задумывался о том, что люди различны. На смену огромному пласту отныне запрещенной и неприличной лексики пришло одно-единственное слово "хумано". 2014

Милосердов Максим

Милосердов Максим

Лотерей (сокращенная версия)

Анонс

Если еще тридцать лет назад подростки сами выбирали свой пол, то сегодня никто даже не задумывался о том, что люди различны. На смену огромному пласту отныне запрещенной и неприличной лексики пришло одно-единственное слово "хумано".

Лотерей (сокращенная версия)

Сегодня урок эстеса казался Вирджину особенно скучным. Ну, разве можно думать о занятиях, когда у тебя такие новости! Выигрыш в лотерей был приятен и вместе с тем пугал, хотелось скорее рассказать о нем кому-нибудь и попросить совета.

Вирджин - коротко стриженный student с тонкими чертами лица, капризными пухлыми губками и слегка вздернутым носиком поднялся из-за парты, подошел к окну и, стараясь различить с высоты третьего этажа знакомых, начал рассматривать слоняющихся по школьному двору прогульщиков. Младшеклассники сгрудились возле спортивного уголка и потягивали одну сигарету на троих, рядом ласкалась парочка постарше - хумано унисекс в одинаковых пестрых шароварах. Засунув руки в карманы, через двор неспешно проследовали два мутных короткостриженых субъекта в черных кожаных куртках, остановились и стали ждать кого-то у крыльца.

"Эти явно дурью барыжат", - лениво подумал Вирджин и уже хотел было отвернуться, как к чернокурточным приблизился Иван - странный иммигранто из России.

Раздался длинный мелодичный звонок, и пестрый толп учеников школы-интерната, лениво направился в коридор. В классе остался только пятидесятипятилетний тьютор Салливан - молодящийся длинноволосый преподаватель эстеса. Вирджин повернулся к нему.

- А я выиграл в лотерей! - сказал Вирджин, подходя к учительскому кафедру.

Слова романтик-френда показались Салливану ударом ниже пояса.

- Вирджин! Ты хоть понимаешь, что это значит! - спросил он.

- Ага! Я буду засовывать трубочку размножения в дырочку размножения, - ответил Вирджин и смущенно захихикал.

Салливан нахмурился и, как это бывало всегда, когда волновался, отбросил изящным наманикюренным пальцем длинный светло-зелёный прядь волос со лба.

- У тебя нет трубочки размножения, Вирджин. Ведь ты же... - с губ Салливана чуть было не слетел запретный слов - страшный, неприличный ругательств, за произнесение которого в некоторых штатах объединенного Евро-Азиатского союза полагался административный арест.

- Ведь тебе всего шестнадцать лет! - тут же нашелся Салливан!

- Эй, подожди! Ты что-то другое хотел сказать!

- Только это и ничего более! Может, займёмся индивидуальной эстетической подготовкой?

Вирджин хихикнул и отклонил голову.

- Не сегодня! У меня кровавые дни.

Ответ не понравился Салливану: точно как по учебнику! Эти слова мог означать, что тебя начинают избегать.

"Что со мной не так? - подумал Салливан. - Нет ли в происходящем оскорбления? Я постарел, и у Вирджина проклюнулись черты геронтофобии? От меня дурно пахнет, и он пытается дискриминировать меня по одоральному признаку? Может, надо обратиться с жалобой в воспитательный совет?"

- Ну, что ты дуешься, пупсик? - спросил Вирджин, прижимаясь щекой к Салливану. - Ну, хочешь, я сделаю тебе приятно по-другому?

При этих словах на душе у тьютора полегчало: Вирджин всё-таки продолжал оставаться его лучшим учеником и романтик-френдом.

"Ах ты, мерзкая девчонка!" - мысленно произнёс Салливан страшное запретное слово на пике расслабления и застонал.

Старый учитель любил свою работу. Когда в школах ввели обязательные занятия по практическому сексуальному воспитанию, обозначенные в расписании как уроки эстетики секса, а затем для успокоения общественности сокращенные до краткого и красивого слова "эстес", Салливану было двадцать три. Прыщавый парень с блеющим тенорком и впалой грудью не пользовался успехом ни у особ своего пола, ни у представителей пола противоположного. По вечерам, движимый внутренним напряжением, Салливан часто бродил по тёмным улочкам со скальпелем в рукаве, мечтая о запретных вещах, но, никак не решаясь воплотить свои тайные фантазии.

Декларация Евро-Азиатского школьного совета, или, как ее называли СМИ, Болонская хартия секса, открыла для Салливана головокружительные перспективы. Оставив третий курс физико-математического факультета, он взял студенческий заём и поступил в педагогический институт на только что открывшуюся специальность педагога эстетики. Хотя поначалу выпускников этого курса дразнили всякими неприличными словами, после введения в большинстве штатов Евро-Азии уголовного преследования за публичные призывы, содержащие признаки педофобии, отношение к выпускникам института резко изменилось.

Говорят, что оппонентов невозможно переубедить в их неправоте, и новые идеи завоёвывают место под солнцем только тогда, когда естественным образом вымирают носители регрессивных представлений. Правда это или нет, но с преподаванием эстеса все произошло именно так. Подрастали дети, кто-то из них возвращался в школу уже как учитель, и публичные обсуждения разнообразных сексуальных извращений с первоклассниками и дошколятами уже мало кто считал странным и противоестественным занятием.

Да и сама Евро-Азия менялась на глазах! Моногамные разнополые браки из явления критикуемого быстро превратились в понятие запретное, а идеи гендерного равенства пронизали не только культуру, но и сам язык, вытеснив из него категорию рода как такового. Если ещё тридцать лет назад подростки сами выбирали свой пол, то сегодня никто даже не задумывался о том, что люди различны. Не было больше ни мальчиков, ни девочек, ни мужчин, ни женщин, эти понятия были заменены политкорректными терминами "ребенок" и "взрослый", а после принятия законов об отмене возрастной дискриминации, на смену огромному пласту отныне запрещённой и неприличной лексики пришло одно-единственное слово "хумано".

Я - хумано, ты - хумано,

Мы равны и сексуальны... - в тот год этот незатейливый хит победителей Евро-Азиатского песенного конкурса продержался в топе музыкальных чартов рекордные пятьдесят недель.

За прошедшие годы мир сильно изменился в лучшую сторону. В эпоху гендерного равенства не осталось места сексуальной дискриминации, и даже то, чем Салливан тайно мечтал заняться в молодом возрасте, из разряда преступлений постепенно дрейфовало в категорию дозволенного, хотя и не до конца одобряемого поведения. Во всяком случае, если убийца мог предоставить записку жертвы о том, что она сама хотела получить удовольствие от изнасилования и разрезания на куски, юридическое преследование отменялось. Впрочем, теперь Салливану такие фантазии приходили в голову редко - вся его жизнь была отдана работе. Отчёты, доклады, методические рекомендации, статьи для научных сборников - времени на личную жизнь просто не оставалось, и хотя, несмотря на широкую известность в определённых кругах, учителю по-прежнему платили немного, Салливан был по-настоящему счастлив. А ко всему недавно к нему пришла настоящая любовь. К Вирджину, которого иногда хотелось назвать по старинке Вирджинией, Салливан испытывал тёплые и светлые чувства, похожие на те, что много лет назад были у него к девочке Стефании - пухлой блондинке, учившейся на два года младше.