Страница 91 из 128
Дуб рос у самого обрыва, откуда начиналась речная пойма, заливаемая в весенние половодья водами Мокши. Отсюда хорошо были видны река, а за рекой Темников, тихий, подернутый прозрачной дымкой.
- А я уже собирался сам в Алексеевку ехать, чтобы узнать, не заболели ли, - говорил игумен, выбирая в тени место, где, как ему казалось, лучше обдувало ветерком. - Ждал, что после собрания заедете, но не дождался.
- Вы говорите о собрании в Темникове?
- Разумеется.
- Почему-то настроения не было ехать...
Ушакову хотелось немного полежать молча, отдохнуть. Пока в жару добирался пешком до монастыря, совсем выбился из сил, и прохлада под дубом была ему настоящим исцелением.
Игумен заговорил о войне, спросил Ушакова, что о ней думает. Делая над собой усилие, Ушаков отвечал, что война будет трудной, но верх останется за Россией.
- Проклятый Наполеон! - в сердцах сказал игумен. - Сколько бед принес он народу и сколько еще принесет!
- Помнится, - сказал Ушаков, - в свое время Наполеона называли антихристом, а сейчас почему-то так про него не говорят.
- Не говорят потому, что он никакой не антихрист, а простой обманщик, воюющий не силой, а хитростью. В прошлые времена бывали такие, о коих тоже думали, что они антихристы, но думали напрасно.
- Но, насколько мне помнится, было постановление Синода.
- Мало ли что было...
Постановление Синода, о котором говорил Ушаков, имело огласку еще в начале 1807 года, во время второй войны с Наполеоном. Именно тогда Синод предложил произносить с церковного амвона проповедь о том, что Наполеон есть предтеча антихриста. Но слово "предтеча", непонятное простому люду, не удержалось рядом со словом "антихрист", и Наполеона стали называть просто антихристом. Так продолжалось до Тильзитского мира. После того как Наполеон стал союзником русского императора, называть его антихристом стало неразумно, и на проповедь наложили запрет... Теперь положение изменилось, Наполеон вновь стал опаснейшим врагом России. Казалось бы, самое время возобновить прежнюю проповедь о "предтече антихриста", но не тут-то было! Дело в том, что среди православных нашлись такие, которые нашли в священных книгах предсказание полной победы антихриста, а затем его тысячелетнее благополучное царствование. Перед верующими мог невольно возникнуть вопрос: ежели Наполеон - антихрист, а Священным Писанием предсказано антихристу тысячелетнее благополучное царствование, то какой смысл оказывать ему сопротивление?.. Потому-то Синод и решил спустить прежнее свое постановление "на вожжах" поглубже в яму, народу же православному внушить, что Наполеон сей вовсе не антихрист, а самый что ни есть смертный мошенник.
Игумен, конечно, хорошо знал всю эту историю, но утаил ее от Ушакова. Хотя он и называл себя его другом, интересы церкви были ему ближе.
- Рассказывают, будто бы вы пожертвовали на армию две тысячи рублей, - переменил разговор игумен.
Ушаков подтвердил: да, он подписался на такую сумму в пользу Первого тамбовского полка и уже внес все деньги.
- Слышал, слышал... - повторял игумен с плохо скрываемым осуждением. - Однако, - продолжал он, - должен с прискорбием сообщить вам, дорогой друг, дворяне остались вами недовольны.
- Мало пожертвовал?
Игумен сделал вид, что не заметил его иронии.
- Своей необычной щедростью вы поставили дворян в неловкое положение перед губернским представителем.
- Вы хотите сказать, что я должен был торговаться, как торговался этот человеконенавистник Титов?
- Ну зачем так резко? - поморщился игумен. - Наши помещики, в том числе и Титов, прижимисты, не любят деньгами сорить. А вы своим поступком как бы им это в укор поставили. Они могут вам этого не простить.
- Не простить того, что я внес больше, чем они? - усмехнулся Ушаков. - Ну, дорогой отче, вы меня просто удивляете.
- Напрасно смеетесь, - обиделся Филарет. - Я говорю вам как друг. Тому, кто обгоняет других, приходится бежать в одиночестве, а одиноким всегда труднее.
- Лучше бежать в одиночестве, чем в компании с этими Титовыми!
Последние слова были сказаны Ушаковым так резко, что между собеседниками на некоторое время возникло напряженное молчание. Разговор возобновил игумен:
- На днях в Тамбове созывается дворянское собрание.
- Знаю об этом.
- А знаете ли о том, что на том собрании вас собираются избрать начальником над народным ополчением?
Ушаков отрицательно покачал головой. Он только недавно имел разговор с предводителем темниковского дворянства, тот об этом ничего не говорил. Впрочем, Никифоров на что-то ему намекал...
- Честь вам оказывается большая, - продолжал игумен. - Однако Титов может напакостить. Он уже сейчас ищет против вас опору, разносит всякие небылицы. Когда собираетесь ехать? - вдруг спросил он без всякого перехода.
- Куда?
- В Тамбов.
Ушаков помолчал, раздумывая, затем ответил:
- Собирался двадцать третьего июля, но теперь вряд ли поеду. Без меня обойдутся.
В это время из леса выехали две подводы, по всему, монастырские. Когда стали проезжать мимо, игумен приподнялся и сделал им знак остановиться. Тотчас подошел монах, ехавший с первой подводой.
- Где были? - спросил игумен.
- В Бабееве.
- А почему подводы пустые?
- Плохо стали жертвовать на церковь святую, - стал жаловаться монах. - Надеялись обе подводы загрузить, а вышло, что и на одну класть нечего. Яиц набрали да деньгами немного...
Игумен встал, стряхнул с себя соринки, приказал:
- Завтра с утра в мордовские села езжайте. Не может того быть, чтобы не подали. Народ войной встревожен, а когда народ в тревоге, деньги далеко не прячет. Всем говорите: новую часовню строим, ради них же, прихожан, стараемся. Бог окупит их подаяния.
Ушаков с неодобрением смотрел на него. То, о чем говорил Филарет, походило на желание поживиться на народном несчастии. Время ли сейчас думать о строительстве новой часовни, когда идет столь разорительная война? Петр Великий во время войны со шведами приказывал колокола с церквей снимать да пушки из них лить. А нынешняя война, пожалуй, еще более опасная, чем шведская. Вместо того чтобы крохи на часовню собирать, армии помогли бы лучше...