Страница 80 из 128
Плавание до Архангельска тянулось три недели. Отсюда до Петербурга Арапов добирался уже на лошадях. Длительная болезнь и трудная дорога истощили его настолько, что, когда он явился в морские министерство доложить о себе, от него шарахались как от чумного. К счастью, в приемной дежурил знакомый офицер, который узнал его.
- Вы ищете адмирала Сенявина? Но мы сами о нем ничего не знаем.
- А адмирал Чичагов, его можно видеть?
- Чичагов выехал с государем в Вильно.
- Тогда, может быть, к Мордвинову пройти?
- И Мордвинова нет. Министром теперь маркиз де Траверсе.
- Что ж, доложите маркизу.
- Маркиз тоже в отъезде.
Арапов был озадачен.
- Как же мне теперь быть?
- Вы ездили к Сенявину с государевым письмом? - в свою очередь спросил офицер.
- Да.
- Тогда, может быть, вам лучше обратиться в императорскую канцелярию?
В императорской канцелярии Арапову повезло больше, чем в министерстве. Ему устроили прием к самому адмиралу Шишкову, исполнявшему должность государственного секретаря, которая еще недавно принадлежала Сперанскому, так бесславно кончившему свою карьеру. Шишков сразу узнал Арапова, вспомнил, как однажды вместе обедали у его дяди.
- У дяди бываете? - поинтересовался адмирал.
- Мне было не до частных визитов.
Арапов подробно рассказал о своей одиссее.
- Вы прибыли в такое время, что и рапортовать некому, - с сочувствием сказал ему государственный секретарь. - Вам надо бы к Чичагову, но его нет. Государь со всем двором выехал в Вильно. В Петербурге главным начальником остался фельдмаршал граф Салтыков. Впрочем, вы можете более не беспокоиться, можете считать, что рапорт ваш принят мною.
- Да, но мне необходимо куда-то определиться, - сказал Арапов. - Я надеялся на Сенявина, а его нет.
- Насколько мне известно, Сенявину дан отпуск. - Шишков постучал пальцами по столу, раздумывая. - У меня есть предложение, - оживился он, я завтра выезжаю в Вильно. Желаете со мною поехать?
Арапов в нерешительности замедлил с ответом.
- Соглашайтесь. В Вильно вы найдете всех нужных вам людей, в том числе и Чичагова.
Арапов согласился.
- До завтра я могу быть свободным?
- Разумеется, - сказал Шишков. - Но если вы не спешите, я желал бы продолжить разговор. Меня интересуют подробности Сенявинской экспедиции.
- Беседовать с вашим высокопревосходительством для меня большая честь.
- Я думаю, мы имеем право на более дружеские отношения. Зовите меня просто Александром Семеновичем.
Арапов благодарно поклонился и сел на предложенный ему стул. Шишков начал расспрашивать его о действиях эскадры в Средиземном море, о "лиссабонском сидении", об отношении англичан к русским матросам и офицерам после их прибытия в Портсмут. Вначале Арапов отвечал на вопросы скупо, но потом мало-помалу разошелся, а когда речь зашла о роли Сенявина во всех этих событиях, от волнения даже раскраснелся. За время трудного похода он нашел в Сенявине человека выдающихся дарований, горячего патриота, о чем и сказал открыто государственному секретарю.
- Странно, - промолвил Шишков. - А при дворе им недовольны, сам государь им недоволен.
- Отчего же?
- Своеволием, не исполнял в точности инструкции.
Арапов не стал вдаваться в спор. Подумал только с горьким чувством: "Ничего-то вы о Сенявине не знаете. После Ушакова нет выше флотоводца. Если бы не Сенявин, не быть победам российским в Средиземном море, а матросам эскадры не вернуться бы на отчую землю!.."
Шишков поднялся, протянул ему руку.
- Я рад встрече с вами и надеюсь на продолжение доброй дружбы. Буду ждать вас завтра утром.
Арапов ушел от него довольным. Судьба вновь стала поворачиваться к нему лицом.
15
Портрет Ушакова игумен Филарет писал больше года. Много отдал времени, зато портрет получился хорошим. Когда он привез его к Ушакову домой и выставил в гостиной на общее обозрение, Федор, при сем присутствовавший, так и ахнул от восхищения: Боже, такой красоты еще ни разу в жизни не видывал!.. Адмирал был изображен в белом парике, с приятным румянцем на щеках, без старческих морщин - моложавый, красивый. А за ликом адмирала, исполненном благочестия, виднелась тихая Мокша, отражавшая живописные берега, а за Мокшей - церковные купола Санаксарского монастыря.
- До чего же хорошо-то! - не переставал восхищаться Федор. - Ликом ангел чистый!
Сам Ушаков был не очень доволен, но, не желая обижать живописца, сказал:
- Спасибо за великий труд, отец Филарет. Но не перестарались ли вы, желая сделать мне приятное? Слишком я тут молоденький да гладенький. Ни одной морщинки не видно, а морщинки у меня есть.
- Когда смотришь на солнце, его пятен не замечаешь, а пятна, говорят, там тоже есть, - парировал игумен. - Не в морщинах важность, - добавил он убежденно, - важность в душе, а душа ваша тут ясно и правдиво светится.
- Икона, чистая икона! - любуясь портретом, повторил Федор.
Ушаков недовольно посмотрел на него и сказал, чтобы он, чем попусту говорить всякое, лучше бы стол накрыл для угощения дорогого гостя. Игумен стал отмахиваться.
- Нет, нет, никаких застолий. Нужно ехать к рыбным ловлям. И вас, Федор Федорович, я тоже приглашаю. Поедете со мной, вольным воздухом подышите. К вечеру вернемся.
- Далеко ехать?
- В Борки, к мордвам.
- Далеко, чуть ли не двадцать верст будет, - вмешался Федор. - Дорога тряская, растрясет барина.
- Меня не растрясет, а его растрясет... - насмешливо посмотрел игумен на Федора. - Ежели барина в четырех стенах держать, совсем зачахнет. Соглашайтесь, - обратился он к Ушакову и с шутливой угрозой добавил: - Не согласитесь - увезу портрет обратно.
- Ну, коли так, - улыбнулся Ушаков, - придется согласиться.
Ехали по правой стороне от Мокши. Дорога была с песочком, неровная шибко не разгонишься. Да и лошадь оказалась не из резвых. Тяжелая, мохноногая, она тащилась кое-как, заставить ее бежать удавалось только на уклонах, и то ценой долгих и шумных усилий кучера, забывшего прихватить из дома кнут и вынужденного пользоваться вместо кнута жалким прутиком. Впрочем, ленивость лошадки раздражала одного только кучера. Сам игумен не обращал на это внимания. Он находился в отличном настроении, видимо, рад был, что угодил Ушакову живописной работой своей.