Страница 100 из 128
В непогоду в деревнях и самом Темникове все живое попряталось под крышу. Только по дороге, что вела на Москву, не затихало движение. Шли партии рекрутов, ополченцев. Шли обозы с фуражом, хлебом, солониной... Со стороны Москвы тоже бывали обозы, только без груза. Появлялись подводы с ранеными, больными. Этим внимание было особое. Раненых и больных разбирали по домам, под крышу. И, конечно, угощали, чем богаты были. Угощая, расспрашивали: как там на войне, убили этого басурмана Наполеона или он все так же нахально на Москву прет?
Прибывшие с последним обозом рассказывали о великом сражении, случившемся возле Бородина. Нашлись даже очевидцы того сражения. Дополняя друг друга, они подробно рассказывали, какая страшная та была брань. Наполеон выставил против русской армии несметные полчища. А пушек поставил видимо-невидимо. Русские, конечно, тоже были не с голыми руками. Достойно встретили они французов. От пушечной пальбы земля под ногами дрожала, от порохового дыма дышать было нечем - вот как палили противники друг в друга. А про штыки и говорить нечего. В крови были штыки-то. Много раз до рукопашной доходило. То французы напрут, то русские... И так до самого вечера. В иных местах столько убитыми полегло, что некуда было ногой ступить. Что солдат, что господ офицеров, что генералов - никого не щадили пули да ядра пушечные, да еще бомбы и шрапнель окаянная... Да штыки холодные. Генерала Багратиона уж как оберегали, и то смертельно ранило. Скончался славный генерал, царство ему небесное! Много героев русских полегло. Сказывали, на поле до сорока тысяч человек осталось... Однако французам не удалось побить русскую армию. Сражение как бы вничью кончилось. Поколотили противники друг друга и отошли на прежние позиции.
- Ишь ты!.. - восхищались мужеству русской армии темниковцы. - Не на того напоролся Бонапарт паршивый. Подожди, еще не то ему будет. Крышка глухая ему будет.
- А Бородино это где? - допытывались любопытные. - Далеко от Москвы?
- Не, близко.
- Как же так? Ежели близко, Бонапарт-то этот паршивый может и в Москву зайти.
- Не зайдет, Кутузов не пустит, - уверяли участники Бородинского сражения. - Кутузов ему от ворот поворот покажет.
- Дай, Господь, Кутузову этому силы да счастье ратное! - крестились темниковцы и, успокоенные заверением, что Москву французам не отдадут, расходились.
Очевидцы Бородинского сражения верили в силу русской армии, не сомневались, что она отстоит первопрестольную столицу. Но откуда им было знать, как развернутся события после кровопролитного сражения и какое примет решение после сего сражения Кутузов. Вышло не так, как они говорили. Уже через несколько дней пришло сообщение о вступлении французов в Москву. И сразу приуныл народ. Другие пошли разговоры. Ведь от Москвы до Темникова было всего-то четыреста верст с небольшим. Война совсем близко придвинулась. Завздыхали кругом: "Что-то теперь будет?.."
О сдаче французам Москвы Ушаков узнал от своих дворовых, а те от кого-то из городских слышали. Хотя моросил холодный дождь, он не удержался и поехал в Темников сам. Он желал удостовериться в правдивости сообщения, узнать, как на самом деле все произошло и каково в настоящее время положение в армии.
В Темникове Ушакову повезло. На улице он случайно встретил городничего, а тот оказался в курсе событий.
- Ах, Федор Федорович! - убивался городничий. - Какое несчастье! И кто бы мог подумать, что Москву оставим? Какое несчастье! Вы-то давно об этом узнали?
Ушаков сказал, что о сдаче Москвы узнал только сегодня и хотел бы узнать некоторые подробности.
- Что с нашей армией?
- Армия, слава Богу, цела, - отвечал городничий. - После Бородина сражения другого не было. Фельдмаршал Кутузов, по сведениям, остановился с армией у Калужской дороги.
- Ежели так, - помедлив, сказал Ушаков, - тревожиться особенно не следует. Потеря Москвы еще не потеря России. Главное, цела армия, и пока Наполеону не удастся ее разбить, он не может торжествовать победу.
- Слава те, Господи!.. - перекрестился городничий. - Вы мне, Федор Федорович, можно сказать, жизнь вернули. Я-то уж всякое думал, думал, конец нам, быть нам под сапогом у Бонапарта...
Разговаривая, они вошли в городническое управление. В коридоре было холодно и сумрачно. К стенам жались какие-то люди, очевидно просители. У самых дверей на узкой скамейке, привалившись друг к другу, дремали два обритых молодых крестьянина. Почти вплотную к ним стоял забрызганный грязью прапорщик и с унылым видом грыз себе ногти. Увидев городничего, прапорщик обрадовался и подошел к нему.
- Ну, чего тебе? - сердито повернулся к нему городничий, оставив на время Ушакова. - Сказано было: здесь тебе не лазарет. Для чего сюда привел? А вдруг в них зараза какая?
- Куда же мне их? Не под дождем же оставлять. А идти дальше они не могут. Под крышу их надо, в тепло.
- А где мне крышу для них взять? В обывательских домах и так уже на постоях полно, не берут больше. Вот, - стал жаловаться он Ушакову, ополченцев пропасть - идут и идут, для больных крыш требуют. А где мне столько взять? Обыватель дарма больного не пустит. Зачем ему больной?
- Госпиталь открыть надо, - сказал Ушаков убежденно.
- Госпиталь? Оно бы, конечно, не худо... А где помещение? Где деньги, чтобы кормить да лечить? У меня на это денег нет, а казна не даст.
"Да, казна не даст, - мысленно согласился с ним Ушаков. - А госпиталь все же нужен. Нельзя же так, чтобы люди страдали..."
Он подошел к сидевшим на скамейке. Это были те самые больные, о которых шла речь. Спросил:
- Откуда родом?
- Из Пензенской губернии они, - ответил за крестьян-ополченцев городничий. - Смею доложить вам, отъявленные разбойники, смутьяны. Им каторга нужна, а не госпиталь.
Ушаков подождал, когда городничий кончит, и снова обратился к больным. Спросил одного:
- Как тебя зовут?
- Егором, батюшка, - ответил тот и тотчас закашлялся.
- А тебя? - спросил Ушаков другого.
- Иваном, кормилец наш.
- Ну вот что, дети мои, - решил Ушаков, - ко мне поедете. Не возражаете? - круто повернулся он к прапорщику.
- Как можно-с, очень даже рад, - вытянулся перед ним тот, по каким-то признакам угадав, что имеет дело с непростым человеком. - Только расписочку надобно...