Страница 10 из 17
Матери с дочерью повезло: их никогда не отправляли на плантации. У Дамианы молока было в избытке, и ее определили кормить новорожденную дочку хозяина. А Каридад, когда та немного подросла, отправили служанкой в комнаты госпожи, улыбчивой женщины, которая безо всякого повода дарила девочке монетки, – так что мать и дочь начали вынашивать планы, как бы им выкупиться на свободу. К несчастью, судьба распорядилась иначе.
Летом 1876 года округу опустошала эпидемия, унесшая десятки человеческих жизней, без разбору – черных и белых. Не было проку ни от травяных настоек, ни от целебных окуриваний, ни от тайных негритянских ритуалов: лихорадка косила хозяев и рабов. Каридад лишилась матери, а хозяин – жены. Не в силах видеть возле себя маленькую рабыню, напоминавшую ему о покойной супруге, господин решил подарить девочку двоюродному брату, который жил в усадьбе в Эль-Серро, новом районе Гаваны.
Девочка приготовилась к худшему. Ей никогда прежде не доводилось работать вне дома, и она вовсе не была уверена, что с ней будут обходиться так же любезно. Она воображала, как гнет спину от зари до зари, вся грязная, опаленная солнцем, а вечером сил хватает, только чтобы напиваться или петь.
Каридад не знала, что едет на пригородную виллу – в дом, предназначенный для отдыха и созерцания. Она с изумлением разглядывала усадьбы, мимо которых проезжала ее повозка: сказочные дворцы в окружении фруктовых садов. Каридад даже забыла на минуту о своих страхах и прислушалась к болтовне надсмотрщиков.
– Вон там жила донья Луиса Эррера, пока не вышла замуж за графа де Хибакоа, – показывал первый. – А это дом графа де Фернандина. – Он указал на другой особняк, с красивым садом сбоку и внушительным фронтоном по центру. – Дом знаменит изваяниями двух графских львов при входе.
– А где же львы?
– Маркиз де Пинар дель Рио скопировал эти статуи, чтобы поставить возле своего дома, и граф тогда взбеленился и велел своих убрать. Смотри, а вот и они, маркизовы львы.
Если бы от этого зависела сама жизнь Каридад, она не смогла бы передать всего великолепия решетки, охраняемой этими двумя животными – один лев спал, положив голову на лапы, другой сонно потягивался, – не смогла бы она дать и точного описания витражей со стеклами кроваво-красного, темно-синего, таинственно-зеленого цвета, или ажурных решеток перед ними, или по-римски пышных колонн у центрального входа. Девушке не хватало слов, но дух перехватило от такой красоты.
– Это усадьба графа де Сантовениа, – пояснил возница, слегка отодвинувшись, чтобы дать поглядеть товарищу.
Каридад чуть не вскрикнула. Усадьба была как сказка, воплощенная в мраморе и стекле, приумножавших свет и тропические краски; как чудо из садов, край которых теряется за горизонтом, из плеска воды в фонтане, из статуй ярчайшей белизны, блестевших на солнце, словно жемчуг. Девушка никогда не видела такой красоты – даже в снах, где она прогуливалась вдоль каменных стен в таинственных лабиринтах сельвы, где жила ее мать, – Дамиана рассказывала, как девочкой бродила по таким развалинам.
Вскоре и этот особняк скрылся из виду: они направлялись к другому зданию, с более скромным фасадом. Точно так же, как и многие другие зажиточные островитяне, семейство Мельгарес-Эррера построило загородную резиденцию в надежде спрятаться от повседневной жизни, все более суматошной и пестрой, заполненной рекламой и торговцами, на всех углах расхваливающими свой товар, гостиницами для путешественников и коммерсантов из провинции; жизни, приправленной преступностью и убийствами на почве страсти, сообщения о которых газеты публикуют в черной рамке.
Асьенда Хосе Мельгареса славилась своими празднествами, вроде того, что устроили несколько лет назад, когда выходила замуж сеньорита Тереса, плод союза хозяина и Марии Тересы Эрреры, дочери второго маркиза де Альмендарес. На празднике, в числе прочих гостей, побывал сам великий князь Алексей из России[9].
Теперь повозка с грузом рабов въезжала в усадьбу. Одни были напуганы, другие смирились со своей участью, но всех незамедлительно отправили к донье Маритé – так именовали ее возницы. Женщина стояла на пороге дома, рабы – на некотором отдалении. Хозяйка несколько секунд их рассматривала, потом прошла вперед. При каждом шаге платье ее пугающе поскрипывало, что никак не могло успокоить взволнованных невольников.
– Как тебя зовут? – спросила хозяйка у единственной девочки-подростка.
– Камария.
– Это что, имя?
– Так меня назвала моя мать.
Донья Марите задержала на девушке взгляд, она почувствовала боль за этим вызывающим ответом.
– Где она?
– Умерла.
Дрожь в голосе не ускользнула от внимания Марите.
– Как называли тебя господа в том поместье?
– Каридад.
– Хорошо, Каридад. Думаю, я оставлю тебя при себе. – Госпожа указала кружевным веером на двух мальчиков, которые во время всего пути держались за руки. – Томас, – обратилась она к одному из надсмотрщиков, доставивших рабов, – нам, кажется, нужны садовники и какая-то кухонная прислуга?
– Кажется, да, госпожа.
– Ну так позаботься об этом. А вы, – кивнула она девушке и мальчикам, – пойдемте со мной.
Она повернулась и пошла в дом. Каридад взяла детей за руки и повела вслед за новой госпожой.
Дом окружало центральное патио, ограниченное четырьмя галереями. В отличие от других подобных особняков, эти галереи были закрытыми, не имели выхода во двор. И все-таки французские жалюзи с геометрическими узорами пропускали достаточно света и воздуха, так что в комнатах было светло и прохладно.
– Хосефа, – скомандовала госпожа чернокожей служанке, – проследи, чтобы они помылись и поели.
Старая негритянка заставила новеньких вымыться и переодеться в чистое и только потом отвела на кухню. Все трое были рождены на острове и плохо понимали язык своих предков. Поэтому старухе приходилось наставлять их на скверном испанском:
– Когда в колокол звонит, это рабу есть… Хозяин терпеть не любит никакая грязь на сапоги, так вы утром чистить и блестеть. – Она посмотрела на мальчиков. – Это для вам.
Каридад поняла, что будет служить кем-то вроде горничной при спальне. Ей предстоит гладить белье, причесывать хозяйку, опрыскивать ее духами, чистить туфли, приносить напитки и обмахивать донью Марите веером. Хосефа сама будет обучать девочку всем потребным умениям, потому что, хотя у Каридад имелся кое-какой опыт, изысканная загородная жизнь под Гаваной требовала особой сноровки.
Время от времени девушка сопровождала хозяйку, посещавшую другие усадьбы. Чаще всего они ездили на асьенду редкой красоты, принадлежащую дону Карлосу де Сальдо и донье Каридад Лáмар; предыдущая владелица асьенды умерла.
Когда хозяйка и служанка отправились в эту усадьбу впервые, в тамошнем саду трудились трое рабов – они подрезали и поливали жасминовые и розовые кусты. Один из них, мулат с таким же оттенком кожи, как у Каридад, при виде женщин снял шляпу – и, как показалось девушке, не из почтения к белой госпоже. Она была готова поклясться, что взгляд работника обращен на нее. Так Каридад впервые увидела Флоренсио. Однако только через три месяца он осмелился заговорить с нею.
Однажды вечером, улучив момент, когда Каридад отправилась на кухню за напитками для господ, Флоренсио подошел к ней. Тогда девушка узнала, что молодой человек, так же как и она, был сыном белого хозяина и чернокожей рабыни.
Мать сумела выкупить себя на свободу после того, как предыдущий хозяин продал ее дону Карлосу, но при этом предпочла остаться вместе с сыном на асьенде. Каридад эта ситуация показалась странной, однако Флоренсио объяснил, что подобное случается нередко. Порой домашние рабы лучше питаются и одеваются при покровительстве господина, чем когда работают на себя, поэтому негры воспринимают свободу как ответственность, к которой они не готовы. Они скорее согласятся получать толику еды от хозяина, нежели жить как живется, не зная, чем заняться на свободе. Флоренсио был прекрасно воспитан, он умел читать и писать и изъяснялся как образованный – об этом позаботились хозяева, которым хотелось иметь при себе просвещенного раба, способного улаживать деликатные дела. Но, в отличие от матери, умершей два года назад, юноша мечтал обрести свободу и открыть собственное дело. Его ничто не держало в усадьбе. К тому же для Флоренсио, как и для большинства его братьев, все опасности свободы были милее, чем унизительное рабство. И чтобы стать свободным, он уже давно начал откладывать деньги… В кухню вошел другой слуга, и разговор прервался. Каридад не успела ответить, что и сама копит деньги с той же целью.
9
Имеется в виду великий князь Алексей Александрович, побывавший на Кубе в 1873 году.