Страница 12 из 18
Существует бесчисленное множество интерпретаций «Марсельезы». Игорь Стравинский переложил ее для скрипки, Джанго Рейнхардт написал джазовую версию, и, конечно, она украшает репертуар многих французских шансонье. А мне вспоминается Мишель Сарду, который в 1976 году исполнил ее в полную силу своего голоса и при этом даже не пошевельнулся. А еще – исполнение Эдит Пиаф, от которого кровь стынет в жилах. А в 1989 году, во время празднования 200-летия Французской революции, «Марсельезу» исполнила Мирей Матье, – стоя под сенью Эйфелевой башни, среди офицеров Национальной гвардии. Все было очень серьезно и уважительно, так и полагается исполнять национальный гимн.
Традицию нарушил Генсбур, когда выступил со своей регги-версией «Бери оружие, и так далее» (Aux armes et cætera, 1979), вызвав ею колоссальный скандал. Рефрен состоит в четырехкратном повторении Aux armes et cætera, поющегося с английским акцентом на бэкграунде хористами Боба Марли. Добавьте к этому безразлично-беспечную, ироническую манеру, в которой Генсбур подает текст, и вы поймете: какая-то гниль завелась в Пятой Республике. Один из его концертов пришлось прервать: зал заполнили бывшие спецназовцы, готовые помешать певцу «насмехаться над отечеством».
И тогда Генсбур вернулся на сцену, один, без музыкантов. Подняв кулак, он запел «Марсельезу» а-капелла, и сбитым с толку воякам пришлось встать и начать подпевать ему – а что им оставалось делать?
Когда Франция в 1998 году выиграла мировое первенство по футболу, звезды национальной сборной Бартез и Зидан спели Aux armes et cætera для ликующей толпы.
Янник Ноа, в прошлом теннисист, а теперь прославленный певец, исполнил свою регги-версию «Марсельезы» – «О, мечты» (Oh rêves, 2002). Но он поменял начальные слова, и вместо «Берите оружие, граждане» (Aux armes citoyens) поет: «Мечтайте, граждане» (Aux rêves citoyens), и у него получилась настоящая ода свободе, равенству и братству. В отличие от Генсбура, он выбрал веселый ритм и исполняет свой добропорядочный гимн миру невинным голоском.
«Я – за»
Через шесть лет после смерти мадам Помпадур народ получил новый объект для издевательств. В карете, прибывшей из Вены, прямо в спальню Луи XVI въехала Мария-Антуанетта. Ей не сразу удалось добиться успеха, наследника пришлось ждать довольно долго. Поселившись в Версале, она построила там, в замке Трианон, сказочную деревушку, где развела овечек, разыгрывала пьески и пела песенки. Антипатия к мадам Помпадур кажется ерундой по сравнению с той ненавистью, что досталась на долю Марии-Антуанетты. Не король, а его австриячка-супруга вызывала массовую безрассудную ненависть.
«Моя машина поможет вашей голове отскочить во мгновение ока, вы не будете страдать. Вы почувствуете лишь дуновение ветерка вдоль загривка». С этими словами доктор и член парламента Жозеф-Игнас Гильотен предложил заменить варварские способы казни прошлого (четвертование, сожжение заживо, удушение, повешение, сдирание кожи и колесование) и, согласно девизу Революции, уравнять всех не только в жизни, но и в смерти. Хирург Антуан Луи разработал требуемый инструмент, названный сперва louisette или louison, – немного зловеще, если вспомнить беднягу Луи, окончившего дни под этим ножом.
Предложение доктора становится настолько популярным, что на Пон-Нёф сочинили песенку с длинным названием: «Об уникальной машине для отрубанья голов доктора Гильотена, названной его именем». Песенка кончается словом «гильотина». Успех этого ponts-neuf приводит к тому, что ошибочное название закрепляется за изобретением, и это совершенно не нравится самому доктору. Он-то видел в инструменте первый шаг на пути к полному отказу от смертной казни. Но до этого было явно далеко. Нож продолжает падать, отсекая головы, до конца семидесятых годов XX века.
То есть до тех пор, когда произошла захватывающая дуэль между Мишелем Сарду («Озера Коннемара» – Les lacs du Co
Первый раунд, 1976 год. Франция занята делом Патрика Анри, человека, убившего восьмилетнего сына. Значительная часть населения жаждет крови. Адвокат, Робер Бадётер, прославился на весь мир: ему удалось, пустив в дело страстные аргументы, спасти от смерти (гильотины) своего подзащитного. Возмущенный Мишель Сарду пишет песню «Я – за» (Je suis pour). Он не пытается скрыть свои чувства: «Ты украл моего сына, ты пролил кровь моего кровного […]. Я хочу содрать с тебя кожу. Ты умрешь. Я хочу тебя убить. Я – за». Око за око, зуб за зуб. Когда ты на чьей-то свадьбе услышишь «Озера Коннемара», подумай о том, что тот же Сарду пел менее невинные песни.
Второй раунд, 1980 год. Жюльен Клер пока не слишком известен. Но уже добился успеха: песне «Мы споем вместе» подпевает зал, и всем нравятся слащавые песенки вроде «Елены» (Hélène, 1987), и вот он садится за пианино и поет протестную песню, как это часто бывает – совершенно неожиданно. L’assassin assassiné, убийца умерщвлен. «Как только нож упал / преступление обернулось другой стороной». Он не согласен с Сарду и, кажется, находится под впечатлением изменения приговора. «Я не президент / Я музыкант […] Конечно, убийство ужасно, / но общество жаждет возмездия, / А кровь приговоренного – это кровь человека».
Третий раунд, 1981 год. Последний раз гильотина применялась в 1977 году. Но смертный приговор еще существует. Сочувствовал ли Франсуа Миттеран тому, о чем пел Жюльен Клер? Первый указ нового президента – отказ от высшей меры наказания. Незадолго до того ставший знаменитым адвокат и министр юстиции Робер Бадётер тоже причастен к этой революции. Гильотина отправилась в архив.
Луи XVI имел к усилиям Миттерана и Клера мало отношения. Ирония состоит в том, что он, кажется, предложил улучшить эту машину. Благодаря несчастному королю, нож гильотины скошен, теперь перерубить шею стало еще легче. Когда 21 января 1793 года палач приказал ему преклонить колени, Луи хрипло воскликнул: «Мой народ, я не виновен. Я надеюсь, что моя кровь принесет французам счастье». Нож упал утром, в десять часов двадцать две минуты.
Шестнадцатого октября того же года наступил черед Марии-Антуанетты. К гильотине от Консьержери ее привезли в открытой повозке. Самая жуткая bain de foule (прогулка) во французской истории. Ненависть парижан так сильна, что в нее плюют, подталкивают и осыпают проклятиями, когда она поднимается на эшафот. Согласно легенде, она случайно наступила на ногу своему палачу. «Прошу прощения, мсье, я сделала это не нарочно», – сказала она. Это были ее последние слова.
«Террор есть не что иное, как проявление быстрого, неукротимого, несгибаемого правосудия; террор есть добродетель». Произнесший эти слова Максимилиан де Робеспьер, естественно, был лидером революционеров – сторонников жесткой линии. Под его руководством улицы вокруг площади Согласия окрашиваются в темно-красный цвет, тысячи голов скатываются в корзины. Кровопролитие окончилось 28 июля 1794 года, когда голова самого Робеспьера скатилась в корзину из-под выдуманного доктором Гильотеном ножа.
Наступил черед Наполеона Бонапарта, который прошел со своими солдатами через всю Европу. И все снова услышали знакомую песню. «Вперед, вперед, / Пусть кровью вражеской / Напьются наши нивы!» – неслось из сотни тысяч французских глоток. Кровь вновь напоила поля Европы.
«Я выпью Нил досуха, если меня не оценят по достоинству»
Памятник Анри IV на Пон-Нёф был поставлен так, что король мог обозревать текущую мимо него бесконечную процессию музыкантов и художников, но потом пришел 1792 год, и он был уничтожен вместе с остальными монументами, стоявшими в городе. В 1818 году памятник Анри был восстановлен и отлит на этот раз из переплавленной статуи Наполеона, стоявшей на Вандомской колонне. Дело в том, что после поражения при Ватерлоо в 1815 году все статуи императора были снесены и пошли в переплавку. Создатель новой скульптуры Анри IV, большой поклонник смещенного императора, тайком спрятал ящичек с посвященными Наполеону песнями в брюхе его лошади. Так памятник славному Анри стал памятником пропетому слову.