Страница 21 из 60
Король Густав-Адольф находился в военном лагере, раскинувшемся под стенами осажденного Пскова. Сохранилось письмо короля от 28 июля 1615 года, направленное в Новгород, Якову Делагарди, и от 29 июля — шведскому казначейству в Стокгольм. В этих письмах речь идет о чеканке монет на Новгородском монетном дворе.
В письме к Делагарди король просил прислать в лагерь под Псков с нарочным «несколько чеканенных в последнее время московских денег», а также монеты, выпускавшиеся в то время «на монетных дворах Московии», которые король собирался «послать в Швецию как образцы». В письме руководителю Государственного казначейства и Счетной конторы содержалась подробная инструкция по организации прибыли от чеканки копеек. Давалось распоряжение о закупке «двух или трех бочек золота» («бочка золота» — счетное понятие, соответствующее 100 000 серебряных риксдалеров) для чеканки монет.
Необходимость начать чеканку монет в России объяснялась тем, что это поможет сократить расходы на содержание гарнизонов: «Мы можем с замечательной выгодой покрыть все расходы этими копейками». Копейки должны чеканиться «из хороших риксдалеров» и должны быть «так же хороши или даже лучше тех, которые чеканят теперь в Москве». Король надеялся, что новые копейки, изготовленные шведами, найдут широкое применение не только по всей России наравне с другими, но и в Польше, и в Литве, а также Данциге, Риге и прочих приморских городах. Определялась цена копеек — 42 копейки за риксдалер. Цена соответствовала той, по какой в то время покупали талер в Москве.
Отдавая распоряжение о чеканке монет, подражавших русским, король нарушал монопольное право царской власти на чеканку копеек. Фактически Густав-Адольф отдал распоряжение о массовом выпуске фальшивых денег. То, что они по качеству должны были оставаться такими же, как русские, но и «даже лучше тех, которые чеканят теперь в Москве», нисколько не изменяло факта фальшивомонетничества. Чеканка копеек вне царских денежных дворов считалась, с точки зрения российских властей, преступлением. Преступлением явилось и стремление распространять эти копейки за пределами России. Как известно, русская монета имела хождение строго в пределах Российского государства. Недопущение вывоза за границу драгоценных металлов в любой форме, в том числе и с монеты, являлось краеугольным камнем политики меркантилизма, которой придерживалось царское правительство. Король понимал все, поэтому не случайно просил сохранить в тайне, что закупаемые талеры пойдут на чеканку монет. В осторожной форме король высказал еще одно указание, не стесняться в выборе средств, которые позволяли бы максимально поднять доходы от чеканки. В заключение, «чтобы монетная чеканка производилась, чем больше, тем лучше, тем большую выгоду мы будем иметь от нее. Так что мы надеемся, что получим то, что просим для Ставки, и сможем таким образом содержать в большинстве мест наши войска без особых вспоможений из Швеции. Но на все это требуется время и терпение. Так, где же еще мы сможем найти подобные выгоды? И мы предоставляем вам все полномочия в настоящем деле, в чем подписываемся. Густав-Адольф».
После получения соответствующих инструкций шведские власти использовали предоставленные им полномочия в достижении максимальных доходов от чеканки. Они снизили нормативный вес копеек с 0,52 до 0,48 грамма, а также приступили к выпуску копеек, подражавших выпускам монет трехрублевой стопы.
В феврале 1617 года между Россией и Швецией был заключен Столбовский мир. Шведы получили единовременно 20 000 рублей русскими деньгами.
Ижорская земля перешла в шведское владение. Но русское местное население не желало пользоваться иноземной монетой — шведскими риксдалерами и их фракциями. Хотя монеты здесь продавали и покупали, как серебро. Шведы нашли простой выход. Они вывезли с Новгородского монетного двора целую станицу — артель денежников во главе со старостой Нефедкой («Нефедку с товарищи») и заставили их чеканить русскую монету. По условиям мирного договора не предусматривалось «никаких дел и книг и иного ничего не вывозить и людей сильно не вывозить». Действительно, шведы оставили на денежном дворе все старые маточники в неприкосновенности, однако остальные условия договора нарушили: вывезли людей, печать Новгород Великого, документы. Вывезли они и пару маточников, которые были предназначены для организации чеканки трехрублевой стопы. Поскольку в составе вывезенной станицы не оказалось резчика монетных чеканов, то шведы прихватили чеканы, снятые с маточников, которыми непосредственно чеканили монеты. Чеканы переделали на имя царя Михаила Федоровича и ими «Нефедка с товарищи» приступили «в Свее» (Швеции) чеканить деньги. Шведские дипломаты, прибывшие в Москву в 1618 году для ратификации Столбовского договора, получили русское заявление: «…Искони не бывало, что государю вашему деньги чеканить в своем государстве великого государя нашего царского величества имянем, мимо своего королевского имяни». Москва потребовала, чтобы «государь свейский Густав-Адольф король по договору полномочных своих послов Яков Делагарди с товарищи ноугороцкого государства печать и денежные чеканы и денежных мастеров и иные дела, что будет после договору из Великого Новгорода и из иных городов вывезено, сыскав, велеть прислать назад».
Требование о возвращении «Нефедки с товарищи» не было выполнено. Еще долго денежное обращение северо-западной части Русского государства засорялось многочисленными подделками.
Например, в 1619 году в Дании началась чеканка специальных денежных знаков — серебряных монет, по весу, внешнему виду и технике чеканки из проволоки полностью подражавших русским копейкам. В отличие от русских, данные монеты (у нумизматов они получили название «деннинги») имели имя не русского царя Михаила Федоровича, а датского короля Христиана IV. На части деннингов имя короля было написано на немецком языке готическим шрифтом (в переводе «Всемилостивейший Христиан IV король Дании»), а на другой части помещалась «русская легенда» — буквы фантастического алфавита, отдаленно напоминавшего русский, составляли надпись: «Христианос шетира королас Деннмарк».
6 апреля 1619 года королевский указ поступил датскому монетному мастеру Иоганну Посту отчеканить серию деннингов, по материалу и пробе «настолько похожих на русские образцы, что они могли бы пускаться в обращение как русские и быть ходовыми». Чеканить монеты предполагалось из расчета 48 деннингов на талеру. 7 июля 1619 года другой монетный мастер, Альбер Дионис, в Глюкштадте получил привилегию на чеканку монет и в том числе — на чеканку деннингов. Как видим, и шведский король, и датский король — инициаторы чеканки — имели одинаковые исходные намерения и общую точку зрения. Русские деньги — удобный объект для разного рода манипуляций.
Разница от чеканки монет шла в карман эмитентов, а не русскую казну. Кроме того, иностранные производители русских денег не очищали талерное серебро и талер не терял в весе при выгорании примесей. Простота технологии чеканки русских копеек стала их дополнительной привлекательной стороной. Не случайно ни поляки, ни шведы не пытались вносить кардинальные изменения в русское денежное дело, в глазах европейцев такое архаичное и соображениями руководствовались и датчане, чеканку деннингов.
Старые деньги приказывалось привозить в Москву и менять в казне с «наддачею нового дела деньгами». Иностранным купцам — «немцом» велено было оказать, чтоб они впредь таких денег на московской чекан не делали и в наши города не привозили. Фальшивые деньги, полученные у «Немцов», следовало изымать, запечатывать печатью таможенников и, «перепечатав», возвращать владельцам.
В указе 1620 года упор делался на то, что привозные деньги «не згодятца ни к чему», поскольку они сделаны из низкопробного серебра или вообще не из драгоценных металлов. Исследования показали, что датские монеты чеканены из высокопробного серебра. Указ был направлен, прежде всего, против нарушения монопольного права чеканки монет вне русских монетных дворов. Более поздняя редакция указа, который неоднократно повторялся в первой половине XVIII века, говорит именно об этой главной причине запрещения привозных денег: «Денег своего дела привозить в Московское государство не пригоже, ни в одном государстве того не ведется, чтобы делать деньги на чужой чекан иного государства».