Страница 39 из 62
Евгений Анатольевич, правда, еще переживал невольную измену Кати саднило сердце, и голова побаливала, но искренние слова жандарма воспринял радостно: победа, как ни крути...
Договорились, что завтра ввечеру (заступал на суточное дежурство в шесть часов пополудни) впустит Евдокимова и Катю в узилище и посторожит, чтобы не вызнало начальство.
- А если кто из Охранного или ГЖУ приезжает - тебя уведомляют? спросил Евдокимов.
- Так точно! - поднес ладонь к уху. - Завсегда-с! Телефонируют-с.
"Сюрпризов не должно случиться..." - подумал Евгений Анатольевич. Однако произнес вслух:
- Ты, надеюсь, понимаешь, что все твои художества с Катериной мгновенно станут известны...
- Это мы понимаем... - покрутил усы, заворачивая тонкие кончики к ушам, - только какие "художества", ваше высокородие? Мы как бы ведра наливали, а полы мыть и не начинали вовсе! Вы не сомневайтесь: пущу вас в лучшем виде, и выпущу, и остерегу-с!
На том и распрощались до вечера следующего дня. Когда жандарм удалился, громыхая сапогами, спросил:
- Что скажешь, красавица?
Повисла на шее, чмокая в обе щеки и вскрикивая от колючего подбородка.
- Знаешь, Женя, ты изворотливый, хитрый и выгодливый, странно, почему ты - русский... Но я заметила: не безразлична я тебе... А за это женщина всю себя отдаст и не охнет! А на твой вопрос отвечу так: мне эта колода с усьми не нравится...
- Объяснить можешь?
- Ну, это твое дело - объяснять. Наше - почву унавоживать... Ладно, не дергай ртом. Он слишком быстро согласился, вот что я думаю.
Наблюдательна была Катя и проницательна. Евгений Анатольевич думал точно так же.
- А куда ему было деваться? - спросил, чтобы вызвать на разговор. Фотографии с тобой - это его смерть, разве нет?
Вздохнула:
- Окстись, Женя... Ну посмотрели бы там на эти фото, ну посмеялись бы... Может, кто и позавидовал... Всего-то дел...
- Это вряд ли! - протянул запальчиво. - Это не поощряется!
- Ты только в обморок не упади. Да. Не поощряется. Только смотря с кем...
Возникло что-то новенькое, Катя, Катя, лучше не надо.
И, уже догадавшись, спросил коротко:
- Ты? Да?
- Я. Да, - кивнула. - Я секретный агент ГЖУ. "Лютик". Я на связи у полковника Иванова. Он, ты знаешь, кто...
Это знал, да и о ней догадывался, но признание прозвучало как выстрел в ухо.
- И задание у тебя было? Конкретное?
- А то? Ты мое задание.
- А внутри?
- Что... "внутри"? Не понимаю...
- Что вызнать, куда направить, зачем? - частил, сбиваясь в словах. Покачала головой, сплюнула в угол и тщательно вытерла губы платком:
- Об этом полковники знают... Да что ты, не понимаешь, что ли? Сначала я должна доложить, что ты спекся! А уж потом оне мне велят. К какому берегу тебя пристать.
Взял ее за ухо, притянул, улыбнулся, трогая губами ее нос:
- Катя... Я спекся. Так Павлу Александровичу и скажи. И выясни про берег этот... Поподробнее, ладно?
Она кивнула и увлекла его в спальню, на кровать...
Жандарм дежурил через сутки, и свидание состоялось вовремя. С некоторой опаской и даже внутренней дрожью вошел Евгений Анатольевич в калитку конспиративного дома - черт их разберет, товарищей по работе ("по воровскому делу" - вдруг пришло в голову). В их замыслы проникнуть сложно, возьмут да прищучат, а там можете жаловаться в Правительствующий Сенат... Но все обошлось и оказалось на удивление просто: Ананий улыбался от уха до уха и, все время держа ладонь у козырька, отворил засовы (комнаты Мищука и Зинаиды находились на втором этаже, и двери смотрелись вполне тюремными) и, проговорив: "Я вам таперича вовсе и не нужен", - удалился.
- Ну... - произнес Евдокимов дрожащим голосом,- здравствуйте...
Обнялись, женщины стояли у стены и плакали навзрыд.
- Будет, будет... - Мищук говорил с трудом, видно было, что происходящее кажется ему сном. - Рад, Евдокимов, не скрою, так рад, как никогда в жизни не радовался... Кто эта симпатичная барышня?
Пока Евгений Анатольевич повествовал, Зинаида Петровна сидела на диване рядом с Катей и нежно гладила ее по руке.
- Милая, милая Катя, - шептала, - мне имя вашего друга в письме называли, и вот сбылось. Я так счастлива...
- Но мы еще в тюрьме, - отвечала практичная Катя.- Выбраться надобно...
- И не просто "выбраться", - подхватил Мищук (он слышал), - а размотать эту историю! Раскрыть!
- А как выглядел чиновник, с которым вы встретились на Сергиевской? спросил Евдокимов.
Зинаида Петровна подробно описала прихожую, комнату, в которой состоялся разговор, комплекцию, костюм и приметы "Сергея Петровича".
- Не припомню... - произнес морщась, - никогда в доме на Сергиевской не имел чести быть... - И вдруг мгновенная догадка, прозрение - словно ток электрический ударил: - Но может быть, была у этого человека какая-то особая примета? Нечто такое, на что нельзя вам было не обратить внимания?
- Не знаю, право... - задумалась. - Может быть, улыбка? - взглянула на Евгения Анатольевича широко раскрытыми глазами. - Он так улыбался, будто я его родственница... Нет - любимая? Он улыбался лучезарно, вот!
- Странно это все, очень странно... - тихо сказал Евдокимов. Мищук... Кто он? Это все не просто так, вы понимаете?
Лицо Мищука набрякло и приняло апоплексический оттенок.
- Вот мерзавец... - только и проговорил. - Господи... Гадко-то как... Но - просто. Вы же знаете - наше сотрудничество с Охранной полицией безусловно. Через нас проверяют. С нашей помощью подбрасывают - да что вам объясняю... Три года назад я этого типа из "Континенталя", что на Невском, вытаскивал... Они там напились, начали бить посуду и зеркала, у кого-то из посетителей пропал бумажник с крупной суммой, ну, общая полиция тут как тут, вызвали меня, я этот проклятый бумажник в боковом кармане этого моветона и обнаружил... Правда, он лыка не вязал, ну, а когда в участке проспался, потребовал начальство, позвали меня. Он и признался, что служит в департаменте и обретается в больших верхах... Действительный статский1 оказался... Я его пожалел - в конце концов, он этот бумажник не воровал, случилось недоразумение, или подставить его кто-то пытался, у вас ведь это принято? - метнул насмешливый взгляд в сторону Евгения Анатольевича. Когда мы с Зиной познакомились, помнишь, Зина? я рассказал об этом случае как о курьезе из жизни... А в камере тюремной вспомнил и решил написать... Выходит, все это подстава ваших друзей? - Глаза сузились, зрачки исчезли, и закаменело лицо. По всему выходило так, что департамент проводил реализацию весьма серьезного замысла.
Решили продолжить свое невольное участие - теперь уже вольно - и сыграть предназначенные неведомым режиссером роли до конца. Только ведь когда намерения режиссера становятся актеру не просто понятными, но прозрачно ясными, до конца, - актер вносит в роль коррективы, которые круто меняют весь ее рисунок. И кто знает, во благо ли...
...Иванов появился на следующий день утром в сопровождении рослого человека в штатском, с военной выправкой.
- Кто не знаком - представляю: пристав Красовский, Николай Александрович. Имя-отчество о многом напоминает, прошу любить и жаловать. И еще: желал бы знать, что надумал господин Мищук.
- Господа, - Зинаида Петровна улыбалась доброжелательно и безмятежно. - Я приглашаю всех на чашку чая. Прошу... - и двинулась первой, как бы указывая путь, хотя пресловутую "столовую" дежурный жандарм (то был не Ананий) показал за полчаса до появления гостей и помог накрыть. Спустились, сели, жандарм ловко водрузил самовар на стол и, откозыряв, удалился. Чай разливала Зинаида, важно восседая во главе.
- Очень рад, очень рад... - Иванов захрустел печеньем и пригубил из чашки, держа мизинец на отлете. - Итак, друзья ли мы отныне и до гробовой доски или противостояние разорвет нашу возможную дружбу? - спросил мягко, вкрадчиво, доброжелательно.