Ирландия

Наконец все закончилось, и обе колесницы: первая – Конала, следом за ней – Финбара, совершая триумфальный круг по краю поля, направились в ту сторону, где стояла она. Прекрасно удерживая равновесие, Конал шагнул вперед и встал на оглоблю между взмыленными лошадьми. Все еще тяжело дыша, он с достоинством принимал восторженные крики зрителей. Дейрдре смотрела, как он вглядывается в лица людей, и думала, что ему, должно быть, очень лестно такое внимание. Потом, когда его колесница подъехала совсем близко, взгляд Конала остановился на ней, и она вдруг поняла, что смотрит ему прямо в глаза.

Вот только увидела она в них совсем не то, что ожидала. Взгляд его, внимательный и серьезный, словно проникал в самую душу, но в нем не было и тени самодовольства. Ей снова показалось, что этот юноша, который лишь недавно с таким мастерством балансировал между жизнью и смертью, очень одинок и, даже принимая восхищение толпы, находится где-то очень далеко отсюда.

Она не знала, почему его взгляд выбрал именно ее. Он смотрел на нее так, словно хотел поговорить с ней, и, даже проехав дальше, он еще раз слегка повернул голову в ее сторону. Когда его колесница двинулась вперед и он не оглянулся, она еще долго смотрела ему вслед, пока он не скрылся из виду.

Потом она обернулась и увидела отца. Он улыбался и махал ей рукой, подзывая к себе.

Поехать в Кармун предложил Финбар. Так он надеялся поднять настроение своему другу. Но и указаний верховного короля он тоже не забыл.

– Ты не думал о том, чтобы поискать в Ленстере какую-нибудь красотку? – еще раньше спрашивал Финбар Конала.

Прошлым вечером, когда они только приехали и направились оказать почтение королю Ленстера, правитель этих земель был не единственным человеком, который захотел выразить свой восторг от встречи с племянником верховного короля. Едва ли нашлась бы женщина при королевском дворе, которая не улыбнулась бы Коналу. Однако сам Конал даже если и заметил эти многочисленные знаки внимания, то предпочел не подать виду.

И вот теперь Финбару показалось, что кое-что может измениться.

– Там стояла молодая женщина с золотыми волосами и удивительными глазами, она за тобой наблюдала, – сказал он. – Ты разве ее не заметил?

– Нет.

– А она очень долго тобой любовалась, – сообщил Финбар. – Думаю, ты ей приглянулся.

– Я не заметил, – повторил Конал.

– Ты только что на нее очень внимательно смотрел, – не унимался Финбар.

Его друг немного смутился и начал растерянно оглядываться.

– Стой здесь, – сказал Финбар. – Я найду ее.

И прежде чем Конал успел возразить, Финбар вместе со своим псом Кухулином умчался в ту сторону, куда за мгновение до того ушла Дейрдре.

– У Гоибниу есть мужчина для тебя. – Отец весь сиял.

– Надо же, как повезло, – сухо откликнулась Дейрдре. – И где он? Здесь?

– Нет. В Ульстере.

– Далеко. И что, он хорошо платит? – проницательно спросила Дейрдре.

– Весьма щедро.

– Достаточно, чтобы рассчитаться с Гоибниу?

– Достаточно, чтобы выплатить все мои долги, – сказал Фергус без малейшего смущения.

– Что ж, я тебя поздравляю, – с нескрываемой иронией произнесла Дейрдре.

Но Фергус словно не слышал ее.

– Конечно, он тебя еще не видел. Может, ты ему и не понравишься. Хотя Гоибниу считает, что понравишься. Да наверняка! – твердо добавил ее отец. – Прекрасный молодой человек. – Он помолчал и благодушно посмотрел на дочь. – Дейрдре, ты не обязана за него выходить, если он тебе не по душе.

Ну конечно, подумала она. И тогда ты просто дашь мне понять, что я тебя погубила.

– Гоибниу поговорит с ним в следующем месяце, – продолжал отец. – Ты сможешь познакомиться с ним еще до зимы.

Что ж, спасибо хотя бы за небольшую отсрочку.

– А что ты можешь рассказать об этом человеке? – спросила она. – Он молодой или старый? Сын вождя? Воин?

– Он хорош во всех отношениях, – с довольным видом сообщил Фергус. – Но лучше тебе о нем расскажет Гоибниу. Сегодня же вечером.

С этими словами Фергус ушел, предоставив дочь ее собственным мыслям. Так она и стояла одна, когда к ней подошли Финбар и его пес.

Финбар отбирал только тех мужчин и женщин, которые просто мечтали встретиться с племянником верховного короля. Когда он подошел к Дейрдре, она какое-то время колебалась, пока Финбар не шепнул ей на ухо, что отказаться значило проявить неуважение к принцу, а поскольку она будет не одна, то смущения не почувствует.

Конал уже оделся; он был в тунике и легкой накидке. Пока он не заговорил с ней, у девушки была возможность разглядеть его получше. Несмотря на молодость, Конал держался с достоинством, что приятно удивило ее. Подходя к каждому, он отвечал на приветствия вежливо и дружелюбно, но в его поведении была некая серьезность, которая сразу же выделяла принца среди его веселых гостей. Но когда Конал направился к Дейрдре, она вдруг совершенно растерялась.

Она не знала, посылал ли он за ней на самом деле. Когда Финбар спросил у нее, хочет ли она познакомиться с принцем, и намекнул на недопустимость отказа, он ведь не говорил, что Конал хочет видеть именно ее. А если она всего лишь одна из сотен молодых женщин, что чередой проходили перед принцем в таких случаях, горя желанием произвести на него впечатление? Такого унижения ее гордый нрав вынести не мог. Чувствуя неловкость, она сказала себе: «Кто я такая, чтобы он мог заинтересоваться мной, да и к тому же отец уже нашел мне жениха». К тому моменту, когда принц подошел к ней, она решила, что будет держаться с ним вежливо, но холодно.

Он заглянул ей в глаза:

– Я видел тебя после парада колесниц.

В его взгляде больше не было той грусти, что так поразила ее прежде. Когда он смотрел на нее – пристально, очень внимательно, словно изучая, – его глаза лучились удивительным теплом и светом. Несмотря на свое решение держаться с принцем холодно, Дейрдре почувствовала, что краснеет.

Конал спросил у нее, кто ее отец и откуда она приехала. Об Аха-Клиах он, очевидно, знал, но когда она упомянула о Фергусе как о вожде тех мест, лишь пробормотал: «А, ну да», и девушка поняла, что принц никогда не слышал об ее отце. Он задал ей еще несколько вопросов, они немного обсудили скачки, и Дейрдре вдруг осознала, что с ней он говорил намного дольше, чем с другими гостями. Потом появился Финбар и негромко сообщил, что Конала желает видеть король Ленстера. Юноша задумчиво посмотрел ей в глаза и улыбнулся:

– Возможно, мы еще увидимся.

Говорил он искренне или это была обычная учтивость? Конечно учтивость, что же еще? Вряд ли они снова встретятся. Отец не входил в круг приближенных к верховному королю. Ее слегка раздосадовала мысль о том, что Конал мог быть неискренен с ней, и она чуть было не брякнула: «Ну, ты знаешь, где меня найти». Но, к счастью, вовремя опомнилась и снова едва не залилась краской, представив, какой грубой и развязной могла ему показаться.

Так они и расстались. Дейрдре стала пробираться через толпу туда, где скорее всего сейчас находился отец. Только что начались новые гонки на колесницах. Дейрдре не знала, стоит ли рассказывать отцу и братьям о знакомстве с молодым принцем, и решила ничего им не говорить. Они наверняка бы начали поддразнивать ее, без конца шушукаться у нее за спиной и совсем бы ее засмущали.

Стояла осень, в воздухе в плавном чарующем танце кружили листья. Уже перевалило за полдень, солнце клонилось к закату, бросая золотой отсвет на заросли папоротника, а поросшие вереском пригорки отливали мягким лиловым сиянием.

Летнее жилище верховного короля располагалось на невысоком плоском холме, с которого открывался великолепный обзор. По всему гребню холма были разбросаны стойла для лошадей, загоны для домашнего скота и обнесенные частоколом шатры королевских приближенных. Зрелище было довольно внушительным, потому что свита у верховного короля набралась немаленькая. Друиды, хранители древних законов острова, арфисты, барды, виночерпии, не говоря уже о королевских стражниках, чье положение ценилось очень высоко и часто передавалось по наследству. С южной стороны, посреди самого большого огороженного пространства, высился круглый дом со стенами из бревен и лозняка и с высокой соломенной крышей. Входом в этот королевский дворец служил широкий проем, а внутри, на высокой стойке возле очага, была водружена каменная голова с тремя лицами, смотревшими в разные стороны, словно напоминая, что верховный король, как и боги, всевидящ.