Правда о Bravo Two Zero (ЛП)

ВЕРНУВШИСЬ В СУИНДОН, Я ВРУЧИЛ бинокль Винса семье Филипса и показал им отрывок из фильма, где иракские бедуины помогали мне строить мемориальную пирамиду из камней. Они обрадовались биноклю и были тронуты тем, что я закопал там баночку Гиннеса. Деятельное участие бедуинов они восприняли с некоторым удивлением. И я понимал, почему. Иракцы были врагами — зачем им тогда участвовать в почитании памяти человека, прибывшего туда убивать их? Я был знаком с арабами, говорил на их языке, но для большинства британцев, понял я, было трудно преодолеть предубеждения, сложившиеся за годы того, что, по существу, являлось пропагандистской кампанией. В конце концов, для людей у меня дома мои свидетели были "тюрбанами", и почему кто-то должен им верить? Это напомнило мне о рассказанной Сент Экзюпери в "Маленьком принце" истории о турецком астрономе, обнаружившем новую планету: другие астрономы не принимали его открытие, потому что он был одет по-турецки. Конечно, иракцы могли написать "Боб" и "Лейн" на Бергенах, которые я видел в Багдаде. На самом деле, вся операция — все, у кого я брал интервью и все, кого я посещал — могла была частью невероятной аферы. Сценарий мог выглядеть следующим образом: в то время как я оставался в Багдаде под предлогом ожидания разрешения от военных, офицеры иракской разведки прочитали книги Макнаба и Райана, обдумали и систематизировали историю вплоть до самых незначительных деталей, помчались в Анбар и проинструктировали Аббаса, его брата и всю его семью относительно того, что и как они должны говорить. От Адиля, мальчика-пастуха, потребовали сказать, что он не видел патруля в вади. Макнаб говорит, что патруль был атакован крупными силами противника при поддержке бронетехники; Аббас должен был сказать, что там было только три человека. Макнаб говорит, что на протяжении многих километров их преследовали на машинах; Аббас должен был сказать мне, что никаких преследователей не было. Макнаб писал, что они прошли пешком двадцать километров с грузом 95 килограммов — пятнадцать стоунов — на человека; Аббас должен был сказать, что слышал, как вертолет приземлился на расстоянии двух километров. Райан утверждает, что на отходе он шел в голове патруля, но Аббас должен был сказать, что человек, который махал им, был предпоследним. Аббас также должен был представить меня Мохаммеду, который также был проинструктирован сказать, что нашел тело Винса в определенном месте на плато, на несколько километров ближе, чем на самом деле. Также он получил детальные сведения о содержимом карманов Винса — включая фотографию его жены и двух дочерей, о которых иракская разведка узнала тем или иным путем, даже при том, что об этом не упоминалось ни в одной из книг. Мохаммеду также приказали хитрым двойным блефом убедить меня, что у него остался пистолет Винса, и дали когда-то принадлежавший Винсу бинокль, чтобы подчеркнуть его правдивость. Мохаммед должен был показать мне яму, случайно, совпавшую с пунктом, отмеченным на карте Райана, которая, по его утверждению, была "танковым капониром Райана". Его, Аббаса и остальных бедуинов вынудили притвориться, что они считали членов патруля "героями", чтобы доказать, что они не держат камня за пазухой. Агентам иракской разведки также нужно было бы сфабриковать газетное интервью с Аднаном Бадави. Затем поручить Аббасу — которого ловко подсунули мне в качестве проводника в первый же день, когда я отделился от каравана съемочной группы — рассказать небылицу о том, что Аднан был в автомобиле с Макнабом, и что никакой перестрелки на КПП не было. Они также, так или иначе, узнали реальное имя Макнаба, которое тщательно скрывалось даже от британской публики. Ахмаду, полицейскому главному сержанту, приказали подтвердить историю Аднана. Его и всех свидетелей в Крабиле заранее проинструктировали, как подать красивую версию ареста или гибели членов патруля. От жителей Руммани потребовали, если я буду спрашивать, ответить, что никто из иракцев не был убит или ранен.

Чем дольше я думал, тем больше убеждался, что это не убедительно. Так, многие из представленных мне фактов, были просто не нужны иракской пропаганде — например, видел Адиль патруль, или нет, который по счету человек махал рукой, или точное местонахождение трупа Винса. Многие изложенные в книгах аспекты были весьма сомнительны и оспаривались вне всякой зависимости от сказанного моими иракскими свидетелями: например, сообщение Райана о том, что место посадки вертолета находилось всего в двух километрах от будущего НП. Или то, что вместе с Макнабом в такси был иракец. Или показания Кобурна о том, что многие из заявлений Макнаба и Райана были ложными. Попытка детально переварить все материалы, и придумать альтернативный сценарий была бы просто слишком сложной задачей для разведки страны, истощенной войной, и принесла бы не так уж много пользы. В конце концов, своим фильмом мы не собирались добиться отмены экономических санкций. Если в том, что мне рассказали, и были погрешности, то намного более вероятно, что это были ошибки отдельных лиц, а не часть заговора — просто забывчивость здесь, маленькое предубеждение там, личная интерпретация или попытка показать себя в более выгодном свете. Но что самое главное, я не верю, что это был заговор, потому что за недели, проведенные в Ираке, я начал доверять Аббасу, тому самому "идиоту на бульдозере", оказавшемуся одним из самых мудрых и честных людей из всех, кого я встречал.

Однако я знал, что многие подвергнут утверждения моих свидетелей сомнению, вот почему моя заключительная цель состояла в том, чтобы переговорить с человеком, который во время войны в Заливе был в самом сердце SAS: бывшим полковым сержант-майором Питером Рэтклифом. Как известно всем, имеющим отношение к армии, звание главного полкового сержанта имеет почти мистическое значение. Сержант-майор — это уникальная фигура: сержант самого высокого ранга в полку или батальоне, имеющий гораздо больше опыта, чем кто-либо еще в подразделении, включая большинство офицеров. Поскольку единовременно может быть только один полковой сержант-майор, он является символом и воплощением всего Полка.

Я встретился с Питером Рэтклифом в нейтральном, но знакомом нам обоим месте: в Брекон Биконз, где более двадцати лет назад мы проходили подготовку в парашютном полку, и где мы оба прошли отбор в наши разные подразделения SAS. Рэтклиф был человеком слегка за пятьдесят: очень крепким, с внимательным взглядом, в безупречно выглядящих джинсах и начищенных ботинках. Во время войны в Заливе Рэтклиф был награжден медалью "За выдающиеся заслуги" за свою роль в командовании подразделением SAS, действовавшим в тылу противника в Ираке, где он стал единственным в британской военной истории военнослужащим сержантского состава, отстранившим от исполнения обязанностей офицера. Ему также хватило дерзости провести официальное сержантское собрание в полевых условиях, ставшее сюжетом картины художника-баталиста Дэвида Роулендса "Собрание в Вади Тубал". после войны Рэтклиф прослужил в армии еще несколько лет, и был, в конечном счете, произведен в офицеры, получив звание майора. Он описал свой переход из сержант-майора в "офицерское достоинство", как "превращение за вечер из бойцового петуха в метелку для пыли". Перед уходом в отставку он служил в 21 и 23 полках SAS и в бронетанковом полку.

Согласно его собственному рассказу, когда Рэтклиф получал из рук Королевы свою медаль, Ее Величество заметила, что "должно быть, это было ужасно там, во время войны в Заливе". Рэтклиф ответил: "Так точно, Ваше Величество, и я всецело наслаждался этим", после чего беседа немедленно закончилась.

Он был практичным, откровенным и открытым, и я подозревал, что под строгой, крутой внешностью Рэтклифа скрываются способность к глубокому сопереживанию и исключительно высокий интеллект. В первую очередь, я спросил его об утверждениях, что группа Браво Два Ноль была плохо подготовлена к выполнению задачи.