Страница 4 из 11
— Консервированные оливки. Они хороши к вину или к изысканному первому блюду. Перловая каша, шрапнель и оливки.
— Я от чистого сердца, трофей. Не хочешь — не ешь.
— Да съем, не волнуйся.
Игорь кашу поел, Николай ловко банку финкой вскрыл, понюхал, потом попробовал, скривился, выплюнул.
— Кислятина, чего в них фрицы хорошего находят? Выпить бы принёс, да лейтенант учует.
— Обойдёмся.
Игоря вызвали к ПНШ вечером. Часовой закричал.
— Катков!
Игорь опрометью бросился в штаб. Нехорошо заставлять начальство ждать. Он обращал внимание окружающих морской формой. Все бойцы и командиры в обмундировании защитного цвета.
— Ну что, Катков, первоначальную проверку ты прошёл. Смог я дозвониться до госпиталя, подтверждают. Время позднее, завтра с утра к писарям. Я распоряжусь — внесут в списки полка, выпишут красноармейскую книжку, на довольствие поставят. Где землянка разведчиков — знаешь?
— Николай, простите — Бармин, уже показал.
— Будете парой. Пусть на правах старшего покажет, где и что. Как завтра документы получишь, пусть сержант тебя переоденет.
— Есть!
— Свободен.
С утра в штаб, к писарям. Документы новые получил, потом в армейскую форму переоделся. Обмундирование б/у, но чистое, не рваное. Воротничок подшил, чтобы не хуже других выглядеть. Одно плохо. У всех сидоры есть, где бритвы хранят, трофейные пистолеты, портянки запасные. А у него личных вещей никаких, как сирота казанская. Николай помог сидор получить. Потом к оружейнику. Автомат новый дали, Николай потребовал холодное оружие.
— По штату не положено.
— На складе есть? Вот и выдай. Как разведчику без ножа? Я потом тебе из рейда часы наручные принесу.
— Только не штамповку.
— Договорились.
Оружейник открыл снарядный ящик, приспособленный для хранения мелочёвки, достал из недр эсэсовский кинжал, на ножнах свастика.
— Свастику сбей, зато сталь хорошая, колючую проволоку рубит и никаких вмятин на лезвии.
Свастику Николай своей финкой сковырнул сразу. Правда вражеский символ был ещё на навершии, но не бросался в глаза.
— На первое время сойдёт. Длинноват кинжал немного. Вот у егерей или разведчиков немецких ножи классные, заводские. У меня самодельный, ещё в Сталинграде умелец сделал из рессоры.
Так день в хлопотах и прошёл. В небольшой коллектив разведчиков Игорь влился быстро. Парней немного, к новичку отнеслись доброжелательно.
В разведке зачастую жизнь одного зависит от другого, когда в немецкий тыл в рейд идут. Правда, полного доверия к Игорю не было, делом надо заслужить. Не струсил, не сбежал, помог в трудный момент товарищу — свой. Тогда для тебя всё сделают — кусок хлеба поделят, последнюю рубаху отдадут.
Игорь об этом знал, не раз уже проходил. Надо только набраться терпения.
Ночью в рейд ушли трое, сержант вывел парней на берег, где в камышах лодку припрятали, реквизировав у местного жителя.
Гитлер ещё одиннадцатого августа сорок третьего года отдал приказ соорудить «Восточный вал», укрепление по берегам Днепра, фактически от верховья реки и до Чёрного моря. Немцы пытались закрепиться на этом рубеже. В среднем и нижнем течении Днепр был широк и полноводен и форсировать его было затруднительно. В штабах РККА разрабатывались планы, а для их планирования требовались свежие разведданные. Задействованы были все виды разведки — авиационная, агентурная и армейская — полковая, дивизионная. Каждую ночь в немецкий тыл уходили группы разведчиков. Только возвращались не все. Немцы активно внедряли радиопеленгаторы и стоило выйти рации в эфир, как тут же район оцепляли, проводили облавы.
Однако, каждый вид разведки делал свою задачу, но всей картины представить не мог. Самое ценное — взять языка, да не рядового с передовой, тот в лучшем случае может рассказать о своём батальоне. Идея фикс для любой разведки — захватить офицера — тыловика, и как апофеоз — штабного, при картах. Но такие удачи случались редко. Данные стекались в штабы РККА по капле. Помогали партизаны, отслеживали передвижение частей, перевозку по железной дороге.
Было у немцев любимое занятие, этакий бзик — эмблемы присваивать дивизиям. Формировались дивизии ещё до войны, в 1933-35 годах. Командование дивизии выбирало символ, скажем — медведя или слона, наносили по трафарету на боевые и транспортные машины. На учениях удобно, сразу видно — из какой дивизии техника. И при захвате Германией Европы эмблема проблем не создавала. А в России немцы столкнулись с массовым партизанским движением, агентурной разведкой. Для разведчика эмблема части или соединения, как подсказка.
В наших разведуправлениях эмблемы немецкие знали. Появилась у немцев в ближнем тылу танковая часть с медведем, уже понятно — третья танковая дивизия. И командир её известен и количество танков, состав. Танковая дивизия — это не только танки. В её состав входят пехотные, артиллерийские, зенитные полки или дивизионы, разведроты, роты связи, снабжения, ремонта. И каждая дивизия может иметь разную численность, в зависимости от типа танков. Если в начале войны все дивизии имели на вооружении лёгкие танки Т-II, средние Т-III и Т-IV, эти рабочие лошадки войны, то в сорок третьем году появились Т-V «Пантера» и Т-VI «Тигр». Фактически один батальон «Тигров» заменял собой полк Т-III. Правда, из-за сложности, дороговизны в производстве или ремонте, батальонов этих было немного.
Любая, кажущаяся несущественной мелочь, могла указать на важные передислокации. Был случай, когда партизаны обстреляли грузовик, думали поживиться трофеями — боеприпасами или провизией, оказалось — грузовик армейскую почту перевозил. Разочарованные партизаны поджечь его хотели, всё же урон врагу, да среди партизан один сообразительный попался, потому как до войны срочную службу в разведке проходил. Собрал мешки с почтой, в отряд принёс, под насмешки бойцов. Командир отряда по рации в штаб партизанского движения сообщил. Самолёт — У-2 за грузом почты прислали, дело удивительное для партизан. Армейская разведка письма изучила. По штемпелям на конвертах определили, что за полевая почта, ведь номера они имели как и наши. В письмах солдаты писали, что перебросили их из благословенной Австрии в холодную и нецивилизованную Россию. Была получена первая и ценная информация о переброске одного из корпусов четвёртой немецкой армии генерала Готхарда Хейнрицы.
После того, как разведгруппа к утру не вернулась, стали готовить другую. В разведку брали добровольцев. Сложно заставить человека приказом перейти на чужую сторону, на вражескую территорию. Он может отлежаться на нейтралке и вернуться ни с чем. Руками разведёт — не удался поиск. Потому в разведке служили парни большей частью хулиганистого, шпанистого склада, склонные к риску. Только риск должен быть обоснованным, иначе можно товарищей подставить и задачу не выполнить. Разведчиков уважали за смелость, но штабные недолюбливали за независимость, за вольности. Кому ещё на фронте позволено разгуливать с холодным оружием или иметь не штатное оружие? Все знали, что разведчики имели трофейные пистолеты, как последний шанс при боестолкновении накоротке. Не положено, но глаза закрывали. Или знали, что у всех есть трофейные наручные часы, коих не все командиры имели. Предмет зависти, но в разведке без них невозможно. Как в поиске действия согласовать? Ретивые командиры изымали порой ненадлежащие предметы, а они появлялись вновь. Какое на фронте наказание? На передовую, в пехоту? Так там риска меньше, чем в разведке. Ухитрялись разведчики в хромовых сапогах щеголять, а не в кирзачах и тем более не в ботинках с обмотками. Но желающих перейти из пехоты или других частей в разведку не много было. Недолог век разведчика.
Если в пехоте, в траншее ранят, товарищи помощь окажут, сами перебинтуют, санитара позовут, в медсанбат отнесут. А во вражеском тылу надеяться не на кого. Серьёзное ранение — считай приговор. А убьют если, родным не похоронка полетит, а известие — пропал без вести.
И служили в разведке молодые, более выносливые. К тому же у молодых чувство самосохранения не сформировалось, оно с житейской мудростью приходит, с опытом.