Страница 17 из 103
— Отец, давай сядем в холле. Там есть стулья.
Джаган собирался идти в лавку, но, видя сына в таком настроении, решился нарушить заведенный порядок. Теперь распорядок его дня то и дело менялся.
Он покорно последовал за сыном и уселся в холле, куда не заходил вот уже несколько недель. Он заметил, что Грейс преобразила холл — повесила занавески, расстелила на столе скатерть, а на полу — циновки. На стенах висели современные картины. Джагану они показались совершенно непонятными, но Грейс сказала:
— Они великолепны, правда?
И он только поддакнул.
На бамбуковых стульях лежали разноцветные подушки. В небольшой вазе на столе стояла ветка маргозы. При виде маргозы у Джагана сильно забилось сердце.
— Маргоза — это амброзия, о которой говорится в наших ведах[13]. Ты знаешь об этом, Грейс?
Она чуть не обняла вазу и воскликнула:
— Какая прелесть! А как об этом узнали? Про веды все известно, правда?
— Конечно, ведь они истекли из божественных стоп.
— Ах, какая мысль! — вскричала Грейс.
Все ее трогало, все пробуждало в ее сердце поэтическое чувство.
— Только не вздумай глотать листья маргозы, милая, — предупредил ее Мали.
Джаган сказал:
— Ничего страшного. Это природное антисептическое средство, очищает кровь, снабжает ее железом…
Стоило ему заговорить о маргозе, как глаза у него засверкали.
— Я все объяснил в своей книге. Когда ты ее прочтешь, тебе все станет ясно.
Грейс осторожно поправила цветы в вазе, словно, выйдя замуж за индуса, удостоилась чести коснуться амброзии.
Джаган давно уже не видел сына вблизи. Свежесть и хороший цвет лица, отличавшие его по приезде, пропали; он выглядел измученным и усталым. К местной еде он не вернулся, а сидел на одних консервах. Джаган молчал, хотя и заметил с грустью, что под глазами Мали легли темные тени. Что его тревожит? Джаган терпеливо ждал, что скажет ему сын. Он заметил, что на ногах у Мали, помимо сандалий, были надеты носки.
Ему хотелось сказать:
«Не следует носить носки, потому что они перегревают кровь, мешая природной радиации, идущей через ступни ног, а также потому, что они изолируют тебя от благоприятных магнитных зарядов поверхности Земли. Я доказываю в своей книге, что это одна из причин — одна из возможных причин — сердечных заболеваний в европейских странах…»
Занятый этими мыслями, Джаган смутно ощущал, что все это время Мали что-то говорит. Он слышал звук его слов, хоть смысл их и ускользал от него. Он так долго ждал этого разговора, а теперь с содроганием понял, что все пропустил. Между тем другого такого случая, может, больше никогда не представится.
В этот самый миг Мали произнес:
— Понял?
Джаган вздрогнул и очнулся, призывая на помощь все свое умение сосредоточиться.
Он не знал, что ответить — «да» или «нет», и сидел, глядя прямо перед собой и легонько покашливая.
— Ну вот, обдумай это. Я тебе все сказал, — заключил Мали.
Потом он взглянул на часы и пробормотал, поднимаясь:
— Я должен пойти на станцию, узнать там насчет багажа… Он прибывает сегодня. Если бы у нас был телефон…
Уже направляясь к двери, он повернулся к Грейс и сказал:
— Не жди меня к обеду.
И они услышали шум отъезжающего мотороллера.
Джаган сидел неподвижно, радуясь, что сын так долго говорил с ним. Когда наконец он поднялся, Грейс открыла ему дверь и сказала:
— Может, вы что-нибудь хотите спросить у Мали? Вам все ясно?
Джаган многозначительно улыбнулся и сказал:
— Мы всегда можем вернуться к этому разговору, правда?
И Грейс ответила:
— Конечно.
6
Братец заметил, что в последнее время Джаган не заводит разговора о сыне, и, исходя из теории, что беседе нельзя давать умирать, сказал:
— Вы слышали, на базаре сегодня была драка? Торговец пальмовым сахаром, как всегда, скупал весь сахар, чтобы потом вздуть на него цену, как вдруг…
Джаган, восседая на своем троне в волнах кухонных ароматов, заметил:
— Наши торговцы стали совсем бессердечными…
— Подождите немного и вы увидите, что случится с торговцами рисом. Они играют с огнем.
— Даже если хочешь получить прибыль, не следует вовсе забывать о служении. Я вот не поднял цен у себя в лавке, несмотря на трудности с сахаром.
— О, если б все были похожи на вас! — воскликнул братец, поглаживая длинную прядь волос, оставленную, согласно обычаю, на выбритой голове. Лесть для него была главным занятием в жизни, он льстил, даже когда злорадствовал или шутил. — Вы не из тех, кто умеет делать деньги, — сказал он. — Не будь вы таким принципиальным, кто знает, может, вы бы давно уже выстроили себе несколько дворцов.
— Зачем человеку дворцы? — ответил Джаган и привел тамильский стих, в котором говорилось, что, даже если в уме твоем промелькнут восемьдесят миллионов мыслей, ты не сможешь надеть на себя больше четырех локтей ткани или съесть больше миски риса за раз.
— Вот-вот, — добродушно иронизировал братец, засовывая в рот порцию табака. — Потому я и сказал, что вам неизвестно искусство жить в роскоши. И все же богиня богатства осыпает вас своими милостями.
Джаган радостно засмеялся и решил, что теперь-то уж братец заслужил небольшую дозу сведений о Мали.
— Я сегодня опоздал, — сказал он, — потому что Мали хотел обсудить со мной свои планы.
Он очень гордился тем, что может сообщить что-то конкретное о своем сыне. Братец насторожился и вытянул шею, чтобы не пропустить ни слова. Сделав это замечание, Джаган замолчал, и братец, чтобы заполнить возникшую паузу, быстро произнес:
— Я видел его утром на мотороллере. Он что, купил себе мотороллер?
— Кажется, взял на время у приятеля. Нужно же ему на чем-то ездить…
— Кто же этот приятель? — размышлял вслух братец. — У кого в городе есть мотороллеры? Один — у сына агента по продаже керосина, другой — у того человека, который приехал из Пенджаба, чтобы построить здесь пуговичную фабрику. Еще один — у племянника окружного судьи, знаете, такой молодой человек, он еще служит в Отделе общественных работ, строит новые дороги в горах.
— Теперь мальчикам подавай собственный транспорт, они не любят ходить пешком, — рассуждал Джаган. — Я-то всю жизнь любил ходить своими ногами, но теперь время больших скоростей, людям нужно быстрее попадать из одного места в другое. У них больше дел, чем у нас, правда? Мали никогда не любил ходить пешком. Он всегда ездил на велосипеде. Первый велосипед я купил, когда ему было семь лет, и он разъезжал на нем где хотел. Порой он катил даже по улице Элламана — на Базарной улице всегда столько народу, но это его не останавливало.
— По вечерам даже взрослые держатся подальше от Базарной улицы.
— Но этот мальчик не знал страха. Другие дети в его возрасте прячутся матерям под юбки, а он был уже совсем самостоятельный.
— Бедный мальчик, его мать так болела.
— Поэтому-то я и старался отвлечь его.
Разговор отклонялся в сторону. Братец попытался вернуться к основной теме.
— Вы начали говорить мне о планах Мали. Вы, верно, чувствуете себя теперь гораздо лучше.
— Да-да, я всегда знал, что все будет хорошо и беспокоиться не о чем.
— Что ж, теперь вы знаете, какие у него планы?
— Да, знаю, он очень торопился сегодня утром, ему нужно было попасть на станцию, так что он рассказал мне о них в самых общих чертах. Позже он, конечно, сообщит мне все подробности.
Джаган не рискнул сказать больше, опасаясь выдать свое полное неведение.
Братец быстро спросил:
— Вы одобряете его намерения?
— Какие намерения? — спросил с удивлением Джаган.
Ни в чем таком он своего сына и не подозревал. Братец с минуту помолчал, выжидая, пока затихнут зазвеневшие в воздухе голоса школьников, распущенных по домам. У окна с разложенными на подносах сластями, как всегда, остановилась стайка детей.
13
Веды — древнейший памятник индийской литературы, относящийся к концу второго — началу первого тысячелетия до н. э.