Страница 111 из 129
Отметим, что эстии появляются у Тацита как раз в тех местах, где зафиксированные Плинием следы древнегреческой традиции могли помещать янтароносную реку Эридан и ассоциированных с нею венетов. Это позволяет частично объяснить противоречие между сведениями Тацита и Птолемея. Последний перечисляет на просторах Европейской Сарматии семь «великих» народов и большое число малых, размещая их в серии «цепочек» от восточного рубежа Германии, за который он концептуально принимал Вислу.
«Великие» народы в целом соответствуют этнонимам, известным более ранним авторам, но при их локализации возникают противоречия. Первым из таких народов выступают венеты, размещенные на побережье Балтики (которую Птолемей именует Сарматским океаном), вдоль загадочного Венетского залива. Где-то «выше Дакии» находятся певкины и бастарны, вдоль побережья Меотиды (Азовского моря) — языги и роксоланы, а в глубине континента «за ними» — амаксобии и скифы-аланы. Упоминание языгов и роксоланов на побережье Меотиды свидетельствует, что сведения Птолемея о «великих» народах относятся не к современной ему ситуации, а более ранней, потому что за столетие до написания «Руководства по географии» аланы вытеснили языгов и роксоланов сначала в западное Причерноморье, а затем и на берега Дуная. В таком контексте и упоминание о венетах может соответствовать архаичным представлениям о родине янтаря.
Первая цепочка «малых» народов, которую приводит Птолемей, тянется вдоль Вислы до Карпат. Поскольку речь идет о Сарматии, вся цепочка должна локализоваться восточнее Вислы, но единственный этноним, поддающийся локализации (гифоны = гитоны = готы?) соответствует ареалу ранней вельбарской культуры, лежащему западнее от низовьев Вислы. Следовательно, и земли венетов, непосредственно «ниже» которых Птолемей помещает гифонов, могли простираться на запад от Вислы — там, где Тацит помещал ругиев и лемовиев. Если венеты по Птолемею жили все-таки за Вислой, то их местонахождение соответствует Тацитовым эстиям.
В любом случае мы имеем несомненное противоречие между двумя близкими по времени источниками. Если делать выбор между ними, приоритет должен иметь тот, который лучше соответствует археологическим реалиям, а также всей системе прочих данных, включая тексты иных, независимых традиций. С этой точки зрения надежность известий Тацита несравненно более высока. Они соответствуют позднейшим сведениям Иордана и очень хорошо согласуются с синхронной археологической картой, чего нельзя сказать о Птолемее.
Но не исключено, что Птолемей тоже по-своему прав, он лишь совместил разновременные представления. Сведения о венетах относятся ко времени существования поморской или, по крайней мере, оксывской культуры, а сведения о гифонах — более позднему времени, когда на этом пространстве уже появились готы (что археологически соответствует превращению оксывской культуры в вельбарскую). Упоминание же о Венедских горах, приведенное в перечислении между реальными Карпатами и мифическими Рипейскими горами, может восходить к еще более раннему времени (до начала миграции бастарнов), когда территория лужицко-поморской общности достигала подножия Карпат. Возможно, что и размещение Птолемеевых венетов на месте современных ему эстиев-прабалтов объясняется тем, что последние также являлись потомками носителей лужицкой культуры.
Другой ряд этнонимов Птолемея проходит параллельно первому, но далее на восток, несомненно за Вислой. Там с венетами граничат галинды, затем идут судины и ставаны — «до самых аланов». Если имелась в виду та же локализация аланов, что и в первом случае (в глубине континента за Меотидой — Азовским морем), то перечисление идет в действительности не строго параллельно Висле, а сильно отклоняется к востоку. Но не исключено, что здесь аланы занимают то место, на котором они были с середины I века н. э.: между Южным Бугом и Днепром. В таком случае и другие этнонимы этого перечня касаются римского времени.
Но снова мы имеем противоречие с Тацитом: галинды, судины и ставаны (или, по крайней мере, последние) должны приходиться на то пространство, где он упоминал разбойничающих венетов. О ставанах Птолемей сообщает, что они граничат непосредственно с аланами. Для его времени это соответствует позднезарубинецким памятникам типов Лютеж и Картамышево — Терновка или всему пространству зарубинецкой культуры.
Многие исследователи обращали внимание на некоторое сходство этнонимов «ставаны» и «славяне». Можно ли сделать из этого вывод, что уже в позднезарубинецкое время одна из частей венетской общности имела такое имя? Представляется, что оснований для этого недостаточно. Лингвисты отрицают возможность того, что в греческом языке информаторов Птолемея слово вроде «славяне» или «склавены» могло превратиться в «ставаны» (10).
Как можно трактовать сведения о галиндах и судинах? Оба названия традиционно соотносятся с названиями двух прусских земель, приведенными под 1326 годом хронистом Тевтонского ордена Петром из Дусбурга: Галиндии и Судавии. При этом никого особенно не смущает, что между этими упоминаниями — промежуток в 12–13 столетий! Созвучие названий, действительно очень яркое, может быть чисто случайным. Чтобы проводить прямое отождествление, нужны более прочные основания. Но их нет, поскольку за весь этот промежуток оба названия в данном регионе больше не встречаются. Вероятность того, что один или оба этнонима локализовались в ареале богачевский культуры, исключить нельзя, но строго формально ей лучше соответствовали бы прибрежные венеты, упомянутые сразу за устьем Вислы. Ареал же этой культуры слишком мал, чтобы на нем уместились сразу три народа, достойные перечисления в одном ряду со ставанами и аланами.
Для этнонима галиндов имеется еще одно созвучие — голядь, упомянутая в русских летописях под 1058 и 1147 годами, причем последнее сообщение четко локализует ее в верховьях реки Протвы. По мнению В. Н. Топорова, в Подмосковье имеется целый ряд топонимов, созвучных имени «голядь» (11). В целом они неплохо соответствуют ареалу мощинской культуры, складывавшейся как раз во времена Птолемея на основе почепской группы позднезарубинецких памятников.
Предположение о том, что это имя принесла с собой родственная венетам часть поморского компонента зарубинецкой культуры, и затем оно дожило до эпохи Киевской Руси, выглядит довольно шатким, хотя в нем нет ничего невозможного. Но в таком случае подмосковная голядь принадлежала скорее к праславянской, чем к прабалтской языковой группе, и прямое сопоставление ее с прибалтийскими галиндами (12) уместно не более, чем сопоставление адриатических венетов с кельтскими или иллирийскими.
Далее Птолемей меняет вектор своего перечисления народов, упоминая «ниже» аланов ингильонов, костобоков и трансмонтанов около Певкинских гор. Эти горы явно соответствуют восточной части Карпат, что подтверждается упоминанием костобоков (дакийского племени, известного античным авторам со II века до н. э.) и сведениями в дополнительной части перечня. Там между бастарнами и певкинами названы карпианы (имя, очевидно созвучное фракийскому племени карпов и названию Карпат). Из этого вытекает, что бастарны и певкины у Птолемея занимают примерно то же место, что и у Тацита: где-то в современных Молдове и Западной Украине. Археологически это отвечает части позднепшеворского ареала с присутствием зарубинецкого и поянешти-лукашевского компонентов.
Вероятно, к чуть более позднему времени (рубеж II–III веков н. э.) относится основной слой сведений недатированной дорожной карты-схемы позднеримского времени — Певтингеровой карты. Но, как и в случае с трудом Птолемея, не все они могут быть одновременными (13).
На этой очень схематичной карте где-то между средним течением Дуная и Океаном, на запад (северо-запад) от Бастарнских Альп (Карпат) обозначены «сарматские лупионы» и «сарматские венеды» (Lupiones Sarmati и Venadi Sarmatae), а непосредственно за этими горами — бастарны (Blastami). Учитывая крайнюю схематичность карты, допустимо считать, что эти названия соответствуют территории пшеворско-позднезарубинецкой общности на заключительном этапе — накануне проникновения в ее ареал готов. Западную часть собственно пшеворской культуры в этом случае занимают лупионы (искаженное лугионы = лугии), а юго-восточную — бастарны. Указанные между ними венеды могут соответствовать северо-восточной части пшеворской культуры (памятникам типа Гриневичи Бельке — Черничин) и позднезарубинецкому ареалу далее на восток. Дополнением «сарматские» лугии и венеды, видимо, обязаны авторитету Птолемея, который ввел в оборот понятие «Европейская Сарматия». При такой интерпретации название имеет не этнический, а географический смысл.