Страница 108 из 129
М. Домантович писал (1865 г.), что по понятиям местных литвинов, «до сих пор свадьба, крестины и поминки не могут обойтись без языческой обрядности и, несмотря на значительные, нередко разорительные, расходы всегда отбываются со всевозможной стародавней торжественностью».
Он также отмечал большое число знахарей (по-местному — «шаптуны»), колдунов, ведьм, ворожей именно в среде местных литвинов. И далее:
«Говорят, что знахарей в последнее время значительно уменьшилось. Искуснейшие из них считаются литвины. Ведьм, по народному убеждению, в последнее время стало гораздо меньше, однако ж в каждом селе какая-нибудь женщина подозревается в связи с нечистой силой».
В языческий период чародеи (колдуны) составляли высшую, элитарную, касту местного населения, аналогичную жрецам, пользовались большим влиянием и авторитетом. Они были носителями духовных племенных традиций, сакральных знаний, недоступных широкому кругу населения. Чародейство, таким образом, выступало в тот период как элитарная культура. С принятием христианства отношение к нему изменялось, однако не так резко, как в древнем Киеве.
По традиции чародеями считались люди, владевшие неординарными знаниями, способные творить чудеса, ими могли быть народные лекари, ворожеи, талантливые мастера (особенно кузнецы и мельники), охотники, военачальники, князья. Не случайно князь полоцкий Всеслав приобрел славу Чародея. Его считают двоеверцем; во всяком случае, приняв христианство, он проявлял терпимость к традиционным верованиям, что вообще характерно для тогдашнего кривичского общества. Аналогичная ситуация повторилась несколько позже и с великим князем Миндовгом. Приняв католичество из дипломатических соображений, он через 10 лет легко отрекся от него и был похоронен в Новогородке по языческому обряду.
Обращает на себя внимание сообщение летописца об устойчивом обычае кривичей и новгородских словен мыться и париться с веником в вытопленных банях, что не было свойственно дреговичам, древлянам, волынянам. Об этом рассказывал христианский миссионер Андрей, который путешествовал «из греков к варягам» (из Византии к Балтийскому морю) по Днепру и реке Ловать:
«И видех бани древяны, и пережгут их велми, и сволокутся, и будут нази (нагие), и обольются мытелью, и возьмут ветви, и начнут ся бити, и того добьют, едва вылезут живи сущи, и обливаются водою студеною, и тако оживут… И тако творят не мытву собе, но мучение»
Если сравнить сообщение летописца с более поздними этнографическими данными, то окажется, что ареал бытования парных бань на территории Беларуси мало изменился в течение почти тысячелетия. Граница их распространения на запад достигала междуречья Березины и Птичи, а на северо-западе включала бассейн Вилии. Она примерно совпадала с ареалом расселения кривичей и радимичей. В западной части Беларуси, как и в соседних районах Украины, парились в домашних печах, мылись в больших бадеях, а летом — в реках и озерах. Таким образом, мы имеем дело с весьма консервативной древней традицией, сохранившейся со времен племенного строя. В Подвинье и Поднепровье баня играла важную роль в календарной и семейной обрядности, в народной медицине.
Если положить на карту ареалы важнейших традиционных элементов культуры — тех же бань, типов сельскохозяйственных орудий (сох, борон, видов упряжи), способов запряжки волов или лошадей, и сопоставить с археологическими и лингвистическими данными, то их локализация выявляет общие закономерности бытования. Зона расселения радимичей и кривичей на востоке распространялась до Десны, левого притока Днепра, истоков Днепра и Волги. Именно по этому рубежу российские авторы проводили восточную границу расселения беларусов, что отражают и этнографические карты (А. Ф. Ритгих, 1875; Е. Ф. Карский, 1903; М. В. Довнар-Запольский, 1919).
Региональные этнокультурные особенности не были нивелированы в X–XIII веках, скорее наоборот, получили новое продолжение, о чем свидетельствует и местный «сепаратизм», выделение отдельных земель-княжеств как суверенных государственных и этнокультурных образований. О формировании так называемой единой древнерусской народности на огромном пространстве Восточной Европы от Черного до Балтийского (Варяжского) морей в этих условиях не могло быть речи.
Рассматривая многочисленные публикации по данной теме, следует выделить в особую группу труды Е. Карского, М. Довнар-Запольского, В. Пичеты, В. Седова, П. Урбана, Г. Штыхова. Они выявили реальную роль славянских и балтских племен в процессе формирования беларуского народа.
Так, В. И. Пичета выделил на этнической территории Беларуси периода раннего средневековья пять этнических ядер, в основе которых лежали регионально-вариативные особенности этногенеза:
1) Южный (в бассейне Припяти), сложился на дреговичской основе с включением древлянских, волынских и ятвяжских элементов;
2) Подвинский (в бассейне Западной Двины, частично Березины и Вилии до верховий Немана на западе) сформировался на базе полоцких кривичей, северных дреговичей, балтских и финно-угорских элементов;
3) Верхнее Поднепровье — ареал расселения смоленских кривичей и радимичей;
4) Черная Русь (историческая Литва) — бассейн Верхнего Немана, «где встретились полоцкие кривичи, припятские дреговичи и литовские племена»;
5) Берестейская земля (Подляшье) — зона волынско-дреговичской колонизации с городами Берестье, Вельск, Мельник, Дрогичин, Кобрин и Каменец.
Как показывает сравнительный анализ этнографического материала, этногенез литвинов (беларусов) не обнаруживает принципиальных различий, что дает основание выделить его наиболее характерные черты:
1. Литвины (именно этот этноним чаще всего фигурирует в исторических документах до конца XIX века) как самостоятельный народ-этнос сформировались в конце 1-го — начале 2-го тысячелетия;
2. Основой процесса этногенеза был не распад вымышленной «древнерусской народности», а консолидация и интеграция реально существовавших, подтвержденных историческими документами племен кривичей, дреговичей, радимичей, литвинов, частично бужан (волынян), мазовшан, ятвягов и других;
3. Процесс этногенеза литвинов (будущих беларусов) развивался таким же образом и по тем же законам, что и этногенез поляков, русинов (украинцев), чехов, словаков, сербов, хотя их дальнейшие исторические судьбы были разными;
4. Этническая территория, где развивался этот процесс, занимала пространство от Белостока до русла Десны и верховьев Днепра. На востоке она совпадала с границами расселения радимичей и кривичей, и оставалась устойчивой восточной границей расселения беларусов до начала XX века. Очерченные ареалы согласуются с этнографическими картами российских авторов конца XIX — начала XX века.
Как уже отмечалось, основой этногенеза литвинов (беларусов) были консолидация славянских племен (кривичей, дреговичей, радимичей, бужан, литвы), интеграция и ассимиляция местного балтского населения. При этом мы можем лишь предположительно судить о более ранней истории этих племен, их происхождении, генетических связях и путях миграции.
Так, палеоантропологические исследования указывают на черты сходства и идентичность физических типов местного славянского и балтского населения. Сравнительный анализ археологических материалов и древней мифологии тоже обнаруживает присутствие балтских элементов в культуре кривичей, дреговичей, радимичей. Вопрос о первоначальной этнической идентификации исторической Литвы (балтской или славянской) остается не решенным в исторической науке и этнолингвистике. Однако в работах П. Шафарика, П. Урбана, К. Цвирки, Я. Юхо и других авторов мы находим немало аргументов в пользу славянского происхождения Литвы.
На беларуской этнической территории, как и в других славянских землях, наблюдалось соперничество между княжествами за сферы влияния, «приращение» территорий и объединение вокруг себя соседних земель. В X–XII веках наиболее значительных успехов в объединительной политике достигло Полоцкое княжество, распространившее свою власть на бассейны Западной Двины (включая Латгалию), Березины и верхнего Немана. Полочане создали богатую и оригинальную культуру, о чем свидетельствуют древние городские центры, многочисленные памятники зодчества и народного творчества, частично сохранившиеся до XIX–XX веков.