Страница 23 из 38
В тот же день Косинский дал лист и принес присягу Константину Острожскому о прекращении набегов на маетности князя и его друзей, о сложении с себя «гетманского» уряда, о выдаче польских слуг и о возвращении оружия и имущества, у панов взятого.
Архив Юго-Западной России приводит такой текст его присяги: «Я, Криштоф Косинский, на это время гетман, и мы, сотники, атаманья, все рыцарство войска запорожского, сознаемся в этом листе нашем, что, несмотря на великие добродейства и ласки ясневельможнаго пана Константина княжаты Острожского, воеводы киевского, маршалка земли волынской, старосты володимирского, которые его милость во все время своей жизни, вследствие своей милостивой панской власти, оказывал всему войску и каждому из нас особо и много добра делал; а мы, забыв обо всем том, не мало огорчения и убытков причинили как самому ему и деткам его, так и слугам и подданным его милости, и ласку их милости к себе нарушили; а их милость, будучи под Пятком, все поступки наши, после униженных и усердных просьб наших и после заступничества многих знатных людей, по своей милостивой ласке, как христианские панове, не желая проливать нашей крови, нам простите. Поэтому мы, все рыцарство вышеименованного войска, обещаем и присягою своею утверждаем: с этого времени пана Косинского за атамана не иметь и на его место иного на Украине, в течение четырех недель поставить, и потом находиться в послушании его милости короля, не чиня никакого розмирья с посторонними соседями панств его королевской милости, жить за порогами на указанных местах, ни лёж, ни приставств, ни убытков, ни кривд не иметь и не чинить в державах и маетностях их милостей князей и их приятелей, его милости княжати Александра Вишневецкого, старосты черкасского, и иных, находящихся в это время при их милости; также не подмалывать к себе слуг из маетностей и державств их милости; беглецов, изменников и слуг их милости у себя не хоронить и выдавать; оружие, когда-либо взятое в замках, городах и державах их милостей, кроме трипольских [то есть взятых в Триполье], вернуть; также вернуть хоругви, лошадей, скот и движимое имущество, взятые в имениях княжат их милости; кроме того, отправить от себя челядь обое плоти [то есть обоего пола], имеющуюся при нас; вечно жить у князей их милостей в прежней любви, никогда не приставать ни к одному человеку против их милостей, а напротив служить им. На все эти вышепрописанные кондиции, поданные нам от их милостей князей, мы, все войско, приносим присягу вечно, свято и ненарушимо, не подыскивая причин к нарушению, хранить и по ним на вечные времена поступать. А присяга та наша заключается в следующих словах: я, Криштоф Косинский, мы, сотники, атаманы, все рыцарство войска запорожского, один за другого и каждый из нас за себя присягаем Господу Богу в Тройце Единому, который сотворил небо и землю, на том, что мы все и каждый в отдельности имеем и повинны все вышепоименованные кондиции, на этом листе нам поданные им милостию князьями Острожскими, в целости и ненарушимо, не подыскивая никаких причин к нарушению, содержать и сообразно с ними вечно поступать с их милостями, а не против их милостей панов, приятелей, слуг и подданных их, – в этом помоги нам, Господи Боже! Если же мы неправильно присягнули, то скарай нас, Господи Боже, на душах и на телах наших, в настоящем и будущем веке! А для лучшей верности и вечного нашего утверждения, я, Косинский, этот лист властною рукою своей подписал и печать свою приложил; мы все также приказали приложить к этому листу войсковую печать и которые из нас умели, к нему руки свои подписали; просили то же сделать и их милостей панов вельможных, бывших при этом: его милость пана Якуба Претвича из Гаврон, каштеляна галицкого, старосту теребовльского; пана Александра князя Вишневецкого, старосты черкасского, каневского, корсунского, любецкого, ловвского; пана Яна Тульского, войскового требовльского; пана Вацлава Боговитина, хорунжего земли волынской; пана Василия Гулевича, войскового володимирского, что их милости, по просьбе нашей, сделать изволили и, приложив печати свои к этому нашему листу, изволили подписать руки свои. Деялось под Пятком року божого 1593, месяца февраля 10 дня. Криштоф Косинский рукою своею, Иван Кречкевич писарь войсковой именем всего войска рукою; Якуб Претвич из Гаврона своею рукою: Александр князь Вишневецкий, староста черкасский; Вацлав Боговитин, хорунжий волынский, Василий Гулевич войский володимирский, Ян Тульский войский требовельский»[160].
Очистив Волынское воеводство и расставшись со своим вождем Косинским, казаки частью ушли на Запорожье, частью разошлись по домам на Украине, но большая часть их, вопреки условию с князем Острожским, очутилась под городом Киевом и скоро овладела им, поместивши в нем свою армату и утвердившись в мысли навсегда остаться в нем. Тогда некоторые из волынских панов обратились к киевскому и волынскому воеводе с просьбой принять против казаков самые решительные меры, оповестить о том всех панов Волыни и таким образом общими силами прекратить казацкие своеволия. Но эти просьбы оставлены были Константином Острожским без внимания, казавшегося для многих весьма загадочным, но объясняемым частью рознью, всегда существовавшей между всеми польскими панами того времени, частью той связью, которая существовала между многими пограничными старостами и воеводами и низовыми казаками, а частью и тем равнодушием, с которым паны отнеслись к Янушу Острожскому в то время, когда он, перед пяткинским делом, вышел на защиту своих маетностей и потерпел поражение от казаков.
Такое равнодушие со стороны князя Острожского к просьбам волынских панов как нельзя больше пришлось по вкусу бывшему казацкому вождю Криштофу Косинскому. Стесненный безвыходным положением, он дал клятвенный лист князьям Острожским в полном повиновении им, но теперь оказалось, что клятва дана им вынужденно и что он вовсе не думал об исполнении ее, получивши свободу. Теперь он снова выступил на сцену; снова вокруг него стали собираться войска, частью из польских бояр, частью из побывавших на Запорожье мещан, а частью и из блуждавших по Украине запорожцев; вместе с войском у Косинского явилась и армата. Сборным пунктом назначен был приднепровский город Черкассы. Косинский решил прежде всего ударить на черкасского старосту, князя Александра Вишневецкого, за то, что он осмелился принимать участие, вместе с князем Острожским, в деле под Пяткою. Вначале с Косинским было, по приблизительному расчету, от трехсот пятидесяти до четырехсот коней, но потом к нему водой и сухопутьем потянулись отовсюду новые силы, и восстание грозило принять широкие размеры. К счастью поляков, случилось обстоятельство, которое сразу разрушило все намерения казаков, – это убийство Косинского. Оно произошло во время пира Косинского в корчме города Черкасс и сделано было служебниками Вишневецкого, которых Косинский приглашал под свой «реймент». Во хмелю пировавшие сперва поссорились, потом от ссоры перешли к драке, и во время драки какой-то шляхтич одним ударом сразил Косинского, а товарищи его бросились на казаков, бывших с Косинским, и перебили их. Оставшееся без вождя войско Косинского ушло за пороги.
Так передают о кончине Косинского Бельский и Гейденштейн. Иначе рассказывает об этом сам князь Александр Вишневецкий. В своем письме от 23 мая 1593 года к коронному гетману Яну Замойскому он говорит, что Косинский погиб во время сражения под Черкассами: несмотря на то, что при нем было 2000 человек казаков, он был разбит Вишневецким и пал на месте. Народная молва и украинские летописцы придали Косинскому особенный ореол мученика и о кончине его рассказывали, будто бы он живым был замурован в каменном столбе, в Брест-Литовске, и погиб там лютой смертью. Впрочем, такой конец приписывает Косинскому псевдолетописец Георгий Кониский; большинство же летописцев говорят о гибели Косинского под Пяткою, причем одни относят дату смерти его к 1593, другие – к 1594 году[161].
160
Архив Юго-Западной России, ч. III, т. I, 53–57.
161
Bielskiego Dalszy ciąg kroniki polskeij, 190; Heidenstein. Dzieje polski, II, 318; Listy Zolkiewskiego, 26.