Страница 7 из 14
Стихотворение написано в 1920 году и к этому моменту Цветаева уже сформировалась как автор, познала литературный успех. Но революция 1917 года задала новый вектор в литературе, которому поэтесса не соответствовала, а в сочетании с симпатиями к белогвардейцам и вовсе оказалось персоной нон-гранта. Она была одинокой, покинутой всеми и без средств к существованию, но изменять своим принципам в обмен на продуктовые карточки, упорно не желала.
Не желала она и становиться такой как все – писать социально-ориентированные стихи, оставаясь верной романтическому направлению. В этом она открыто признается: «…Искала я над лбом своим просторным Звезд только, а не глаз…». Поэзия по ее мнению – бессмертна и не может быть средством пропаганды, каковой ее пытались представить: «…Что самодержцем вас признав на веру…». В этом главное противоречие: есть ли смысл продолжать отдавать всю свою душу без остатка чему-то столь не постоянному? Осознав это, она просит прощения у мужа за былую холодность: «…Искала я у нежных уст румяных – Рифм только, а не уст…».
Поэтесса понимает, что бедственное материальное положение – это ее возмездие за преданность собственным идеалам, что она наказана за это: «…Возмездие за то, что злейшим судьям Была – как снег, что здесь, под левой грудью…» и «…Что с глазу на глаз с молодым Востоком Искала я на лбу своем высоком Зорь только, а не роз!». Но быть другой «угодной» власти она не могла, до конца оставаясь верной лишь себе самой.
Молитва
Стихотворение создано поэтессой в день ее семнадцатилетия – 26 сентября 1909 года. И позже стало ключевым в ее первом сборнике «Вечерний альбом». Оно пропитано юношеским максимализмом и страхом взросления, ужасом неизвестности, которую ей приготовила взрослая жизнь. Одновременно, она, как и многие талантливые писатели, наделена даром предвидения и понимает, что на ее долю выпадет множество испытаний.
Начинается произведение мольбой к Богу о смерти в 17 лет, пока она еще не знает как тяжела бывает жизнь, которую сравнивает с закрытой книгой: «…Вся жизнь как книга для меня…». Поэтесса признает, что щедро одарена богом талантами и теперь ей хочется слишком много всего, пройти сотни различны путей: «…Ты сам мне подал – слишком много! Я жажду сразу – всех дорог!..» и «…Всего хочу: с душой цыгана Идти под песни на разбой, За всех страдать под звук органа и амазонкой мчаться в бой…». Ей кажется, что она не приспособлена для этой жизни: «…Чтоб был легендой – день вчерашний, Чтоб был безумьем – каждый день!..».
Юная Цветаева считает, что лучше периода, чем детство быть уже не может, поэтому финальная строчка содержит вновь обращение к Богу со странной для подростка просьбой: «…Ты дал мне детство – лучше сказки И дай мне смерть – в семнадцать лет!». Вероятно, в чем-то она оказалась права, ведь свой литературный крест она нести до конца не смогла, предпочтя свести счеты с жизнью.
Весна в вагоне
Стихотворение создано в 1911 году и входит в сборник «Волшебный фонарь», посвященный мужу – Сергею Эфрону и французской художнице, родом из Полтавской области – Марии Башкирцевой, которая стала популярной благодаря дневнику, который вела с 12 лет и до смерти в 25 лет от туберкулеза. Все литературное сообщество того времени зачитывалось этим дневником и Цветаева была среди самых преданных почитателей.
В самом произведении содержатся отсылки к Блоку А.А., который оказал очень сильное влияние на поэтессу и она даже посвятила ему отдельный поэтический сборник «Стихи к Блоку». Очевидно «размывание» реальности, когда читатель не знает наверняка идет ли речь о реальных событиях, или это воображение автора: «…Ты улыбнулась нам, Мария, (Ты улыбалась снам!)…».
Согласно биографам Цветаевой, она собиралась создать даже отдельный поэтический цикл, посвященный М. Башкирцевой, но эта затея так и не была воплощена в жизнь.
В люксембургском саду
Стихотворение из цикла «Вечерний альбом» 1910 года относится к раннему периоду творчества поэтессы и посвящено Люксембургскому саду в Париже, где гуляла 16-летняя Цветаева.
Это раннее нежное произведение, простое и легкое. По сюжету девушка наблюдает как матери совершают прогулку со своими детьми. Эта картина кажется ей настолько совершенной и прекрасной, что она решает воспеть ее в стихах: «…Как будто на каждой головке коронка От взоров, детей стерегущих, любя…». Она полагает, что каждая женщина с ребенком обладает целым миром: «…И матери каждой, что гладит ребенка, Мне хочется крикнуть: «Весь мир у тебя!..» и «…Как бабочки девочек платьица пестры, Здесь ссора, там хохот, там сборы домой…».
Молодая девушка очень рано поняла интуитивно, что все женщины одинаковы в безграничной любви к детям, словно сестры: «…И шепчутся мамы, как нежные сестры: – «Подумайте, сын мой…» – «Да что вы! А мой»…». И тем неожиданнее финал произведения, в котором Цветаева напоминает о том, что женщина может быть и со шпагой в руках, и отважным воином: «…Я женщин люблю, что в бою не робели, Умевших и шпагу держать, и копье», но главное ее предназначение быть матерью: «…Но знаю, что только в плену колыбели Обычное – женское – счастье мое!».