Страница 16 из 97
Вставая в центр круга, Кисара на миг вернулась в далекое прошлое, когда она, совсем еще ребенком, проклятым темным даром, неосознанно совершила ритуал призыва. Присматривающая за южанкой сестра ее матери задремала и любопытная девочка, стащив у тети ключи, пробралась в сырой подвал, куда ее никогда не пускали.
Найдя в покрытом плесенью сундуке старую книгу, как позже выяснилось - единственное наследие, оставшееся от ее отца, сгинувшего в песках Великих Пустынь, маленькая Кисара случайно порезала палец о пожелтевшую страницу, окропив кровью миниатюрный круг призыва, размещенный на мятом листке.
Как рассказывала ее мать, Шиара, когда она вернулась домой, то увидела спящую сестру и приоткрытую дверь в подвал. Сердце женщины сковал холод. Не помня себя, она бросилась вниз, но было уже поздно - она увидела свою дочь, без чувств растянувшуюся на полу.
Рядом с Кисарой лежало существо, от одного вида которого Шиара с трудом сдержала испуганный крик, взметнувшийся из самых глубин ее души. Покрытое слизью, красноватое человекоподобное тельце обвилось вокруг руки Кисары, плотно обхватив ее кожистыми крыльями и обвив хвостом запястье ребенка.
Существо, припав ртом к порезанному пальцу Кисары, жадно слизывало ее кровь, раздвоенным языком и жмурилось от удовольствия. Не помня себя от ужаса, Шиара, приблизилась на негнущихся, отказывающихся ей повиноваться ногах, к своему ребенку и бессильно рухнула на колени, поняв, что произошло.
Ритуал призыва и инициации был завершен, демон вкусил крови человека, отдав ему взамен несколько капель своей.
Прежде чем сияние активированного магом портала поглотило Кисару, та вдруг вспомнила вкус крови Миаджи на своих губах - терпкий и, немного, сладковатый. Вспышка поглотила фигуру девушки и, когда она открыла глаза, то была уже не во Фририарде.
* * *
Когда Кисара открыла глаза, то находилась уже далеко от Фририарда. По смуглой коже южанки пробежали мурашки, и она зябко поежилась.
Дело тут было вовсе не в том, что стало заметно холоднее. Кисара сама не знала почему, но при перемещении через врата Пути, она всегда чувствовала себя странно. Какое-то непонятное чувство охватывало девушку, стоило ей ступить на покрытые символами камни, но она никак не могла понять, что это могло означать. Это чувство было похоже на забытые воспоминания, будто принадлежавшие кому-то другому и, в тоже время, свои собственные.
Кисара неоднократно спрашивала Гвинет и остальных, но те лишь пожимали плечами, говоря, что не ощущают ничего необычного при мгновенном перемещении.
- Ненавижу эти штуки! - Пожаловался Таллаг, выйдя из врат Пути под мрачное небо Бродерио, встретившего гостей проливным дождем.
Встав рядом с Кисарой, мужчина, словно собака, стряхивающая с шерсти воду, смешно покрутил головой, разбрызгивая дождевые капли, после чего принялся оглядываться и шумно втягивать носом воздух: - Чую вонь неуместного пафоса развалившейся Империи, - с нескрываемым ехидством изрек он, краем глаза отмечая, как из врат Пути выходит Стрет, последний из отряда храмовников.
- Странно, - Фалкон, выполняя приказ Гириона, не отступал от Кисары ни на шаг. - А я чувствую лишь запах мокрой псины.
- Э? - С хищной ухмылкой вскинул бровь Таллаг. - А ты смел, старик!
- А ты глуп, щенок, - в тон зверолюду ответил ветеран. - Раз пытаешься скалиться на тех, кто сильнее тебя.
- Сейчас мы посмотрим, кто здесь... - пальцы Таллага сомкнулись на обтянутой кожей рукояти, выглядывающей из-за плеча, но узкая ладонь Калеоса легла ему на кисть.
- Умерь свой пыл, друг, - попросил темный эльф. - Нам ни к чему подобные стычки.
Появившаяся за спиной брата Исель кивнула, словно подтверждая слова родича. Раскосые глаза темной эльфийки впились в зверолюда и тот, насупившись, уступил.
- Повезло тебе, старикан, - Таллаг, с превеликой неохотой убрал руку от оружия, не мигая, глядя в глаза гиритцу.
- Я тебе не враг, покуда мы на одной стороне, - ветеран немного смягчился. Похоже, характеры у них со зверолюдом оказались поразительно похожи - вспыльчивые, но отходчивые. - А если так хочешь потягаться со мной, у тебя еще появиться такая возможность, когда окажемся по ту сторону Стены. Готов поспорить, что ты и огрызнуться не успеешь, когда я уже обагрю свой молот кровью демонопоклонников!
- Только если ты по пути к Стене не умрешь от старости, - буркнул Таллаг, но, тем не менее, улыбнулся.
- Посмотрим. - Храмовник вернул улыбку.
Кисара по-новому взглянула на старого ветерана. Поначалу он показался ей таким же холодным и отстраненным, как и его братья по ордену, но в его взгляде иногда проскакивало что-то человеческое. Наверное, именно поэтому она решилась задать вопрос, с недавних пор не дававшей ей покоя:
- А почему мы перенеслись в Бродерио? Разве не правильнее было отправиться в Гривис, а оттуда в крепость Рубежа? Говорят, с ее стен можно было бы увидеть обитель Нерушимых Врат, если бы не черный туман...
- Все узнаешь со временем, - оборвал девушку седой гиритец. - Просто помалкивай и делай свою работу.
Прежде чем Кисара успела открыть рот, ее вновь прервали:
- Все в сборе? Тогда вперед. - Отрывистый голос Гириона прозвучал подобно раскату грома.
Это был голос человека привыкшего отдавать приказы и безжалостно каравшего за их невыполнение.
Рыцарь-защитник шел вперед и люди, собравшиеся у платформы в ожидании своей очереди, расступались перед ним. Некоторые подобострастно кланялись храмовникам, то были коренные жители Ариарда, которые росли с осознанием того, что благословенные богами воины - единственная их защита от сил Зла.
Отчасти этих людей можно было понять, Бродерио - самый ближний город к стене Святой Преграды, а значит и к Потерянным землям тоже. Близость Скверны и чувство опасности непрерывно давили на людей, а образ решительных воинов Гирита, вселял в их сердца надежду и трепет. Они шептали молитвы, падая на колени перед богоизбранным рыцарем, а тот, как ни в чем не бывало, проходил мимо, даже не глядя на окружающих.
- Вот уж в ком и не пахнет человечностью, - разочарованно вздохнула Кисара, перешагивая через глубокую лужу.
- Думаешь, Алард Дарий был другим? - тихо спросила бесшумно нагнавшая подругу Исель. Эльфийка с любопытством озиралась по сторонам. Она нечасто посещала города старой Империи, и здесь все для нее было в новинку.
- Что? - Кисара никак не ожидала подобного вопроса, поэтому немного растерялась, не зная, что ответить.
- Ничего, - эльфийка отвернулась, рассматривая высокое здание, нависшее над небольшой площадью. Ее острый носик немного наморщился, когда сидевший на крыше ворон пронзительно закаркал и сорвался с насиженного места, помчавшись к темным тучам. Мрачный, устремленный к свинцовому небу дом с узкими, стрельчатыми окнами, с крыши которого улетела птица, стал выглядеть немного сиротливо, хотя прямо за ним ровными рядами замерли, словно в бесконечном ожидании смерти, столь же траурного вида постройки, тянущиеся вдоль тихой улицы.
Нет, улицы Бродерио не пустовали, особенно в районе врат Пути. Здесь скопилось много народа - кто-то прибывал в город, кто-то, наоборот, покидал его по каким-то своим делам. По мокрым камням брусчатки стучали копыта лошадей. Слышались голоса, произносящие речи на разных языках: рычащем наречии зверолюдов, человеческом, грубом дворфийском слоге и певучем эльфийском.
Воздух наполнял лязг брони стражников, стук лошадиных копыт, шум дождя, завывание ветра, заставляющего трепетать резные флюгеры на острых крышах и далекие раскаты грома. Но все эти звуки казались какими-то тусклыми, безжизненными, даже шум собственных шагов, будто доносился до Кисары откуда-то издалека. Она словно видела бездушные картинки окружающего, дающие впечатление присутствия, но не заменяющие жизни.
- Город скован страхом, - скрипучий голос Фалкона раздался над головой девушки, и храмовник зашагал рядом. - Здесь всегда так. - Вас это не очень заботит? - проводив взглядом отставшую Исель, Кисара обратилась к гиритцу. - Я давно перестал бояться, девочка. Мы не можем позволить себе подобной роскоши, ведь если храмовники дрогнут перед лицом Скверны, представь, что случиться с обычными жителями. - Он обвел глазеющих на него людей мрачным взглядом. - Они знают, что мои братья даже ценой своих жизней будут защищать их, но это не убивает людской страх, лишь притупляет его. Но это поганое чувство никуда не пропадает, здесь даже воздух пропитан суеверным трепетом перед смертью.