Страница 4 из 8
Другие специалисты указывают на роль реальных событий. По словам журналиста Джонатана Кея, разрушение башен-близнецов открыло «ни много ни мало контркультурную пропасть», своего рода интеллектуальную черную дыру, которая засосала «широкий спектр политических параноиков»{27}. Другие предпосылки для развития конспирологии прослеживаются еще раньше. Возможно, это началось в 1970-х гг. в связи с кризисом доверия к правительству, который развился из-за параноидального поведения Никсона. Может быть, это случилось в 1960-х гг., когда после гибели Джона Кеннеди и роста числа неудач во Вьетнаме общество утратило наивность. Или же это началось в 1950-х гг. вместе с паранойей холодной войны.
До недавнего времени мы могли только гадать, как это происходило на самом деле. Но в 2014 г. политологи Джо Усцински и Джозеф Парент запустили оригинальную и амбициозную исследовательскую программу для того, чтобы получить четкий ответ.
На первый взгляд не заметно, как в течение длительного времени меняется интенсивность конспирологического мышления. В наш цифровой век можно легко понять, о чем говорят люди, если посмотреть популярность хештегов или количество «лайков» страницы в Facebook. Менее очевидно, каким образом можно узнать, сколько людей рассуждало о теориях заговора 100 лет назад. Но Усцински и Парент поняли, что наши предки из «аналоговых времен» оставили после себя богатейший источник данных: письма в редакцию. Справедливости ради следует отметить, что газетные страницы с письмами читателей часто упускаются из виду и нередко рассматриваются просто как свалка отходов отработанных эмоций. Однако социальные аналитики выяснили, что письма в редакцию прекрасно отражают общественное мнение и поэтому могут быть очень полезны для исследований{28}.
Итак, Усцински и Парент начали анализировать письма читателей, которые на протяжении более чем века публиковались в The New York Times{29}. Была собрана выборка порядка 1000 писем в год, с 1890 по 2010 г., всего более 100 000 писем. Затем группа хорошо подготовленных (и хочется надеяться, хорошо оплачиваемых) помощников тщательно проанализировала каждое письмо на предмет наличия теории заговора. Поддерживает письмо эту теорию или же опровергает, Усцински и Парент полагали, что в любом случае обсуждение данного предмета означает, что пишущий счел тему достойной обсуждения, а редактор решил, что она важнее остальных, а раз так, письмо стоит напечатать.
Среди приблизительно 100 000 писем в 875 упоминались теории заговора. Это составляет менее 1 % всех писем, что может показаться очень малой долей, однако Усцински и Парент отмечают, что писать можно было абсолютно на любую тему. И неудивительно, что при вычленении любой конкретной темы, будь то конспирология, комедия или кулинария, получается относительно немного откликов читателей.
Среди подозрений, выдвигаемых авторами писем, исследователи обнаружили несколько настоящих перлов. Подозревались в заговорах все те, кого обычно подозревают, – президенты, крупные компании, средства массовой информации, а также замечательный набор менее заметных персонажей, в том числе фермеры и почтальоны и даже компания Уолта Диснея. В 1890-х гг. люди беспокоились о том, что Англия и Канада сговорились отобрать территорию у Соединенных Штатов или что мормоны фальсифицируют выборы в пользу республиканцев. Для первых двух десятилетиях ХХ в. были характерны теории, в которых представители деловых кругов пытались разрушить демократию. С 1930-х по 1960-е гг. во многих предполагаемых заговорах фигурировали коммунисты. А в последние примерно 50 лет подозрения сместились в сторону самого американского правительства, в особенности относительно различных спецслужб.
Так как же ответить на заданный вопрос? Стало ли больше разговоров на конспирологические темы после Второй мировой войны? Активизировались ли они в связи с убийством Кеннеди, Уотергейтским скандалом или терактом 11 сентября? Был ли взлет конспирологии после прихода эпохи интернета? Усцински и Парент сообщают, что, «несмотря на шумиху», ответ на все эти вопросы – решительное «нет».
Была пара лет, особенно урожайных на теории заговора, но это не те годы, о которых вы могли подумать. Число писем на конспирологические темы ненадолго возросло в середине 1890-х гг., когда появился страх перед крупным бизнесом, и в 1950-х гг., когда достигли наибольшего накала страсти в связи с «красной угрозой». Но это были непродолжительные периоды, и число писем быстро снижалось до обычного уровня. За все это время не наблюдалось экспоненциального роста. Возможно даже, люди стали говорить о теориях заговора чуть меньше, чем раньше. Исследователи подсчитали, что на протяжении 50 лет после смерти Кеннеди в среднем в год было меньше писем с конспирологической тематикой, чем в течение 70 лет до этого события. В целом можно сказать, что с годами не менялось почти ничего. Конспирологические разговоры в большинстве случаев были стабильным шумом на заднем плане, и их интенсивность удивительным образом не зависела от политических событий, экономики или развития средств коммуникации.
Усцински и Парент приходят к заключению, что «все данные свидетельствуют об одном убедительном факте: мы не живем в эпоху заговоров сейчас и не жили в обозримом прошлом». Итак, если наше увлечение конспирологией – это не свежее приобретение, то когда же оно появилось? Оказывается, довольно давно.
Пока горел Рим
По утверждению историка Стивена Дандо-Коллинза, днем 19 июля 64 г. в Риме стоял палящий зной. Это было накануне чрезвычайно популярных ежегодных Римских игр в честь побед Цезаря (Ludi Victoriae Caesaris). Большой цирк (Circus Maximus) – огромный стадион, вмещавший четверть миллиона зрителей, – был уже подготовлен к мероприятию, и народ стекался в город. В этот вечер торговцы едой, выстроившиеся вдоль улиц, примыкающих к стадиону, топили свои жаровни, деловито готовясь накормить толпы людей, когда забрезжит рассвет. Невозможно определить точно, где именно, но где-то в непосредственной близости от стадиона вспыхнул пожар. Пожары были нередки в Древнем Риме, но этот отличался от прочих. Раздуваемый сильным ветром, он быстро распространялся по узким извилистым улочкам, пожирая тесно стоящие дома. Этот ад, который потом назвали Великим пожаром Рима, продолжался почти неделю. Множество людей погибло в огне, половина жителей города осталась без крова. В общей сложности две трети города превратились в руины и пепел{30}.
Не успели еще остыть угли, как распространились теории заговора. Подозрение немедленно пало на императора Нерона. По словам римского историка Тацита, который в детстве стал свидетелем этого пожара, «никто не осмеливался бороться с огнем, потому что какие-то темные люди не позволяли его тушить, угрожая расправой. Некоторые из них сами бросали в дома зажженные факелы, крича, что так велено»{31}. Что касается Нерона, то Тацит пишет, что, когда вспыхнул пожар, Нерон находился за 58 км от Рима, в своем родном городе Анциуме. Когда он вернулся в город, то быстро организовал обездоленным людям кров и питание. Тем не менее общественность отнюдь не преисполнилась благодарности за его усилия. Поползли слухи, что, пока город горел, молодой, инфантильный, поглощенный собой император находился в Анциуме, где выступал с пением перед публикой.
Тацит не был уверен в причастности Нерона к пожару и слушал отчеты о слухах без явного одобрения. Другие были менее сдержанны. Светоний, родившийся через пять лет после пожара, в свое время был уважаемым историком и имел доступ к официальным архивам Рима. После, попав в немилость к императору Адриану предположительно из-за любовной связи с императрицей, Светоний потерял право доступа к архивам. Поэтому биография Нерона, написанная им через 50 лет после пожара, в значительной мере основывалась на слухах. «Словно ему претили безобразные старые дома и узкие кривые переулки, – писал Светоний, – он поджег Рим настолько открыто, что многие консуляры заставали у себя во дворах его слуг с факелами и паклей, но не осмеливались их трогать». И затем Светоний добавляет, что после возвращения из Анциума «на этот пожар он смотрел с Меценатовой башни, наслаждаясь великолепным пламенем, и в театральном одеянии пел "Крушение Трои"»{32}.
27
Kay, J. (2011). Among the Truthers. HarperCollins. P. xix.
28
Sigelman, L., & Walkosz, B. J. (1992). Letters to the editor as a public opinion thermometer: The Martin Luther King holiday vote in Arizona. Social Science Quarterly, 73 (4), 938–946.
29
Uscinski, J. E., & Parent, J. M. (2014). American Conspiracy Theories. Oxford University Press. P. 110–129.
30
Dando-Collins, S. (2010). The Great Fire of Rome. Da Capo Press. P. 86–98.
31
http://www.eyewitnesstohistory.com/rome.htm Русский перевод дан по: Чистякова Н., Вулих Н. История античной литературы. – Ленинград: Изд-во ЛГУ, 1963. – С. 284.
32
Цит. по: Dando-Collins, S. (2010). The Great Fire of Rome. Da Capo Press. P. 3–4. Русский перевод: Гай Светоний Транквилл. Жизнь двенадцати цезарей. – М.: Наука, 1993. – С. 164.