Страница 9 из 15
- Да этот психопат и разговаривать с вами не будет. Помню в 18-ом у него при одном слове "большевики" шерсть на загривке дыбом становилась. Сейчас в эмиграции, думаю, все стало еще хуже.
- Верно. Поэтому варианты с шантажом или подкупом практически исключаются.
- А! Кажется, понимаю. Твое начальство вспомнило обо мне? Вы думаете, он мне все расскажет о вашем пропавшем товарище?
Дмитрий посмотрел на Лизу, его жена была умна, очень умна и за это он любил ее еще сильнее.
- Да... мы рассчитываем на это. Теплов... ведь он шантажирует тебя, уверен, что держит тебя на крючке и думает, что ты работаешь на него и его подельников...
- ...И полагая, что я его агент Аркаша может разоткровенничаться и выболтать тайну, - заключила Лиза очень спокойным голосом.
- Да ведь Теплов уверен, что ты находишься в его власти, - сказал Дмитрий, чувствуя невероятное отвращение к самому себе.
Лиза неожиданно хищно улыбнулась.
- Это да. Аркаша и его подельники уверены, что я жертва их шантажа.
Резко встав, она подошла к массивному комоду в углу спальни и, открыв нижний ящик, покопавшись в нем, достала бумажный прямоугольник - фотокарточку.
Дмитрий скривился как от больного зуба.
- Я думал, ты сожгла и выбросила эту мерзость!
- Остальные откровенно грязные я конечно сожгла. Ну а эту решила оставить на память так сказать. И согласись, в ней есть что-то даже художественное.
Лиза протянула Дмитрию фотографию, тот глянул мельком и отвернулся, он и так слишком хорошо знал, кто изображен на этом снимке.
Три обнаженных женщины изображали одалисок с претензией на некую художественность. Высокая стройная похожая на модель темноволосая женщина в центре, справа от нее сидела полноватая блондинка, а слева была Лиза, его Лиза, тогда еще Лиза Степанова.
- Видеть не могу эту гадость, - отрезал Дмитрий.
- А я смотрю время от времени и каждый раз при этом думаю, какой же он дурак Аркаша и какие же дураки его приятели, если вздумали шантажировать меня этими фотографиями.
Дело было так.
В конце осени 23-го в парикмахерскую, где работала Лиза, на ее рабочее место был подброшен пакет с фотоснимками, на которых она была сфотографирована без одежды. Фотографий было десять и некоторые из них были предельно откровенны, почти порнографические. К снимкам прилагалась записка следующего содержания: "От Аркадия" и чуть ниже: "Помни".
Лиза сразу поняла, что ее бывший возлюбленный Аркаша Теплов решил таким образом напомнить о себе и о ее прошлом и прислал эти фотографии, сделанные в те времена, когда она была проституткой в константинопольском притоне одной гнуси прозывавшейся Семен Невзоров. Наверное, Теплов намеревался таким образом взять Лизу за горло, шантажируя и запугивая. Но он жестоко ошибся, не колеблясь ни минуты, Лиза отнесла эти фотографии Дмитрию и потребовала, да, да потребовала, чтобы он сообщил о них своему руководству в ОГПУ. Она не могла позволить, чтобы кто-то шантажировал ее прошлым, чтобы это прошлое тянуло ее назад во тьму. Дмитрий, поколебавшись, выполнил ее требование, несмотря на то что бы задета честь его жены, он и сам понимал, что попытку шантажа необходимо пресечь в самом начале.
Рубен Катанян поблагодарил Лизу и Дмитрия за сознательность и рассудил, что это не может быть самодеятельностью недалекого Теплова, что скорей всего за попыткой шантажа стоит кто-то из "савинковцев" высшего звена. И итоговой целью шантажа может стать попытка запугивания и вербовки Лизы как жены сотрудника ОГПУ и источника ценной информации. А если все так, то нужно ждать вербовщика из-за границы... И дальнейшее развитие событий зависело только от Лизы. Если она не хочет участвовать в нечистоплотных играх разведок, вербовщика сразу вяжут и дают понять Теплову и иже с ним что их шантаж не удался. Или же она соглашается на "вербовку" и становится двойным агентом и потенциальным источником дезинформации для "савинковцев" и их покровителей. Вяземский, конечно, предпочел первый вариант, но его супруга с яростной решительностью настояла на втором. Дмитрию пришлось уступить перед напором Лизы. Оставалось только ждать вербовщика.
И вербовщик не заставил себя долго ждать. В начале 24-го года он нелегально перешел польско-советскую границу и, заявившись к Лизе в парикмахерскую под видом клиента, воспользовавшись моментом, вручил ей пакет с несколькими фотографиями, открыто потребовал, что бы она согласилась работать на НСЗРС (Народный союз защиты родины и свободы) угрожая в противном случае предать фотографии гласности.
Лиза уже готовая к чему-то подобному добросовестно и очень убедительно, пригодилось участие в гимназической самодеятельности, изобразила сначала гнев, потом страх, затем покорность и под конец мастерски сыграв загнанную в угол жертву, дала добро на вербовку. Очень довольный собой вербовщик беспрепятственно ушел обратно в Польшу.
С той поры прошло уже почти полтора года и за все это время ни Теплов, ни его хозяева никак не давали о себе знать. Что, в общем, не было удивительно, порой о завербованных агентах "забывают" на годы до нужного момента.
Но руководство ОГПУ не стало ждать нужного момента, а решило само организовать его, устроив как бы случайно встречу Теплова и Лизы. Полагая, что в силу, а точнее в слабость своего характера капитан памятуя об их прошлых отношениях, не удержится и в приватном разговоре выболтает все, что он знает о Шельге.
Разумеется, Дмитрий был зол, а душе очень зол на Катаняна за то, что тому пришла в голову идея использовать в этом деле его жену. Но вместе с тем он понимал, что возвращение Шельги в СССР является крайне важным для безопасности страны, а вариант с Лизой, увы, на данный момент приставлялся наиболее предпочтительным. Что же касается моральной стороны дела,... как говорят англичане признанные пионеры в области разведки, разведка сама по себе вещь настолько грязная, что даже безукоризненный джентльмен став разведчиком рано или поздно перестает себя вести как джентльмен.
Но как же все-таки мерзко все это...
- Лиза, - произнес Дмитрий глядя на жену, - Ты можешь отказаться. Катанян так и сказал, если тебе невыносимо вспоминать и противно делать, ты можешь отказаться. Повторяю, ты можешь отказаться.
Лиза подошла к Дмитрию и, встав перед ним на колени, положила руки ему на ноги, заглянув прямо в лицо.
- Митя. Погляди на меня. И глядя мне в глаза я хочу, что бы ты понял, наконец, одну простую вещь, там, в Стокгольме, пять с половиной лет назад я приняла окончательное и бесповоротное решение одно и на всю оставшуюся жизнь, я с вами и за вас. Да моя мать умерла у меня на руках, во время бегства от красных из Одессы, а мой отец белый генерал погиб в бою с красными под Ставрополем. Это все так. Но я плюну в лицо тому, кто скажет, что из-за этого я должна стать врагом Советской власти и поддерживать белогвардейцев. Потому что мало кто может понять всю глубину моей ненависти к этим "рыцарям" белой идеи. Да я ненавижу их Митя. Всех! Я с омерзением вспоминаю как тогда на Юге России в пьяном бреду или, нанюхавшись кокаина все эти "рыцари белой идеи" постоянно грезили об одном, о виселицах, на которых будут вешать, о шомполах которыми будут пороть, о рвах, куда будут сбрасывать расстрелянных. И ни о чем ином они думать не могли.
Когда в грязной проплеванной нью-йоркской гостинице для бедных в петле сдох Семен Невзоров, все эти "благородные рыцари" хором возмущались, ах какой он гадкий и нехороший, какой мерзавец, заставлял заниматься проституцией несчастных эмигранток. Но я могла бы напомнить всем этим благородным господам офицерам, как они пользовались этими несчастными, доведенными до отчаяния эмигрантками в притоне Невзорова и прочих подобных притонах и угрызениями совести не мучились. И я бы могла так же напомнить всем этим хранителям истинных ценностей то о чем они постарались забыть, о том, как они порой продавали своих подруг в эти притоны. Меня продал Аркаша Теплов, а еще одну девушку графиню Веру Русакову, ей было тогда всего девятнадцать, в притон к Невзорову продал нежно влюбленный в нее юноша, продал за кокаин! И все эти "рыцари" идеи завсегдатаи притонов очень любили покупать эти вот фотографии!