Медиум

– Где у тебя телефон?

– Вон, на тумбочке. А вы хотите…

Он коротко ткнул женщину пальцем в точку под левым ухом, и она обмякла, словно размокшая бумажная кукла. Выглянув в дверь и увидев, что напарник стоит, расставив длинные ноги, посреди мостовой и извергает в пространство витиеватые фразы, он подошел к телефону и набрал номер. В трубке раздавались бесконечные длинные гудки – и на другом конце города в пустой квартире Георгия Начкебия настойчиво и мелодично пиликал аппарат, стоявший на тумбочке в коридоре, под светильником, изображающим пухленького амурчика…

– Господин Кертон, мне необходимо с вами поговорить.

Англичанин несколько удивленно посмотрел на Туровского, выслушал перевод и кивнул.

Банкетный зал шумел по-прежнему, официантки с профессиональной грацией сновали туда-сюда, оркестр играл в меру громко – так, чтобы музыка звучала лишь фоном к разговорам и тостам. Это облегчало задачу – Сергей Павлович говорил четко и внятно, девочка переводила практически синхронно, и глаза англичанина с каждым мгновением все больше расширялись.

– Вы работаете на государство, господин Туровский, – наконец спросил он, – или на частное лицо?

– Я работаю на свое лицо, – ответил тот. – Легальные методы борьбы я уже исчерпал. Остается только одно. В этой папке – досье на вашего компаньона Воронова. Я мог бы передать это нашим властям, но, боюсь…

– Я понимаю, чего вы боитесь.

– Тем лучше. Я решил, что найду этим документам лучшее применение. У вас есть соперники в финансовом мире – борьба за сферы влияния и прочее… Я не очень в этом разбираюсь.

Он замолчал. Девочка-переводчица вопросительно посмотрела на Кертона.

– Продолжайте.

– Мне также известно, что ваш банк – один из немногих, кто не имеет дел с сомнительными проектами. Я имею в виду в плане законности. Вы очень дорожите своей репутацией. На этом строит свой расчет Воронов: если вы заключите с ним контракт, его вес в финансовом мире возрастет.

– А вы? – хитро улыбнулся англичанин. – Как вам удалось собрать эти документы? В плане законности?

– Я использовал самые предосудительные методы, – честно ответил Туровский. – Вплоть до шантажа и угроз. Теперь вы видите, мистер Кертон…

– Да Алекс, – махнул тот рукой.

– Теперь вы видите, Алекс, что я тоже очень дорожу своей репутацией. Собственно, это все, что у меня осталось. Имя. Поэтому я и хочу заявить: ваш партнер по бизнесу Олег Германович Воронов – преступник. Всего две недели назад он находился под следствием, ему грозил суд…

– Следствие? Вы… вы имеете в виду полицейское расследование?

– Именно так. По его приказу главная свидетельница обвинения была убита. В досье есть материалы.

– Боже, это же скандал… А какие были обвинения?

– Об этом вы тоже можете прочитать в досье. Вкратце – Воронов находился в контакте с руководителями бандформирований в Чечне. Он поставлял им оружие с российских военных баз.

Девочка начала бесстрастно переводить, но Кертон непроизвольным жестом остановил её.

– Weapons? – недоверчиво спросил он.

– Weapons, – подтвердил Сергей Павлович.

Англичанин помолчал.

– I have died. Fack myself, I have died… it's impossible!

– Еще как поссибл, – успокоил его Туровский.

Мистер Кертон поправил галстук, откашлялся и авторитетно произнес:

– Пиедораст, блят.

И, уже отходя к дверям (вечер был безнадежно испорчен, и завтрашняя церемония подписания договора о финансировании российского проекта оказалась под угрозой), он пробормотал:

– Все-таки мне нужны неопровержимые доказательства… Оружие! Не могу поверить.

А Туровского в этот момент уже выводили из зала.

– Тебе крышка, мент, – шипел Воронов, как рассерженная змея. – Звиздец, понял? Сейчас тебя выведут отсюда, быстренько вколят кое-что, ударную дозу, и бросят подыхать под забором. Никто и не подберет, пьяных нынче пруд пруди. А Кертон все равно подпишет договор… Досье твое сфабриковано, сам ты – опасный псих, я представлю свои доказательства.

– Нет. Ты подтвердишь, что был завязан на Чечне, на торговле оружием. Это единственное мое условие – не официально, не перед журналистами, только перед Кертоном, этого достаточно. Тогда я, может быть, постараюсь прикрыть твою задницу.

– Да? – развеселился Воронов. – И какая же такая жуткая опасность мне угрожает? Ниндзя в ящике с мороженым? Кстати, о ящике… – Он подозвал «секьюрити». – Что там у нас?

– Все в порядке, – повторил тот информацию. – Продавщица нашлась. Искала тележку со снеговиком.

Мы оба ящика вскрыли при ней, никаких взрывных устройств, окромя «сникерсов». Девочку только зря напугали…

Олег Германович повернулся к Туровскому и, улыбнувшись, сделал международно принятый жест.

– Что? – прошептал Сергей Павлович. – Какую девочку?!

– Да соседку этой бабы. Пока та искала тележку, девчонка была при ящике. Потом, наверное, домой убежала.

– Вы это видели?

– Что?

– Как девочка пошла домой.

– Ну а куда же еще? Сказала, к мамке.

– Она заходила куда-нибудь? В туалет, к умывальнику…

– В туалет…

«Секьюрити» был совершенно сбит с толку. Туровский метнулся мимо него – туда, на первый этаж, где стояла женщина в кокошнике и чуть не плача разглядывала сваленное в кучу мороженое – «панды», «баунти» – райские наслаждения, совсем уж экзотические названия – все вперемешку.

– И кто же за это платить будет? – сквозь слезы проговорила она.

– Где девочка?

– Какая девочка?

– Ваша соседка… Или кто она там.

– Не знаю. Я просила её покараулить.

– Давно вы её знаете?

– Лику? Ну, видела последний раз лет пять назад, она приезжала на каникулы.

– А когда вы переехали? – вмещался охранник.

– Да пошел ты, – разозлилась женщина. – Разворошил мне все. Здесь товару было сотни на четыре!

– Когда вы переехали? – рявкнул «секьюрити».

Она всхлипнула.

– Никуда я не переезжала. Всю жизнь на одном месте.

«Да, я не ошибся», – подумал Сергей Павлович. Парень из охраны действительно был профессионалом – они поняли друг друга без слов, с лету, в один миг из противников превратившись в напарников. Приказ вышвырнуть паршивого мента за дверь был уже забыт. Вынув из наплечной кобуры оружие и держа его дулом вверх у плеча, он вжался в стену у двери туалета и кивнул. «Смешно будет, – мелькнуло в голове, – если сейчас там подымется визг… Тут уж точно выставят, обвинив в педофильстве, никакие доводы не помогут».

Однако никто не завизжал. Четыре из пяти кабинок были пусты, в пятой, свернутая аккуратным компактным калачиком, лежала девушка в кружевных трусиках и французском лифчике (баксов сто, определил Туровский. Неплохо живут отечественные труженицы сервиса…).

Не Аленка.

Сергей Павлович склонился к ней, пощупал пульс.

– Живая? – спросил охранник.

– Куда денется… Без сознания. Есть нашатырь?

Нашатыря не оказалось, но «секьюрити» тут же нашел нужную точку на кончике носа девушки и надавил ногтем большого пальца. Девушка всхлипнула и открыла глаза-смородинки, подернутые белесой пеленой, будто утренней дымкой (всего лишь след глубокого обморока). Сфокусировав взгляд на мужчинах, она ойкнула и сделала попытку одернуть несуществующее платье. Туровский нетерпеливым жестом остановил её, извлек из кармана фотографию и сунул ей под нос.

– Она?

– Не знаю, я никого не видела. – Официантка вдруг расплакалась. – Она платье украла и передник. Что теперь будет, а? Меня уволят?

– Всем на пол! – прохрипел Гоги. – На пол! Не шевелиться! Я её пришью как дважды два

Колесников видел глаза Аллы – казалось, они вдруг выросли и занимали теперь всю поверхность лица. Все ещё красивого… Рот был раскрыт – губы в ярко-красной помаде образовывали кричащую букву «О», словно на уличной рекламе.

Она хотела кричать – но мозг находился в глухом ступоре, ни страха, ни других эмоций, лишь деревянная пустота, без цвета и запаха…