Медиум

Если бы он снова напал, Чонг бы, наверное, не удержался. Глаза застилал туман, ватные ноги отказывались служить, раненые плечо и шею будто опустили в жидкий огонь… Нет, он бы нипочем не удержался. Но собака, поглядывая искоса на неподвижно лежавшего собрата, не стала нападать. Порыкивая, пятясь, припадая на задние лапы, она вдруг развернулась и бросилась в позорное бегство. И только тогда из-за изгороди на дорогу неуклюже выскочил хозяин и долго кричал что-то вслед Чонгу, грозя кулаком, а пес чуть ли не ползком нырнул ему за спину и там притих, словно описавшийся щенок.

Теперь же где-то в скалах неподалеку выл волк, подставив морду луне, а Чонг-по, отбросив свою палку, сидел на земле, уткнувшись лицом в колени. Что, интересно, скажет Таши-Галла, когда утром найдет его, растерзанного, несчастного, уже оледеневшего? Шевельнется ли в душе жалость? Джелгун испугается, затрясется, станет оправдываться… «Я же только хотел пошутить! Я вовсе не желал ему зла!»

Не желал… Но разве меньше от этого станет зло? Да и зависит ли оно вообще от наших желаний?

Чонг невольно вздрогнул, когда почувствовал какую-то тяжесть на плече. Подумалось: как, уже? Но это был не волк. Старый Таши-Галла сидел рядом, подобрав под себя ноги. Длинная одежда складками ниспадала вниз и расстилалась по земле, делая фигуру учители похожей на старинный колокол. Таши-Галла улыбался сочувственно и немного грустно. Ладонь его была теплой, и Чонг, решив, что его сейчас будут утешать, словно маленького, вдруг разозлился.

– Жаль, что нам нельзя носить меч, – вырвалось у него.

– А то что бы?

– Я бы убил его. – Чонг кивнул на келью, где Джелгун сладко причмокивал во сне под защитой камня.

Таши-Галла помолчал. Глаза его по-прежнему улыбались. Кажется, он нисколько не огорчился такому страшному заявлению своего ученика.

– Значит, ты хочешь смерти названому брату?

– А он мне? – выкрикнул Чонг. – Если я замерз ну или меня растерзает зверь, что вы скажете Джелгуну? Будете его утешать?

– Возможно, – не стал отрицать учитель. – Но боюсь, что мои утешения не помогли бы. Как, впрочем, и тебе, будь у тебя в руках меч.

Сказав это, Таши-Галла отвернулся. Казалось, он потерял интерес к происходившему. А что ему? Может быть, он уже унесся далеко-далеко, туда, где острые пики в вечных снегах прикасаются к холодному небу… Это нам, земным и погрязшим, путь к вершине представляется сплошным нагромождением камней, и о каждый можно споткнуться и набить себе шишку, а то и вовсе поскользнуться и улететь в черную пропасть.

– Вы могли бы наказать Джелгуна, – упрямо сказал Чонг. – Чтобы он никогда не издевался надо мной!

– Ты опять жаждешь крови.

– Я хочу только справедливости, учитель.

– Ну нет… Человек не может быть справедлив ни к себе, ни к другим. На это способен лишь Будда. А ты… Ты злишься и пытаешься, точно несмышленое дитя, сорвать свое зло на мне. У тебя будто плотная черная повязка на глазах, которую соткали из страха и невежества. Ты не можешь принять мир таким, каков он есть. Ты боишься! – обвиняюще произнес Таши-Галла, будто уличив ученика в страшном грехе.

– Боюсь, – признался Чонг.

– А ты не думаешь, что бояться нужно совсем другого?

– Чего надо бояться?

– Ну… Вдруг если бы не было этого камня у входа, ты прошел бы мимо чего-то очень важного в своей жизни.

– Что же это такое важное? – удивился Чонк.

– Что угодно. Оно может ждать тебя в двух шагах, в любой момент. А что именно – это знает только Амида Будда.

– Будда хочет, «чтобы меня сожрал волк, который воет за скалой? – угрюмо спросил Чонг.

Таши-Галла прислушался на мгновение.

– Это не волк. Это белый барс, царь снегов.

– Барс?! Почему же он так страшно воет?

Учитель усмехнулся.

– Хочешь узнать – иди и посмотри.

Чонг невольно передернулся. От волка в случае чего можно отбиться… Но от барса!

«Я не пойду, – сказал он себе. – Пусть учитель считает меня трусом. Пусть Джелгун дальше издевается надо мной, и я буду ночевать под открытым небом… Это лучше, чем погибнуть в когтях хищника. Я не пойду». И, повторяя про себя эти слова, Чонг встал и обреченно побрел к скале.

Когда он завернул за выступ и увидел два желтых светящихся глаза, сердце у него скакнуло и застряло где-то в горле. Он непроизвольно попятился и поднял над головой палку… Что палка белому барсу? Поковырять в зубах?

И тут Чонг понял, что перед ним детеныш барса, точнее, подросточек размером со среднюю собаку. Шерсть ещё не отросла до нужной длины, подпушек был мягок и нежен, не успел загрубеть с годами, мышцы не налились взрослой силой, и от этого его длинное тело казалось каким-то суставчатым и нескладным. Упавший сверху большой камень придавил барсенку крестец и задние лапы. Ему было больно и страшно, Но все равно он попробовал грозно зарычать, едва Чонг приблизился… Однако из горла вырвалось только жалобное поскуливание. Матери барсенка повезло меньше: упавший камень расплющил ей голову. Чонг опасливо обошел вокруг громадного мертвого тела и присел на корточки.

– Как же тебя вытащить? – пробормотал он и почесал зверя за ухом. Тот в ответ что-то жалобно пропишал.

Чонг упёрся в камень плечом и толкнул изо всех сил. Бесполезно. Камень был гораздо больше того, что Джелгун притащил ко входу в келью. Барсенок продолжал голосить, однако писк его становился все тише: жизнь по капле уходила из его тела, будто вода в песок. И Чонг то яростно сражался с валуном, то присаживался рядом со зверем и успокаивал его, поглаживая густую шерсть на загривке.

– Ты постигнешь искусство «Облачной ладони», когда научишь тело быть расслабленным и податливым, будто воск.

– Но разве можно быть расслабленным в бою?

– Расслабленное тело – это путь к спокойствию разума. Только спокойный разум может вобрать в себя все, что ты видишь вокруг. Только он может увидеть и невидимое, что скрыто от других.

Таши-Галла двигался тягуче и свободно, и Чонгу приходило на ум, что учитель дурачит их всех, скрывая свой возраст. Может быть, он нарочно раскрасил лицо темно-коричневой краской, чтобы искусственные морщины пересекали лоб и щеки…

– Запомни: в расслабленном теле рождается волна, подобно морской. Сила возникает в ступнях: это росток. Колени и живот – гибкий ствол дерева…

По телу учителя будто прошла рябь. Казалось, воздух вокруг заколыхался… То ли от невиданной летней жары, то ли от огромной невидимой глазу энергии. Чонг пытается повторить движение.

Удар! Адски болит ладонь… А деревянная мишень стоит, даже не шелохнувшись.

– Я не могу, учитель.

– Ты наносишь удар рукой. А тело твое неподвижно, как старый трухлявый пень. Бить должна та волна, которая рождается в ногах. Ладонь только показывает направление… Смотри!)

Чонг, видимо, забылся на несколько мгновений, измученный борьбой. А в себя пришел оттого, что ощутил: барсенок перестал дышать.

– Не смей! – закричал он. – Не смей! Не смей!!!

Бьет не ладонь, она лишь указывает направление…

Толкают все существо, вся энергия, рожденная в ступнях ног, умноженная десятикратно в бедрах и животе, стократно – в плечах, тысячекратно – в кончиках пальцев… Чонг зажмурил глаза, представляя себя мягким и тягучим, будто густое белое облако. Не смей, велел он барсенку. Разве Будде угодно, чтобы ты умер? Зачем же тогда он позволил дураку Джелгуну закрыть вход в келью?

И Чонг вдруг понял, что пытался втолковать ему старый мастер. Тело словно взорвалось невиданной силой. Камень покачнулся… Видимо, зверю это движение причинило дополнительную боль, и он еле слышно застонал. Чонгу этот стон показался прекраснейшей музыкой, заполнившей сердце.

– Держись! – приказал он.

– Откат назад. Низ живота тяжел и горяч, словно… Словно он проглотил раскаленный шар! Еще ни разу за все время занятий ему не удавалось войти в это состояние. А тут…

Он не сразу понял, что тяжеленная глыба отвалилась в сторону. Ему было не до того, чтобы радоваться успеху. Барсенок едва дышал, высунув посиневший язык.