Убийственная лыжня

Бургомистр был втиснут в эти рамки, как и сам курорт, географическое положение которого можно определить как центральное, но одновременно и как отдаленное. На юге и на востоке надвигаются массивные горы, образующие границу с Австрией. Если не учитывать фён, то из этих стран света вряд ли кто-нибудь переходит на северную сторону Альп, у жителей из страны с красно-бело-красным флагом ни в плане ландшафта, ни в плане культуры нет никаких причин ездить к «пифкам»[5]. На западе — Альгой.

Туда ведут не больше двух лесных тропинок, и уже через несколько километров слышен сильный швабский говор в сочно-зеленой и молочно-белой природе, и алеманы, которые охотно путешествуют по всему миру, редко забредают на курорт. Единственный достойный упоминания приток и отток наблюдается на севере. И оттуда перекатываются лавины туристов через искусственные, выдержанные в средневековом стиле торговые улочки и закоулки, скапливаются перед известными перевалами — чтобы большей частью поехать дальше в Италию.

Это противоречие между сельской удаленностью и глобальным центральным положением привело к тому, что здесь собиралась кое-какая международная публика, и не просто какая-то публика, к примеру, пара голландских туристов, вынужденных ночевать в кемпинге, или ирландские туристы с рюкзаками банок пива «Гиннес», а настоящие денежные поселенцы, оптовые скупщики земли и недвижимости, которых баварцы называют Sach. (Но если речь идет о более крупной недвижимости, то баварец странным образом называет это Sachl.) Тут был гарнизон американцев, который все еще оставался с конца войны. Тут была парочка принцев арабских шейхов, которые поселились со своей свитой на солнечных склонах и основали непросматривающийся штат в деревне. С недавнего времени здесь появилось также много русских, белорусов и украинцев, которые купили несколько развалившихся гостиниц и реставрировали их. И этой международной публике нужно было что-то предлагать.

— Теннисный турнир это еще ничего, — шептал бургомистр заговорщицки, прикрывая рот рукой.

— Ах так, — сказала радиожурналистка и снова включила диктофон. — Что же еще может появиться?

— Летом мы организуем фестиваль парапланеристов. Две тысячи участников уже зарегистрировались. Спортсмены, летающие на воздушных змеях и парапланах, как известно, уже давно добиваются того, чтобы этот вид был признан олимпийской дисциплиной. И над всей котловиной будут демонстрироваться десятки полетов, прыжков с приземлением в определенной цели, рекордных полетов на большой высоте, военный планеризм…

— А что это такое?

— Это нужно представить себе как биатлон, только все будет происходить в воздухе от одного стенда для стрельбы до другого.

— Военный планеризм. Может ли такой узко специализированный вид спорта иметь успех?

— Жак Рогге, вы знаете, президент МОК, он уже дал согласие посмотреть на это.

— И вы полагаете, если он будет присутствовать…

— Естественно. Если Рогге примет участие в сражении снежками, то на следующий день бросание снежками станет олимпийским видом.

— Господин бургомистр, я благодарю вас за беседу.

— И вам спасибо. Да, может быть, последнюю фразу уберем? Президент очень важен для нашего города. Не хотелось бы выставлять его в смешном свете.

Репортер кивнула и попрощалась. Из всего интервью в эфир пошло только последнее предложение.

21

Дорогой господин комиссар!

Что я услышал: вы сдаетесь? Вы бросаете дело? Я выражаю мое исключительное сожаление. Вы прерываете ни с того ни с сего расследование — а вы ведь так близко подошли к решению дела Сёренсена! Я читал в газете, что вы окончательно уехали, потому что нет больше убедительного подозрения, что там произошло что-то нечистое. Что это был только прискорбный несчастный случай! У вас замечательная команда, господин комиссар, я сам видел, на территории трамплина, я был там, ведь и мои деньги от налогов поступают в эту команду, я тоже оплачиваю все приборы и компьютеры — поэтому обращайтесь более ответственно с моими отчислениями! Будьте следователем и расследуйте! Потому что это был не несчастный случай, и это я вам уже могу сказать.

Я смешался с зеваками — если бы вы это знали! Я спросил одного из ваших чиновников, что случилось, может быть, здесь снимается фильм. Нет, конечно, я не сам спросил, но я слышал, как какой-то придурок рядом со мной сказал:

— Извините, а полицейские настоящие? Или, может быть, здесь снимается детектив? А где же тогда стоит камера? А когда его будут показывать? Или это что-то американское? А вон тот, это ведь Хью Грант, или?

P.S. Налоги, которые я плачу, не такие уж большие. Сколько может заработать делопроизводитель, акушерка, повар (я бы им хотел быть!), учитель народной школы, садовник, проводник в горах, священник, стюардесса, футбольный тренер, инженер-строитель, журналист, электрик, живописец, работник зоопарка, ухаживающий за животными, швейцар, иллюзионист…

22

Да, признаемся, один австриец все же приехал на курорт. Он прилетел вместе с фёном через Альпы и приземлился на непривычной северной стороне. У него была козлиная бородка, маленькие черные глаза, которые беспокойно блуждали вокруг и как бы бесцельно перескакивали с одной точки на другую.

Человек с козлиной бородкой неспешно шел вдоль пешеходной зоны и рассматривал выставленные безделушки. Особенно внимательно он рассматривал подъезды домов между витринами, там он читал фамилии на табличках для звонка. При этом он заложил руки за спину, как будто он был бодрым пенсионером, ушедшим раньше времени на пенсию, который уже много лет проводит отпуск на курорте, и сегодня по табличкам у звонков хотел изучить принятые в данной местности фамилии, Грасеггер и Шнитцер, Хаутерер и Бибергбахер, которые здесь встречались. Затем он, наверное, нашел фамилию, которую искал. Он кашлял, чихал, сморкался. Что случилось с мужчиной с козлиной бородкой? Он заболел? Может, он схватил насморк, прогуливаясь без шапки по долинам реки Лойзах? Было похоже на это, потому что он начал яростно звонить к врачу общей практики доктору мед. наук О. Штайнхоферу. Он звонил несколько раз. Никто не открывал. Естественно.

Шан и Вонг очень хорошо знали, что морозильный шкаф был только предварительным решением. В первую очередь нужно было окончательно ликвидировать бренные останки Сунь Ю. Он велел им обратиться за помощью и довести до конца выполнение непосредственного поручения. О прямом контакте с Чаояном не могло быть и речи, в этом направлении не должны были вести никакие следы. Что же делать? После того как они уже один раз провалили операцию, они даже подумывали о том, чтобы выбрать чаоянский вариант почетного самоубийства, одновременного взаимного отрубания головы, но для этого потребовалось бы два ритуальных кованых меча, которые на курорте вряд ли можно было достать, и, с другой стороны, в этом случае они бы оставили еще два трупа и тем самым проложили бы похожий на автобан след в их родной город. Шан и Вонг испытывали большие трудности. Но у них было поручение. Они должны были действовать.

Они набрали несколько номеров. Многие абоненты сразу клали трубку. У других упоминания города Чаоянь было достаточно, чтобы закончить разговор. Они пошли в интернет-кафе, отправили несколько электронных сообщений и попросили ответить. До сих пор им никто не перезвонил. Они заходили на несколько интернет-форумов. Они подключались к нескольким чужим локальным сетям WLAN, они искали в Твиттере — но все безуспешно. И так они молча изнемогали в пансионате «Альпийская роза». Через час особенно гнетущего молчания Вонг сказал:

5

Прозвище, которым жители Австрии называют немцев, в первую очередь туристов. — Примеч. пер.