Чисто альпийское убийство

Таким образом, прием и передача нелегального груза для Гразеггеров всегда происходили после обеда. Ровно в пятнадцать ноль-ноль особый курьер из Сицилии спускался по косогору, где не было проторено ни одной постоянной тропы. Сицилиец продвигался медленно и осторожно, ему то и дело приходилось подбрасывать повыше на плечо свою громоздкую ношу. Вниз по этому склону он пробирался далеко не в первый раз. Доставлять сюда грузы было одно удовольствие — чистый, пряный воздух, дородные красавицы горы, приветливые жители долины… Благодать, да и только. Несколько лет назад посланец с Сицилии занимался доставкой исключительно по ночам, однако в конце концов было решено, что лучше всего проворачивать такие дела средь бела дня. Пятнадцать ноль-ноль — как раз подходящее время для незаконной транспортировки трупов, ведь в эту пору по лесу на склоне горы еще не бродят влюбленные парочки, не бегают навстречу инфаркту запыхавшиеся спортсмены-экстремалы, и ни один любитель пеших прогулок не отклоняется от туристического маршрута, проложенного на плато Крамер. И лесоводы с лесорубами в этот час тоже сравнительно безопасны: они лишь бродят вокруг с громким хохотом и криками, перемежаемыми пронзительным визгом циркулярных пил. Грибники усаживаются под какое-нибудь дерево и с аппетитом перекусывают бутербродами, а старого доброго лесника, воспетого Вильгельмом Бушем, прочесывающего лес с умной служебной собакой, воспетой Людвигом Гангхофером, давно уже не существует. Никем не потревоженное одиночество в зарослях папоротника! Зов джунглей! Девственные райские кущи из хвойных! Сицилиец и в самом деле охотно бывал в этих местах. Он отер со лба пот: день был жарким, что ощущалось даже тут, в тенистом, одичалом еловом бору. Вдруг послышалось потрескивание ветвей — кто-то тоже спускался по косогору.

Свобода встретил партнера как обычно, ровно на полпути, едва получив эсэмэску о новой поставке. Он взял мертвое тело, завернутое в несколько слоев толстой пленки, какую используют для устройства декоративных бассейнов, и положил его в тележку, поджидавшую точно посередине склона. В воздухе носились ароматы трав, свежих ягод — может быть, рябины? Или белладонны? Иногда гость с Сицилии спускался с горы вместе с Карлом — выпить рюмочку шнапса или кружку пшеничного пива, закусив искусно нарезанной редькой. Но сегодня он отверг предложение.

— Мне надо провернуть еще одно такое же дельце, понимаешь?

— Понимаю. Сообщи мне параметры этой поставки.

— Шестьдесят семь лет, семьдесят два килограмма, рост метр семьдесят, мужчина, полная комплектация, без приложений, наличный расчет.

Свобода аккуратно записал данные в блокнотик. Сицилиец протянул ему пухлый конверт. Пересчитывать деньги не было нужды — давние партнеры доверяли друг другу.

— Только, слышишь, я вытащил оттуда тысчонку. Моей собаке на новый ошейник.

Свобода изогнул брови в немом недоумении.

— Шутка.

— Ах вот как!

Они сердечно распрощались, и Свобода повез тело безымянного мужчины в полной комплектации вниз, по оставшейся половине косогора. Укрепленный дорожный серпантин заканчивался у черного хода в дом Гразеггеров. За дверью начинались служебные помещения, и прежде всего просторный холодильный склад с несколькими морозильными камерами, предназначенными на тот случай, если вдруг не удастся сразу же найти подходящую могилу на «четырехзвездочном» кладбище.

— Ну-ка, покажи хоть, каков он из себя?

С этими словами в помещение вошел Игнац. Свобода развернул пленку, и синьор Анонимо, одетый лишь в темно-синие плавки, предстал перед ними во всей своей красе — южный загар, черные крашеные волосы, их живописная прядь, упавшая на лоб. И даже темные очки находились на своем законном месте.

— Найдется у вас в ближайшие дни компания для него?

— Пока не знаю, — покачал головой Игнац. — Надо спросить у супруги.

Свобода склонился над маленьким отверстием от пули на груди мертвеца.

— Высокий класс! — сказал он в восхищении. — Рука настоящего снайпера. Вижу, он постарался, чтобы пуля не прошла навылет. Никакого выходного отверстия у раневого канала, никаких следов. Или по крайней мере почти никаких. Браво!

— Бог ты мой! К нам что, теперь привозят прямо с пляжей? — не поверила своим глазам Урзель, тоже появляясь в холодильном отделении.

— У нас есть похороны в какой-нибудь из ближайших дней? — спросил у жены Игнац.

— Нет. Положи его пока в морозилку. Знаете что? Я побывала в городе, послушала, о чем говорят люди. Можно услышать такие интересные вещи…

Игнац засунул синьора Анонимо в морозильник, затем вся компания отправилась наверх, на террасу, и вскоре расселась за обеденным столом. Игнац усиленно изображал из себя умеренного в еде. Когда отшумели охи, вздохи и прочие возгласы изумления, он сдержанно сообщил:

— Смею вам предложить небольшое угощение. Я очень старался.

Он торжественно водрузил на деревянный стол массивную сковороду, выкованную вручную, — ни дать ни взять палеозойской эры. Если тряхнуть ее за ручку, в ней начинали колыхаться, казалось, миллионы искрящихся и блестящих шариков — будто легендарный «первичный бульон», в котором когда-то зародились процессы эволюции.

— Что это? — поинтересовался Свобода с набитым ртом.

— Хоба, — пояснил Игнац. — Особое блюдо, которое готовят только в наших местах, в Верденфельзском районе.

— Вкуснятина, — причмокнул Свобода. — Из чего оно? Из картошки?

— Да, — кивнул Игнац. — Только сразу тебе скажу: рецепт этого блюда — тайна.

— Простите, но я немного помешаю вашей милой беседе, — сказала Урзель предельно серьезным тоном бизнес-леди. — У меня довольно интересные новости.

— Ну давай, выкладывай.

— Я заходила на почту и в мясную лавку, к самым знатным сплетницам округи, и, представляете, ни одна из них не могла сказать ничего нового. Но потом! Потом я побывала в булочной. И там узнала, что знатоки из Мюнхена сматывают удочки!

Мужчины удивленно присвистнули.

— Да, расследование прекращается — якобы вины сторонних лиц в происшествии не выявлено, и поэтому особая следственная бригада возвращается в столицу. Завтра культурный центр снова заработает как обычно, а в воскресенье вечером там состоится концерт. Снова играет та скандальная пианистка Файнингер, ну, вы знаете.

Да, по меньшей мере Игнац знал, что это за птица. Кстати, в тот роковой вечер Гразеггеры тоже должны были сидеть в концертном зале, но уступили свой абонемент супругам Доблингер, проявившим себя впоследствии такими пугливыми.

— Но ведь это замечательно! Значит, нам не о чем больше волноваться, — обрадовался Игнац.

— И тем не менее слишком расслабляться тоже не стоит. Нам повезло, и надо использовать этот случай. Я хочу сказать, что следует забрать флешку и подыскать какое-нибудь новое укромное местечко для ее хранения. Не нужно искушать судьбу.

— Да, полностью поддерживаю, — согласился гость Гразеггеров. — А можно мне еще немножко этой хо… ха… хабы? Просто безумно вкусно.

— У тебя ужасное произношение, Свобода. Звук «о» в слове «хоба» — это вовсе не «а», а нечто среднее между «о» и «а». Примерно как в английском слове «war». Это лойзахтальское «о», видишь ли, какая штука.

Свобода сделал несколько попыток произнести название блюда как полагается, но все они оказались безуспешными. Урзель покачала головой.

— И вот еще что, Свобода. По городу бродят слухи о каком-то типе в баварском костюме, который стремглав промчался через всю пешеходную зону в центре, а легавые — за ним. Говорят, они засекли его на крыше курзала, затем началась погоня…

— Ну и как, поймали? — с набитым ртом спросил Карл.

— Нет. Он перепрыгнул через навозную кучу во дворе Якелебауэра и был таков.

Озабоченно наморщив лоб, Игнац смерил гостя пристальным взглядом:

— Слушай, Свобода, что ты творишь? Зачем вляпываешься в такие рискованные затеи?

Пройдоха искренне оскорбился:

— Ты что? Это был вовсе не я, ей-богу! Бегать наперегонки с полицаями? Смешно. Детские забавы какие-то. Я уже вышел из этого возраста.