Страница 45 из 67
— Я абсолютно уверен, — сказал гаупткомиссар, — что флешка поможет прояснить это загадочное падение человека с чердака.
Здесь Еннервайн был недалек от истины. Хотя и не догадывался, что она откроется ему совсем не с той стороны, с которой он ожидал.
У Беккера зазвонил мобильник. После разговора руководитель экспертно-криминалистической службы пришел в сильное возбуждение. Сделав паузу длиной в добрые полминуты, он откинулся на спинку стула, подергал узел галстука, привел в порядок бумаги и начал протирать плюсовые очки для чтения.
— Есть новости?
— А? Ну да, да. Теперь мы знаем, какая информация хранилась на флешке.
— И какая же?
— Никакой. Там ничего нет.
— То есть как это — ничего?
— Может быть, даже еще хуже, чем ничего: шрот, мусор, отбросы. Бессмысленный набор символов. Огромная свалка нулей и единичек.
— И никто не может сказать, что это такое?
— Это может быть все, что угодно. Тексты, картинки, звукозаписи, видео.
— Но… разве ваши специалисты не могут определить…
— Они сейчас как раз этим и занимаются. Но я не хочу вас сильно обнадеживать, коллеги. Эта мешанина символов скорее всего не поддается расшифровке. Вы слышали когда-нибудь о принципе Керкгоффса? Напомню вкратце. Предположим, у меня есть зашифрованные данные. Если ключ спрятан где-то внутри, в их массе, то его рано или поздно можно обнаружить. Но если автор шифровки не «вложил» в нее ключ, а оставил его при себе, то ничего не поделаешь, узнать код можно только у него лично. Как ни прискорбно это звучит, сама по себе, без владельца, эта флешка скорее всего никакой ценности не представляет. И я очень сомневаюсь, что ее хозяин рискнет прийти на чердак, чтобы забрать свое добро. После всего, что там случилось.
— Неужели нет ни единого шанса на расшифровку?
— Один шанс есть всегда, однако в данном конкретном случае он ничтожно мал.
— А вдруг эта каша из символов представляет собой послание? — спросила Николь.
— Кому?
— Нам, например.
— Я тоже подумал об этом, — подал голос Еннервайн. — Возможно, это насмешка над нами: дескать, глядите, больше никакой информации вы не получите. Делайте что хотите: меняйте профессию, организуйте рок-группу и играйте хэви-метал, только прекращайте поиски и убирайтесь.
Бессмысленный набор символов. Три флакона чистящих средств для кухни. Выгоревший на солнце мешочек для спортивной обуви. Дефектный пол чердака. Быстроногий субъект в баварском костюме, возможно, не имеющий никакого отношения к делу… Нельзя забывать и о двух жертвах, игравших весьма неприметные роли в спектакле под названием «Жизнь». Ни одна деталь этого замысловатого пазла не подходила к другой, и никчемный носитель информации казался символическим воплощением всех трепыханий следственной бригады, не приводящих ни к какому результату. «Все, аут, конец, — промелькнуло в голове у Еннервайна. — И еще эта проклятая свидетельница, притихла и носа не показывает…» Правда, в этом гаупткомиссар ошибался. Гретель как раз была на пути к нему.
Несмотря ни на что, команда Еннервайна ждала от своего шефа четких указаний.
— Сколько времени потребуется криптологам, — обратился он к Беккеру, — чтобы полностью убедиться, что флешка не скрывает еще каких-нибудь тайн?
— Минутку, я задам этот вопрос Джо.
Беккер ввел в комнату системного аналитика, внешний вид которого полностью соответствовал стереотипным представлениям о компьютерных маньяках. Джо имел немало лишних килограммов, был прыщав, с плохими зубами, обут в видавшие виды кроссовки. Из заднего кармана его джинсов, на которых темнели следы сегодняшнего завтрака, торчал свернутый в трубку компьютерный журнал. Щеки компьютерщика предательски оттопыривались — как видно, Беккер застал его за поеданием какого-то жирного произведения культуры фаст-фуда.
— Джо, как ты думаешь, сколько еще провозятся ребята в Висбадене?
— Думаю, часа три.
Еннервайн поглядел на часы.
— Друзья мои, предлагаю вам использовать это время на составление отчетов и выполнение прочих формальностей. А я съезжу в президиум, поговорю с шефом и прокурором. Ох, я совсем забыл: они передавали всем вам привет! Извиняются, что не приехали сюда, но у них так много забот…
«…что вовсе не стоит утруждаться из-за маленького, незначительного происшествия в провинции», — дополнили эту фразу сразу несколько человек, правда, мысленно. Вслух никто ничего не сказал.
— Если жертв меньше пяти, мюнхенское начальство и пальцем не пошевелит, — шепнул Остлеру Хёлльайзен.
— А почему же сразу «рок-группа», «хэви-метал»? — еле слышно пробормотал кто-то.
— Напоследок я скажу, что мы встречаемся здесь около часа дня.
— Можно, я вас отвезу? — спросила Мария. — Я уже написала все отчеты.
— Спасибо, но лучше я поездом. Мне нужно время, чтобы все обдумать.
Прибыв в Мюнхен, в полицейский президиум, Еннервайн кратко обрисовал ситуацию руководству.
— Да, мне уже звонил бургомистр, — сказал шеф, старший советник полиции Розенбергер. — Он пытается слегка давить на нас. Естественно, раз в конгресс-центре курортного города случаются подобные вещи, это отпугивает туристов. Бургомистр требует ускорить следствие и хочет, чтобы курзал возобновил работу как можно быстрее.
— Значит, вы уверены, что в происшествии есть вина другого лица? — спросила прокурор.
— Да, — ответил Еннервайн, — чутье подсказывает мне, что там имело место насилие. Вот только зацепок пока никаких нет.
— Вечно идти на поводу у собственного чутья у вас не получится, Еннервайн! На очереди огромное количество нераскрытых преступлений…
— Да, я прекрасно это понимаю. Мы стараемся, делаем все от нас зависящее.
— Нужно работать еще интенсивнее.
Еннервайн вытащил из сумки увесистую кипу отчетов и протянул ее прокурору:
— Возможно, госпожа прокурор, вас заинтересует тема строительного брака в объектах общественного назначения. Все пикантные детали вы узнаете из этих бумаг.
— Ох, даже страшно подступиться. Бургомистру наверняка не понравится такой поворот дела. Есть ли необходимость полностью запретить эксплуатацию здания?
— Нет, потолок уже не упадет. Просто никого нельзя пускать на чердак.
— Тогда распорядитесь выставить наверху охрану. И поскорее, хорошо?
31
Когда Еннервайн снова оказался в вагоне поезда, следующего на этот раз в южном направлении, в полицейском участке Верденфельзского района зазвонил телефон.
— Полицейский участок на Мюнхнерштрассе, Франц Хёлльайзен.
— Я бы хотела дать свидетельские показания…
— Прежде всего прошу вас назвать свои фамилию и имя.
Женщина на другом конце провода вздохнула — нерешительно, как показалось Хёлльайзену. Затем сказала:
— Мне нужно поговорить с ведущим комиссаром.
— В любом случае вы должны сначала представиться.
Еще раз вздохнув, дама по буквам продиктовала свое имя, фамилию и название улицы, на которой жила. Она объяснила Хёлльайзену, что кривая черточка над «а» в фамилии Conceiçao (Консейсао) называется тильдой и на немецкой клавиатуре ее нет. Найти подходящий знак можно по команде «Вставка» — «Символ».
— Как-как, вставка-символ?
— Это на самом верху, в главном меню.
— Девушка! Передо мной лишь допотопная пишущая машинка, которая, в довершение ко всем своим капризам, не печатает даже наше строчное «о» с умляутом! А в моей фамилии, как назло, встречается именно эта буква. Так что не говорите мне больше про всякие компьютерные меню.
— Могу я теперь поговорить с ведущим комиссаром?
— По поводу чего?
— По поводу того, что случилось прошлым воскресеньем в концертном зале.
— Господина гаупткомиссара Еннервайна сейчас нет на месте.
— Не могли бы вы дать мне его мобильный?
— К сожалению, нет.
— Когда он вернется?