Империя строится

Матерясь, к нему подбежал начальник участка.

– Ты что наделал, сукин сын? Знаешь, сколько стоит сварочный аппарат? 400 рублей!

Вокруг засмеялись. Начальник свирепо посмотрел по сторонам… и до него, наконец, дошло. Если бы экскаватор свалился в пропасть, тем более, с этим растерявшимся придурком-машинистом, через час здесь работали бы следователи. И почти наверняка ему, начальнику участка, грозил бы срок – за грубое нарушение техники безопасности, приведшее к потере людей и дорогостоящей техники. Экскаватор ведь стоил тысячу сварочных аппаратов.

– Шеф, с тебя причитается!

Начальник глупо улыбался:

– Это с вас, придурки, причитается. Кто подсунул фал под траки?

В конце шестичасовой смены площадка неузнаваемо изменилась. Здесь уже стояло несколько вагончиков – штабной, каптерка и бытовки, сновали двадцатитонные БЕЛАЗы, вывозящие породу из-под экскаватора, а у лба будущего туннеля готовилось вгрызться в породу двухэтажное чудовище – самоходная бурильная установка. Ее плавно раскачивающиеся четыре штанги пятиметровой длины с бурильными молотками были похожи на головы Змея Горыныча.

На участок приехал главный инженер стройки – Отто Адольфович Месснер. Новички уже знали, что это самый уважаемый в городе человек. В начале войны шестнадцатилетний Месснер, приволжский немец, попал на карагандинские шахты и чудом выжил. Но потом сумел стать одним из лучших гидростроителей страны.

Смирнова вызвали в штабной вагончик.

– Спасибо. – Месснер протянул ему руку. – Ты что же, сразу после школы?

Георгий кивнул. Месснер скептически осмотрел долговязого худого парня.

– Тебе будет очень трудно. Но не бойсь, прорвемся. Постарайся поскорее сдать экзамен на четвертый разряд проходчика и стань звеньевым. Старшой в смене все же чаще работает головой, а не руками. Иначе надорвешься и скиснешь. А может быть перевести тебя «на поверхность»?

Смирнов отрицательно покачал головой.

– Ну, смотри, парень. Не раскисай.

После смены они решили не дожидаться своих «грузотакси» и гурьбой стали спускаться по засыпанному породой откосу пропасти вниз. Оказалось, что это сделать несложно и даже доставляет удовольствие. Мелкий щебень скользил под сапогами, сделаешь шаг – оказываешься ниже на десять метров. Они уже шли по нижней дороге, когда Георгий вдруг почувствовал, как его захлестывает волна полного, абсолютного счастья. Этот величавый Памир, рядом с которым все кавказские красоты кажутся игрушечными, этот дурманящий запах миндаля, которым поросли горы. И они сами – строители величайшей гидроэлектростанции в мире. В своих брезентовых робах, в проходческих шлемах, со «спасателями», респираторами и горняцкими лампами на боку. Как былинные богатыри.

Все в том же приподнятом настроении Георгий драил себя мочалкой в бане, напевая под нос. Потом, с наслаждением переодевшись в цивильную одежду, ждал свою смену возле столовой. И тут из-за здания столовой вынырнули двое его «комсомольцев». Оба хохотали во весь голос и выглядели так, словно успели основательно набраться.

– Что случилось, земляки?

– А ты сам глянь, Жорик. Там мужики буфетчицу приходуют.

– Что!?

Не веря сказанному, думая, что он ослышался, Смирнов встал и прошел десяток метров за здание столовой. И издалека увидел громадную колышущуюся задницу буфетчицы. Возле нее стояло человек пять. У него полезли глаза на лоб. Было абсолютно ясно, что здесь, средь бела дня, в центре громадной стройки, женщину никто не насиловал. Не смог бы никто этого сделать. Действие происходило по обоюдному согласию сторон. Это и было самым удивительным. «Господи, да куда же я попал?» – удрученно подумал Смирнов.

4. Письмо

Наступала самая гадкая неделя – ночная смена, с двух по полуночи до восьми утра. Смирнов никак не мог приучить себя спать перед сменой хотя бы часок. Поэтому проспав с утра и до обеда в неимоверной нурекской жаре, он еще до начала смены скисал и начинал зевать. Пожилые же семейные мужики в бригаде (так тогда казалось Смирнову, на самом деле «пожилым» было чуть за тридцать) ночные смены любили. Ночью работать в кайф: ни жары – туннель пока лишь на несколько метров углубился в скалу, ни начальства. А дома жена и разбудит, и накормит, не так как в общежитском ночном буфете, и еще кое-что позволит перед сменой. Почему-то семейные заводили разговор о женщинах именно в ночную смену, пока «грузотакси» со звеном проходчиков карабкалось по ущелью, к их туннелю. Видимо, происшедшее за час до этого интимное общение с женой подвигало их на игривый лад. Поскольку в маленьком кругу семейных в их городке никаких секретов быть не могло, на этот раз объектом насмешек стали бесконечные аборты, которые делала жена их звеньевого Виктора Чмакова. Звеньевой был необыкновенно красив – как микельанджеловский «Давид», постаревший лет на десять и раздавшийся в плечах. Жена Света, бетонщица с «поверхности», уступала ему лицом, но никак не комплекцией.

– Витя, наши бабы говорят, угрохаешь ты Светку. Резинку бы одевал.

Очень серьезный в общении Чмаков с минуту подумал и ответил так, что дикий, животный хохот продолжался до того самого момента, пока его не заглушил грохот бурильных молотков их смены:

– Мне еще только на… – тут он назвал емким русским словом свой детородный орган, – ревматизма не хватало.

Чтобы понять гениальность фразы, нужно представить, что такое проходка. Вода повсюду. Капает со свода туннеля – ведь над ними могучий Вахш. Льется из бурильных установок. (Буры смачиваются водой, иначе в туннеле было бы невозможно дышать). Хлюпает под ногами. И все они, проходчики, в резине – от капюшона на монтажной каске до резиновых сапог.

Ревматизм – профессиональное заболевание проходчиков. А тут тебе предлагают и дома, в самый приятный в жизни момент нацепить на себя ненавистную резину. Смешно.

…Гигантский полуовал двенадцать на двенадцать метров. Проходчики бурят каждый раз 123 отверстия-«шпура» пятиметровой глубины. Шпуры забивают взрывчаткой – скальным аммонитом, взрывают, очищают забой от породы и цикл повторяется. Но если бы работа проходчика заключалось только в этом, им бы не платили как профессору на «материке». Хотя во время бурения приходится менять полсотни коронок, заливать масло-«веретенку» в их двухэтажные бурильные «Горынычи», то и дело менять рвущиеся резиновые патрубки – все это в охотку, поскольку пяток раз в смену можно и покурить, не прекращаю работы. Затянуться «беломориной» из мыльницы-портсигара – сигарету в туннеле не покуришь, тут же намокает. Еще приятнее подготовка забоя к взрыву – набивай себе взрыв-патронами «шпуры» и соединяй в единую цепь электродетонаторы – женская работа. Правда, после взрыва, когда порой кубометровую глыбу приходиться ломами громоздить на транспортер подборщика – «сталинских рук», похожих на обычную снегоуборочную технику в городах – тут уж не перекуришь. Хорошо, если в смене есть опытный горняк – походит, походит вокруг метровой глыбы, потом тюкнет слегка кувалдой по точке внутреннего напряжения камня – и тот сказочным образом рассыпается на десяток частей.

Но вся эта работа – ничто рядом с другой проходческой обязанностью – укреплением стен туннеля. Если им везет, и проходка осуществляется по крепким базальтовым породам, то тогда стены туннеля лишь укрепляют анкерами – посаженными на бетон в «шпуры» двухметровыми арматуринами, к которым крепится металлическая сетка. Потом, для пущей крепости все это под давлением забрызгивается бетоном и образуется сплошной панцирь. И хотя «шпуры» часто приходится сверлить двухпудовым ручным перфоратором, держа его в руках вертикально на раскачивающемся десятиметровой высоты помосте, и это семечки, по сравнению с установкой арок на слабых породах.

В смене – четыре-пять человек. Больше нельзя – по условиям техники безопасности все они должны быть на глазах у звеньевого, иначе быть беде. Казалось бы, впятером просто невозможно выставить вертикально двенадцатиметровую арку в тонну весом. Однако, через хитроумные блоки и «твою мать» очередная арка становится на место. Расстояние между ней и предшественницей закладывается досками. Затем – следующая. И так далее. А потом начинается настоящая каторга. В туннель втаскивают огромную бетонную пушку – устройство, которое гонит по трубам бетон, закачиваемый между досками и стеной туннеля. Этот хобот-бетоновод пушки длиной 15–20 метров, естественно, не хочет пропускать бетон, как обычную воду. Поэтому вся смена превращается в стаю обезьян, которая бегает по подмостям и со всех сил лупит кувалдой по бетоноводу. Если в какой-то момент не выдержит замок между коленами бетоновода, оказавшийся рядом человек будет просто сметен бетонной массой под давлением шесть атмосфер. Но еще хуже будет, если у них не хватит сил вовремя выкачать всю массу за опалубку. Тогда застывший бетон превратит всю эту диковинную конструкцию в абстрактного слона, сделанного из монолита. И смена колотит кувалдами из последних сил…