Страница 152 из 160
18 января сразу же после торжественной церемонии Линдхаут возвратился в свою венскую квартиру. 29 января, когда он как раз работал над своим нобелевским докладом, его застал неожиданный звонок. Незнакомый человек, заявивший, что его фамилия Золтан, говорил по-немецки с неподдающимся определению акцентом и просил Линдхаута о срочном разговоре наедине. Тот сначала отказался, сославшись на острую нехватку времени. Но когда герр Золтан заявил, что речь идет о деле чрезвычайной важности и срочности, Линдхаут сказал, чтобы тот приехал в переулок Берггассе вечером следующего дня в двадцать часов. Герр Золтан поблагодарил.
62
Герр Золтан оказался высоким и крепким на вид человеком. Относительно его возраста Линдхаут мог только гадать. Тридцать пять? Сорок? Пятьдесят? У герра Золтана было серьезное, с желтоватым оттенком лицо, очень живые светло-серые глаза, каштановые волосы и густые брови. Он начал с нескольких вежливых фраз и сразу же перешел к делу. Они сидели друг против друга в кабинете Линдхаута. На улице шел снег. Герр Золтан заявил, что прибыл по поручению большой клиники в столице одной восточноевропейской страны, где, как и в трех других клиниках других стран, проходил испытания антагонист Линдхаута АЛ 4031. Однако город и психиатрическая больница, которые назвал Золтан, находились довольно далеко от столицы и от клиники, где проводились испытания. Герр Золтан сказал, что он, как и Линдхаут, биохимик, но уже некоторое время работает не в лаборатории, а в администрации названной им психиатрической больницы.
Он достал из нагрудного кармана паспорт и запаянное в пластик удостоверение и протянул их Линдхауту. Паспорт и удостоверение, оба с недавно сделанными фотографиями, на трех языках, в том числе и на английском, подтверждали, что герр Золтан говорит правду.
— Здесь написано: «для особого назначения». Что это значит? — спросил Линдхаут.
Герр Золтан вздохнул:
— Я не выбирал этот пост, господин профессор. — Снова вздох. — Это очень безрадостная работа, которую я, к сожалению, должен исполнять.
— Как это понимать?
— Меня всегда направляют туда, где происходит что-то неприятное.
— Неприятное для кого?
— Для больницы. Для пациентов. Лучше всего, если я скажу вам сразу и, извините, прямо, что произошло: неделю и шесть дней назад в названной больнице произошло два шокирующих смертных случая. Врачи лечили двух зависимых от героина пациентов предписанными дозировками антонила. Оба пациента, они были друзьями, тайно раздобыли морфий и вводили его себе во время курса лечения. В результате они оказались в том же состоянии, как и до лечения антонилом. Об этом была поставлена в известность клиника в столице. Та сразу же командировала меня в больницу. Наши тамошние врачи — пациенты уже находились под самым строгим контролем! — стали давать им в первом случае трехкратную, во втором — пятикратную дозу антонила. Антонил является антагонистом морфия, не правда ли, и фирма-производитель «Сана» в руководстве к их применению утверждает, что он в течение семи недель нейтрализует любое мыслимое количество производных морфия, то есть не только обычные дозы, не правда ли?
— Антонил именно так и действует! Клиника в столице вашей страны сама проводила его испытания по поручению производителя, и они прошли успешно! — Голос Линдхаута стал агрессивным. — Только после этого американское Управление по контролю за продуктами и лекарствами разрешило антонил! В течение полугода он успешно применяется почти во всем мире при лечении от наркомании… а сейчас вы мне пытаетесь доказать, что у вас в двух случаях его воздействие оказалось смертельным?
— Именно так, господин профессор, — сказал герр Золтан и, сидя, слегка поклонился.
«Этого не может быть, — подумал Линдхаут, — этот человек подкуплен конкурентами! Сейчас посмотрим, действительно ли он знает, о чем говорит. Сейчас я его проверю!»
— Как все протекало? — Линдхаут без выражения посмотрел на герра Золтана. Не колеблясь, тот ответил:
— Все протекало великолепно: в первом случае в течение тридцати пяти, во втором — даже шестидесяти двух часов. Затем появилась одышка, которая постоянно усиливалась. Когда произошла остановка дыхания, пациентам в течение нескольких часов делали искусственную вентиляцию легких… Безуспешно — остановка кровообращения, смерть. Впрочем, в психиатрической больнице другого города лежат три пациента, которые перенесли большие дозы антонила — после остановки дыхания и искусственной вентиляции легких, — но они еще долго не смогут покинуть больницу.
— Еще трое?!
— Да, господин профессор. Ситуация с этими тремя была такая же, как у нас. Врачи должны были ввести значительно большую дозу, чем обычно, — но этим троим повезло!
Линдхаут оживился:
— Герр Золтан, вы согласитесь со мной, если я скажу, что в какой-то степени разбираюсь в том, о чем мы говорим. Я все-таки всю жизнь занимался этим делом.
— Боже упаси, этого же никто не отрицает, господин профессор, только…
— Дайте мне договорить. В опытах над животными мы пытались установить угнетающее дыхание воздействие антонила, давая животным пятидесятикратную дозу! Не было и следа одышки! А сейчас вы приходите и рассказываете мне, что у двух пациентов уже после пятикратной — да что там! — даже трехкратной дозы происходит остановка дыхания с последующей остановкой кровообращения. Позвольте… — Линдхаут должен был очень сдерживаться, чтобы не сорваться в крик. — Я нахожу это совершенно невероятным!
— Вы хотите сказать, что я лгу, господин профессор?
«Да, — подумал Линдхаут, — именно это я и хочу сказать», но ответил:
— Нет, конечно, нет, герр Золтан.
Раздражающе громко прозвенел звонок трамвая вверху на Верингерштрассе.
— Вы сказали, что то, о чем я вам рассказал, вы считаете совершенно невероятным? — Герр Золтан был возбужден.
— Да, именно так… — Линдхаут встал. — Но этим… этим я выразил свой ужас… это не было направлено против вас лично… Герр Золтан, прошу вас… должны же вы понять, какой шок произвели на меня ваши слова, какой страшный шок!
— Разумеется, я понимаю, господин профессор. — Герр Золтан на секунду закрыл глаза, выражая свое сочувствие. — Как вы думаете, а какой шок вызвала у нас смерть этих двух пациентов? Ведь клиника нашей столицы была одной из четырех, которая проверила ваш препарат и заявила в «Сану», что он абсолютно безвреден и абсолютно не имеет вредных побочных явлений! Как после этого выглядит клиника? Что нам делать?
Пока Золтан говорил, Линдхаут смотрел ему прямо в глаза. «Такого не бывает, — в отчаянии думал он. — Это невозможно, этот человек говорит неправду. А вдруг правду? Он выдерживает мой взгляд. Он остается спокойным и уверенным, говоря все это. Психиатр, к которому приходит некто и утверждает, что нашел средство, которое при инъекции лечит шизофрению, сразу понимает: такого не бывает, такого не может быть! Я же… Я убедился в том, что в той области, в которой я работаю уже тридцать лет, могут случаться воистину непостижимые казусы, чрезвычайно загадочные и абсолютно необъяснимые!»
— Я не хотел вас обидеть, — сказал Линдхаут, — действительно не хотел, доктор Золтан.
— «Герр Золтан», пожалуйста. Здесь, в Вене, и при исполнении такого поручения я опускаю свое звание. Из-за вас, господин профессор.
— Из-за меня?
— Несомненно! Сейчас, после присуждения вам Нобелевской премии за ваше открытие, мы ведь должны прикрывать вас! В Вене меня никто не знает. Никто не знает, кто я и зачем к вам пришел. Мы прикидывали так и эдак…
— Что?
— …как выпутаемся из этой скверной истории целыми и невредимыми, насколько это возможно, — вы и мы! Никто, за исключением непосредственных участников, а теперь и вас, ничего не подозревает о том, что произошло.
— А родственники?
Золтан скривился:
— Сердечная недостаточность! Так звучит официальная причина смерти. Вы же знаете, как часто врачи прибегают к подобному выходу… э-э… когда по их вине случается беда, не так ли? Родственники… они примирились… оба умерших уже похоронены… Мне бесконечно жаль, господин профессор, но я же должен был сообщить вам об этих событиях, вы ведь понимаете это, не так ли?