Страница 150 из 160
— Алло, Рональд. Я в Берлине. Труус мертва. Я только что вернулся с ее похорон.
— Боже праведный… — голос запнулся.
— Она умерла от дыхательного паралича. Передозировка героина. Здешние власти мне очень помогли. Никто не узнает правды. Ты это тоже сохранишь в тайне, в этом я абсолютно уверен.
— Мой бедный друг — сначала Джорджия, а теперь Труус. Ты…
С бесстрастным лицом бесстрастным голосом Линдхаут перебил его:
— Я хотел бы попросить тебя при сложившихся обстоятельствах освободить меня от моих договорных обязательств с университетом. Колланж еще будет там — столько, сколько нужно. Я позвоню Мэри Плойхардт и дам ей указания о продаже моего дома со всем его содержимым, частной лаборатории, всего…
Голос Рамсея звучал неуверенно:
— Конечно, ты в любое время можешь прекратить здесь работу, когда захочешь, — я это понимаю. Хотя мне очень, очень жаль отказываться от тебя.
— Ты всегда будешь моим другом, Рональд. Наша связь никогда не оборвется. Но ты же понимаешь, правда, что я больше не в состоянии жить на Тироуз-драйв и оставаться в университете, где работали Джорджия и Труус.
— Конечно, понимаю, Адриан. Но, возможно, это только внезапный порыв после того, что ты там пережил…
— Это не порыв, Рональд.
— …то, само собой разумеется, что в любое время ты можешь возобновить здесь работу. Для университета это будет величайшая честь.
— Это очень любезно. Но я никогда больше не буду работать в Лексингтоне.
— Что ты собираешься делать?
— Остаться в Европе, возможно в Вене — знаешь, у меня там есть квартира. Дальше будет видно. Я просто не могу сейчас вернуться в Америку, пожалуйста, пойми это.
— Конечно, понимаю. Я проинформирую Жан-Клода, больницу и всех остальных. Ты ведь дашь о себе знать, не так ли?
— Разумеется, — сказал Линдхаут. — Или из Берлина, гостиница «Кемпински», или из Вены. Телефонного номера моей венской квартиры в переулке Берггассе больше не существует, нужно подать заявку на новое подключение. Пока квартира не будет приведена в порядок, я буду жить в гостинице «Империал».
— Гостиница «Империал»…
— Счастливо, Рональд. Ты очень скоро снова услышишь обо мне. И большое тебе спасибо.
— Но это же вполне естественно, ты не должен меня благодарить! Если мы чем-то можем помочь тебе, Адриан…
Линдхаут повесил трубку.
Потом он полистал телефонную книгу, лежавшую рядом с кроватью Труус, и, найдя нужный номер, набрал его. Ответил мужской голос. Линдхаут назвал адрес на Херташтрассе и попросил прислать такси.
— Придет через пять минут, сударь!
— Спасибо, — сказал Линдхаут. Он встал, вышел из комнаты, погасил везде свет, надел пальто и покинул дом, не задерживаясь ни на минуту более того, чем было необходимо. Он тщательно запер дверь. Все еще шел сильный дождь. Линдхаут раскрыл зонт и через парк вышел на улицу. Там он остановился. Через две минуты показались фары приближающегося автомобиля. Это было такси.
— Добрый вечер, — сказал он, садясь в машину. — Гостиница «Кемпински», пожалуйста.
— Хорошо… — Шофер запустил мотор. На углу Бисмаркаллее он на мгновение остановился. Фары на мгновение осветили огромный щит. Линдхаут прочитал:
«Здесь строит Берлин!»
57
Он пробыл в Берлине еще два дня. За это время он посетил адвоката Труус и узнал, что мнимый наследник выдвигает все новые и новые аргументы. Линдхаут предоставил адвокату все полномочия действовать самостоятельно и по лучшему разумению:
— Если правда окажется на стороне этого человека, пришлите мне, пожалуйста, счет за ваш гонорар в Вену… — Он назвал адрес. — Если правда окажется на вашей стороне, сделайте то же самое и завещайте дом со всем его содержимым городу.
Два сотрудника криминальной полиции, присланные Хильдебрандтом, охраняли Линдхаута. Они позаботились о том, чтобы репортеры и телевизионщики не просили у него интервью. Он часами — а дождь все продолжался — разъезжал по городу, но больше ни разу не был в Груневальде. Возил его все время один и тот же водитель такси.
В гостинице он что-то перекусывал в номере и много разговаривал по телефону: с Колланжем, которого попросил вместо него оказывать всемерную помощь врачам тех больниц, где испытывалась АЛ 4031; с заместителем Говарда Ласта — тот как раз был в отсутствии — из американского Управления по контролю за продуктами и лекарствами; с одним своим другом из Химического института в Вене, которого он попросил позаботиться о квартире в переулке Берггассе; и, наконец, еще раз со старшим комиссаром Хильдебрандтом, с которым он попрощался.
— Желаю вам удачи, господин профессор… — ответил тот.
— Что вы мне желаете? Ах да, спасибо. Я вам тоже. И не отчаивайтесь, ваша работа скоро станет намного легче и успешней.
— Вы имеете в виду новый препарат, который вы разработали?
— Да.
— А вы, господин профессор… что теперь будете делать вы?
— Еще не знаю. Сначала полечу в Вену.
3 декабря 1975 года Линдхаут, следуя из Берлина через Мюнхен, прибыл самолетом в Вену и поехал в гостиницу «Империал».
58
В течение первых недель в Вене Линдхаут совершал прогулки, по возможности избегая тех улиц или домов, которые напоминали ему о прошлом. Он много спал, также и после обеда, и всегда рано ложился. В гостинице все были с ним чрезвычайно предупредительны.
Поступали многочисленные звонки — в основном от его секретарши Мэри Плойхардт, которая сообщала, что продала дом, освободив его от мебели и других предметов, пользовавшихся спросом. Линдхаут поблагодарил ее. На такси он съездил в переулок Берггассе, где его с пьяной торжественностью приветствовал очень постаревший, совершенно беззубый домоправитель Пангерль. Лина умерла — рак, сказал он. У Пангерля была астма и слезились глаза — казалось, что алкоголь законсервировал его. Линдхаут сообщил ему, что намеревается снова жить в квартире, которая в свое время принадлежала богобоязненной фройляйн Филине Демут, а с ее смертью стала его собственностью. Эту квартиру, правда, он нашел в очень жалком состоянии.
Та дама из гостиницы «Империал», которую Линдхаут знал с прежних времен, предложила свои услуги найти необходимых мастеровых, каменщиков, маляров, жестянщиков, электриков и так далее, а также и фирму, которая забрала бы всю старую, истлевшую обстановку как крупногабаритный мусор. Линдхаут поблагодарил ее, как всех, с кем общался в то время, — дружески и серьезно.
5 января 1976 года рейсом из Базеля в Вену прибыл очень постаревший президент «Саны» Петер Гублер. Он тоже остановился в гостинице «Империал». Они вели долгие беседы. Речь по-прежнему шла о стопроцентно положительных результатах испытаний субстанции АЛ 4031 в четырех клиниках. Антагонист Линдхаута «Сана» назвала «антонил». Наконец Гублер спросил, готов ли Линдхаут работать в венском Научно-исследовательском центре «Саны» в промышленной зоне Флоридсдорф, у хорошо ему известного доктора Радлера. Линдхаут колебался. Гублер не отступал.
— Теперь вы должны продолжать работать, дорогой друг, это ваше единственное спасение, — сказал он.
Линдхаут взглянул на него:
— Ну ладно. С удовольствием, как только моя квартира будет готова.
Гублер был растроган и долго пожимал ему руку.
Между тем прибыл контейнер с гардеробом Линдхаута. Медицинский факультет университета Вены просил сообщить, может ли он появиться на торжественном вечере в его честь. Линдхаут согласился.
Этот вечер в банкетных залах гостиницы «Империал» готовился с величайшей осмотрительностью. Была произнесена только одна речь. Присутствовавший на вечере федеральный президент вручил Линдхауту Большой золотой знак почета за заслуги перед Австрийской Республикой. Линдхаут коротко поблагодарил и снова сел на свое место у Доски почета.
В свою квартиру в переулке Берггассе, которая вся была заново обставлена, он переехал 21 марта 1976 года. Книжные стеллажи были заполнены, все стояло на своем месте. Линдхаут с удивлением обошел большую квартиру и напоследок — в этот день шел сильный снег — вышел на каменный балкон своего кабинета. Оттуда он долго смотрел вниз. Мало что изменилось в переулке Берггассе с того времени, когда он здесь жил. У входа в дом, в котором когда-то работал Зигмунд Фрейд, теперь была установлена маленькая памятная доска. Вверху, на Верингерштрассе, движение транспорта стало более оживленным. Старые трамвайные вагоны, как заметил Линдхаут, были заменены современными. Внизу играли дети, закидывая друг друга снежками.