Страница 101 из 112
— К вашему сведению, — передает Бранко по радио, — это сенатор Джордж Хиллари! Отправляйте машину!
Машина с большим цилиндрическим баком выезжает от одного из гаражей по направлению к DC-10.
— Мистер Кафанке, не будете ли вы так любезны подойти сюда? — Это не Бранко, а сама вежливость.
— Да, сэр, — отвечает Миша и еще раз проклинает себя за то, что он не промолчал. Он встает и идет вдоль прохода. В спину ему направлен пистолет другого похитителя.
Сантехническая машина подъезжает, ближе, ближе, стоп! Водитель в одежде механика выходит из нее.
— Достаточно, теперь оставьте машину! — кричит Бранко.
Водитель бежит обратно к зданию аэровокзала.
Угонщик, пистолет которого упирается Мише в поясницу, говорит что-то по-боснийски Бранко.
— Сейчас вы, — говорит тот по-английски Мише, — спуститесь вниз. Товарищ пойдет с вами.
— Спуститься где, сэр?
— Из кабины. По веревочной лестнице. Я все это время буду с сенатором здесь.
У пилотов действительно есть веревочная лестница. Они закрепляют ее на крюке и бросают из люка в кабине. Миша вылезает наружу. Веревочная лестница сильно раскачивается во все стороны. Миша дрожащими руками крепко сжимает веревку. Прямо над ним следом спускается угонщик. Дважды он наступает Мише на пальцы. Ну вот, наконец, оба они стоят на летной дорожке.
— Вы можете водить машину? — спрашивает босниец.
— Да, сэр, — отвечает Миша. Он забирается в машину, мотор еще работает.
Жарко греет солнце.
Теперь начинается тяжелая работа. Террорист с пистолетом, как тень, следует за ним, пока Миша сравнивает аппаратуру с описанием, соображает, что зачем, и, наконец, соединяет конец толстого шланга с клапаном С на фюзеляже самолета. Затем, точно по инструкции, Миша включает пневматический насос. Раздается рычание, на приборах начинают двигаться стрелки, работает! Бак нечистот самолета опустошается. Слава Богу, думает Миша.
Откачка длится почти полчаса. После этого приборы показывают, что бак нечистот пуст. Теперь Миша открывает клапан с белой надписью W, подсоединяет к нему шланг от водяного бака машины и включает насос. Система шумно работает.
Наконец, Мише приходится подняться на борт самолета и заняться обработкой туалетов и проходов дезинфекционным средством.
Теперь от него так сильно воняет, что все, мимо кого он проходит, зажимают носы. Нужно помыться. Миша еще раз спускается из самолета, отворачивает кран водяного бака и как следует моется.
Из последних сил он взбирается вверх по веревочной лестнице, идет шатаясь по проходу и падает на сиденье в салоне первого класса. У него болит все до последней косточки, Господи, что за каторга!
Две стюардессы спешат к нему с флакончиком духов и стаканом коньяку. От духов Миша начинает благоухать. Смакуя коньяк, он медленно пьет его маленькими глотками. Он сделал большое дело, это переполняет его чувством удовлетворения, для чего-то он пригодился в этой переделке…
Уже темнеет, когда Бранко обращается к экипажу и пассажирам с новым сообщением.
— Диспетчерская аэропорта получила информацию из Белого дома… Президент Буш и чрезвычайный штаб готовы выполнить требование террористов относительно поставок оружия, но…
Дальше стюардесса продолжать не может, потому что начинается всеобщее ликование. Пассажиры кричат «Ура!», «Браво!» и «Наконец-то!», словно они все боснийцы. Однако Бранко коротко бросает:
— Молчать! — Все тут же замолкают.
Бранко мрачно продолжает:
— …но, говорят они, пройдет несколько дней, пока истребители-бомбардировщики и оружие будут доставлены в Сараево… Однако мы считаем, что это ложь, только попытка выиграть время! Поэтому я выдвигаю ультимативные требования.
В самолете стоит мертвая тишина, хотя только что люди так шумно радовались.
— Если первые двенадцать истребителей-бомбардировщиков завтра утром в 6 часов по местному времени не приземлятся в аэропорту Сараево и в течение дня не начнут прибывать новые самолеты и оружие, то этот пассажирский самолет будет взорван… Ультиматум окончателен и не подлежит отсрочке. В Европе достаточно американских истребителей-бомбардировщиков, тяжелое вооружение и техника тоже неподалеку… Мы не позволим больше играть с нами в кошки-мышки. Если надо, мы пойдем на смерть… Поэтому сейчас же будет заложено взрывное устройство. — Бранко снова исчезает в кабине. А двое других террористов вооружаются гаечными ключами и отвертками и начинают работать.
Остальные молча смотрят на них. Где недавнее веселье, где смех, аплодисменты, радость? Как легко переходят люди от радости к отчаянию!
Те двое укрепляют над иллюминаторами один пластиковый диск за другим. Они аккуратно проделывают это, начиная от кабины, с первым классом, с бизнес-классом, вплоть до экономического, это продолжается долго. Ночь длинная, в салоне горит свет, угонщики соединяют теперь диски запальным шнуром, протягивают шнур вдоль всех салонов, при этом не говорится ни слова, все делается молча. Снова появляется Бранко; он смотрит на свои часы и говорит:
— Последние известия из диспетчерской. Чрезвычайный штаб принял ультиматум. Он ручается, что первые двенадцать самолетов завтра в 6 часов будут здесь…
Смотрите, они снова ликуют. Веселье и слезы, радость и горе, жизнь и смерть идут рука об руку.
— Будем надеяться, что все так и будет! Отдыхайте! Сейчас почти полночь…
Свет в салоне гаснет. Становится абсолютно темно — но всего на несколько минут. Почти одновременно раздается несколько взрывов. Бранко, который все еще стоял там, где он был, когда погас свет, падает. События развиваются мгновенно. Все аварийные выходы взорваны. В салон влетают ослепляющие гранаты, которые светятся так ярко, что приходится закрыть глаза, парни в темных очках, черных трико и черных масках врываются в салон через открывшиеся выходы. В слепящем свете гранат они начинают стрелять из автоматов. Парни в черном кричат по-английски и по-немецки:
— Нагните головы ниже! Ложитесь! Не двигаться!
Дверь кабины распахивается, там включен свет. Черные призраки мчатся по проходу вперед. Второй похититель убит, третий. Несколько раненых пассажиров стонут.
— На выход! — кричат освободители. Это антитеррористическая команда НАТО, которая специально занимается подобными вещами. — На выход! На выход! Как можно скорее! В любой момент машина может взорваться! Сюда! На крылья! Из остальных люков выйти нельзя — там взорваны спуски!
Дети, старики, молодые, некоторые из них полуодеты, толкая друг друга, рвутся к выходу. Крики, плач, смех, визг. Слева и справа люди исчезают на крыльях. Там стоят парни в черных трико и помогают измученным людям спуститься на землю. Вниз, вниз, быстрее, быстрее!
Теперь самолет ярко освещен прожекторами аэропорта на вышках.
— Бегите быстрее от самолета! К аэровокзалу!
За заграждением стоит толпа журналистов, фотографов, кинооператоров. Камеры работают. Затворы фотоаппаратов щелкают без конца. Какая съемка, какие кадры! Для телевидения! Для газет! Здесь можно прославиться и хорошо заработать… Проходит пять минут. Десять. Пятнадцать. Когда же самолет взорвется? Нет. Самолет не взрывается. Какая-то неисправность в кабеле. Конечно, никаких истребителей-бомбардировщиков в 6 утра здесь не будет, думает Миша. Хитро сделано, смело сделано. Но в DC-10 лежат три убитых боснийца. И несколько раненых пассажиров доставлены к зданию аэровокзала в машинах «Скорой помощи».
— Миша! — кричит неожиданно знакомый мужской голос.
Миша прищуривает глаза и видит бегущего к нему солдата в голубой каске и бронежилете, он срывает на ходу каску с головы и кричит:
— Миша! Миша!
Знакомая фигура, лицо сияет, он широко распахивает объятия:
— Миша!
Это уже слишком, думает Миша. Это бред.
Или это на самом деле?
— Лева! — наконец, осознает Миша и бежит навстречу своему другу. Они обнимаются и не могут сдержать слез — Миша Кафанке из Ротбухена под Берлином и его друг, лейтенант Советской Армии из деревни Димитровка под Москвой.