Страница 16 из 27
Вот и жалел Михаил, как умел, Матрену. Через девочку познакомился он с ее матерью — молодой вдовой Ксенией Игнатьевной Сигалаевой. Полюбили друг друга, поженились. Мать Михаила Екатерина Дмитриевна к тому времени уехала к детям, что оставались в деревне. Без Якова ей городская жизнь совсем не по нутру. Так и осталась в комнате, где некогда жил Яков, молодая семья Михаила Комарова: жена и дочь… А 16 марта 1927 года родился у них сын. Михаил помнил наказ отца, и сын получил имя Владимир.
— Надо бы октябрины справить, — сказал Михаил.
Была Ксения Игнатьевна мудрой хозяйкой — не зря в кухарках время прошло. Умела так деньгами распорядиться, что всего хватало, хоть и скромно. Но тут денег явно не хватало — октябрины сына хотелось исправно отметить.
Было у Ксении Игнатьевны свое «богатство» — золотое колечко да брошь, украшенная камнем. Снесла их в Торгсин. Вот и получился у них «пир на весь мир»! Весь дом в гостях перебывал. Михаил за несколько лет успел жильцам полюбиться, ну а Ксения и вовсе «своя» — как же не порадоваться их счастью.
Как-то Володя сполз с рук матери, стал взбираться на колени отца. Михаил Яковлевич катал его «на коне», рассказывал о Красной Армии, вспоминал годы учения в стрелковой школе.
— Что ты ему все про ружья и войны толкуешь? — улыбалась Ксения Игнатьевна. — Володя будет инженером…
Но про инженеров при всем своем желании тогда Михаил Яковлевич мало что мог рассказать, хотя к тому времени был уже не дворником, а слесарем в «Госсантехмонтаже».
Потом ушел на разные земляные работы в «Мосгазстрое» и в «Мосподземстрое». Теперь стал рассказывать и про инженеров, что сооружали сложные подземные туннели для разных трубопроводов и задумали строить метрополитен. А Володя просил рассказывать про военных…
Михаил Яковлевич с женой хотели, чтоб сын их ни в чем не отставал от сверстников, ни в чем обойден не был. Нет, они знали, что не будет у него такой замечательной одежды, как у некоторых, не будет многих игрушек — и это не самое главное, даже если не съест он того, что съедят другие…
Сами люди малообразованные, они стремились к тому, чтобы дать сыну образование. Помогала тут и Матрена — намного старше Володи была школьница. Как станет уроки делать — Володю позовет, что-нибудь разъяснит. Она первой и протянула ему букварь.
Он видел лишь узкую полоску неба из своего окна. Небо было для него выше и удаленнее, чем для многих. Зато он хорошо видел землю. Окно вровень с двориком. Он видел тающий снег и вешнюю воду, видел, как пробивается желтенькой головкой первый одуванчик, видел травы, желтые листья и снова воду, большие лужи, а утром лед и потом долгие дни снег, снег… И все происходило под носом, перед глазами. Володя научился любить землю, а этот маленький кусочек, в который упиралось окно, — особенно.
А поднявшись на улицу из дома, ослепленный яркостью дня, света, он слышал даже звон в ушах. И небо, которого так мало доставалось ему, и солнце, которого мало попадало к нему в комнату, с особенной силой манили его, он дерзко мечтал и по-детски крепко верил в свою мечту.
Володе было семь лет, когда произошли два немаловажных для него события. Михаил Яковлевич находился в отъезде, в командировке, работал монтажником, строил какой-то объект. Лето, теплые погожие дни. Ксения Игнатьевна поехала к мужу погостить и, конечно, взяла Володю.
Оказалось, работает отец на территории аэродрома! Володя впервые в жизни видел самолеты близко-близко. Мог подойти и потрогать рукой. Самое замечательное даже не тот момент, когда начинал вертеться пропеллер и стучал мотор, как у мотоциклетки. Самое замечательное, когда самолет, приподняв от земли хвост, бежал по зеленому полю, оставляя за собой след пригнувшейся от ветра травы. И потом легко, сразу отрывался от земли, чуть покачивая крыльями, уходил ввысь, становился черной точкой в широком и голубом небе над головой.
Володя часами любовался полетами. Люди в кожаных шлемах с парашютами за спиной стали его героями. Аэродром жил совсем особой, завидной жизнью, все тут было ново. Отсюда эти люди брали разбег в неведомый простор. Молодые летчики иногда выстраивались в ряды и весело, дружно пели, шагая по зеленому полю: «… Мы покоряем пространство и время!..» И Володе хотелось быть с ними.
Один дяденька, приятель отца, работавший на аэродроме, приметил Володин интерес и спросил:
— Что, полететь хочешь?
— Хочу.
— Не боишься?
— Нет, — Володя для убедительности покрутил головой. А дяденька усмехнулся.
— Мал еще. Пошли лучше купаться. В небе небось жарче?.. Плавать, смельчак, умеешь?
— Нет.
— Ну, братец! А летать собрался? Прежде надо плавать научиться. Тех, кто не плавает, в летчики не берут.
Пошли на Волгу. Дяденька долго выбирал место. И стал над самой глыбью. Черная вода внизу, спокойная.
— Раздевайся! — приказал Володе.
Мальчик разделся.
— Так. Раз-два — прыгай в реку!
И он столкнул Володю. Мальчик с головой ушел под воду. Володя не закричал, когда всплыл, он изо всех сил бил по воде и руками, и ногами, барахтался, захлебывался, но старался подплыть к берегу. А только доплывал и хотел стать на ноги, дяденька снова толкал на глубину. Володя молча снова начинал бороться с той неведомой силой, что тянула его вниз.
Иссякали Володины силенки, но и те, «водяные», тоже отступали. И сколько дяденька ни толкал его на глубину, Володя так и не взмолился. Наглотался он волжской водицы, а плавать научился.
— Парень у тебя герой, — дяденька похвалил Володю Михаилу Яковлевичу. — Я думал — городской. Визжать станет. А он не пикнул. Откуда силы взял… Жилистый!
— Секрет в характере его, — ответил Михаил Яковлевич. — А кроме города, он и еще кое-что видел. В деревню к бабушке ездит…
Деревня эта звалась Петушки. Здесь жили дядья и тетки Володи Комарова.
— Москвич наш приехал! — с уважением встречали племянника.
Придут деревенские ребятишки, а Володя им сразу:
— Давайте наперегонки! Кто первым до Клязьмы добежит — тот и командир…
В этот раз Володя решил похвастаться, как плавает.
— Кто лучше плавает, тот и командир…
А по Клязьме сплавляли лес. Опасно между бревнами плавать. Ребята на берег выкарабкиваются. Только Володя азартничает: задумал с бревен нырять. Тут вдруг плоты пошли — Володя и с плотов… Раз нырнул, а плот и нашел на него, зацепил за трусы, потащил. Володя бьется под водой, захлебывается. Отцепился все же. Голову высунул, воздуху набрал, а другой плот его сбил, задавил под себя.
Ребята на берегу видят — беда! Закричали. Прибежали старшие, кинулись в реку, достали Володю со дна, еле откачали…
И Володя узнал, что бесполезный риск, мнимое геройство до добра не доводят.
В школу он попал к молодой учительнице. Хотя прошло немало лет и многое стерлось в памяти, Мария Ивановна Соколова-Маховая вспоминает худенького чернявого мальчика, который на всякий ее рассказ, даже на сказку всегда находил много вопросов, ко всему, что ни говорила она, относился серьезно, все он как бы взвешивал, обдумывал, хотел узнать больше.
— Помню, читала я им сказку о ковре-самолете, — говорит Мария Ивановна. — Володя и спрашивает: «До Луны далеко? Ковер-самолет долетел бы до Луны?..» Я ему отвечаю: «Сказка это, Володя». А он и говорит: «Я знаю. А мы такой всамделишный самолет построим. Правда, Мария Ивановна, такой самолет можно построить?..» Тогда я и не думала, что на нашем веку полетят в космос, но не хотела разрушать мечту ребенка и сказала: «Построить можно. И, наверно, строят уже». Глазенки Володи просияли: «Вот я и полечу!..» Что мне еще запомнилось, — говорит учительница Мария Ивановна, — это аккуратность Володи Комарова. Во всем она была. Тетради, книги содержал в полном порядке. И свой внешний вид. Другие ребята позволяли себе иной раз в школу неряшливыми явиться. Володя — никогда. Мы все знали, что семья их жила нелегко, многого не хватало. Но у Володи была удивительно чуткая, заботливая мать. Она следила за сыном. И в школу приходил он всегда чистым, в выглаженном костюмчике с обязательным белым воротничком. А это не могло не сказаться и на его учении…