Страница 14 из 27
Кстати, могу сказать, кто меня и окрылил, — Сергей Павлович Королев. Когда мы познакомились получше, он сказал: «Володя (впервые назвал Володей), ты должен летать на новых кораблях». Это было перед стартом Павла Поповича, когда мы остались с ним вдвоем на высотной площадке. Сергей Павлович заговорил тогда о тяжелом многоместном корабле. Речь шла о «Восходе».
«Вам хочется отвести самую почетную обязанность — возглавить экипаж», — сказал он. Ради такой цели я был на все готов… Любые сложности мог одолеть.
Только тогда прояснилось, откуда у Владимира Михайловича одержимость к полету. Это человек, окрыленный светлой, прекрасной целью. Человек большого мужества, большого полета!
В последнее время мы встречались реже. Но я слышал и от него самого, и от его товарищей, что он с головой ушел в исследовательскую работу. Не терял даром времени. Хотя, конечно, многое и отвлекало, но он упорно, с прежней волей и душевной собранностью экспериментировал, все шире раздвигая рамки поисков, опытов.
Под его руководством трудились инженеры, врачи, техники. Это была и практическая, и научная работа. Во имя будущих полетов.
Недавно один ракетчик-инженер рассказывал мне:
— Вместе с Комаровым мы как-то знакомились с новой техникой. С ним легко работать вместе: не пасует перед сложностями. В нашем деле кругом новинки, все сложно. И он во все вникает. Часто говорит: «Это тоже надо знать». Каждую сложность открывает своим умом. Самостоятельный человек. И очень товарищеский.
Самостоятельность, товарищество — тоже особенности характера Владимира Комарова. Как он ни занят, но если что-то попросит товарищ, все отложит и придет на помощь. Он и раньше не жалел времени, чтобы подтянуть ребят по теоретическому курсу. И потом старался растолковать каждому сложнейшие математические формулы. Все космонавты учатся в академии. Для Владимира Комарова это был пройденный этап.
А самостоятельность… Она пригодилась космонавту в новом полете. Он один был в корабле, в бескрайнем космосе. Не у кого спрашивать, все надо делать самому.
В День космонавтики с трибуны Кремлевского Дворца съездов Юрий Гагарин говорил о том, насколько сложна и увлекательна новая программа вселенских исследований. Мне вспоминались слова, сказанные когда-то Владимиром Комаровым: «Я должен сделать свое… сделать так, чтобы осталось удовлетворение — выполнил все, что в силах…» И он все сделал, выполнил. Такие люди идут до конца, до цели. Это окрыленные люди. Люди большого мужества, большого полета.
В полете от него требовалась твердость духа, воля, мужество. Владимир Михайлович показал их в полной мере. Он показал, на что способен человек, наш советский человек, коммунист. Слышал, как он перед посадкой говорил: «Я спокоен. У меня все в порядке». Да, у него все было в порядке. Но перед самой землей, в момент приземления возникли осложнения, которых он предвидеть не мог и которые оказались неотвратимыми, роковыми. Страшно обидно, что так случилось. Но мы знаем: на дороге смельчаков-первооткрывателей все бывает. Бывают и неожиданные, обидные потери, жертвы.
Тот, кто прошел первым, проложил дорогу для других, навсегда останется с нами, в памяти благодарных людей. Он навсегда с нами, солдат, первопроходец космоса Владимир Комаров.
НА ВСЕ ЧЕЛОВЕЧЕСТВО
Погиб Владимир Комаров.
Три дня назад здесь, на Байконуре, его провожали в новый испытательный полет. Он пришел к журналистам за несколько часов до старта «Союза». Три года назад, перед стартом многоместного «Восхода», была его первая пресс-конференция. Мой коллега Василий Песков спросил тогда Комарова:
— За годы учебы и тренировок что было самым тяжелым?
— Ожидание, — ответил космонавт.
Нам он говорил о другом. Долгие месяцы упорной работы, детальная, скрупулезная отработка всех элементов программы на стендах, заводах, в конструкторских бюро, принимавших участие в создании «Союза». Серьезный, упорный труд накануне серьезного испытания, в котором неожиданное может встретиться на каждом шагу. Его спросили:
— Владимир Михайлович, ведь ваша профессия остается необычной?
— Необычной? — переспросил он. — Как сказать… Это полет Гагарина можно назвать необычным. Но вы правы: в то же время это необычный полет, новые задачи, новая программа, новый корабль…
Он сидел на диване в холле гостиницы под чахлой пальмочкой. Синий тренировочный спортивный костюм, тапочки, весь какой-то очень домашний, свой. Немного задумчивый, вернее сосредоточенный. У него хорошее русское лицо, очень молодые глаза. Он сдержан, немногословен. Это понятно: до старта считанные часы, и было как-то неловко тормошить человека вопросами.
— Когда вы сегодня ляжете спать?
— Рано: в шесть часов…
Только теперь понимаю, как много я не успел спросить. Уходя, он сказал: «Вот я вернусь, и мы поговорим… Я вам тогда все расскажу».
На традиционный митинг у подножия ракеты Комаров приехал вместе со своими друзьями: из автобуса — знаменитого, сотни раз описанного репортерами автобуса, вышли космонавты. Комаров поздоровался с председателем Государственной комиссии, учеными, конструкторами, ведущими инженерами. А потом я видел: он отошел чуть в сторону и, щурясь от яркого солнца, долго смотрел на верхушку ракеты, на свой «Союз»…
Митинг. Зачитывается решение Государственной комиссии. Теперь слово тем, кто готовил ракету и корабль. Потом говорит космонавт:
— Отдам все силы, чтобы выполнить новое задание, оправдать доверие советского народа и Коммунистической партии.
Он сдержал свое слово. Все силы без остатка, всего себя отдал он Родине. И никогда Родина не забудет замечательного, воистину крылатого сына.
Старт на рассвете. Мы не ложились, поехали на стартовую площадку уже часов в двенадцать. Ветер. Нагретая днем степь окунулась в прохладу. И вдруг увидел: далеко на горизонте, удивительно маленькая в беспредельности степного простора, встала голубая сияющая ракета. И чем ближе подъезжали мы, чем яснее проступали огни стартовой площадки и голубые лучи прожекторов, освещавших башню обслуживания и заключенную в нее ракету, тем больше волновала сердце эта огромная, сложнейшая машина.
Комаров приехал за два часа до старта. Он легко, молодо выпрыгнул из автобуса навстречу людям. Начал короткий доклад, но Комарова тут же накрыла толпа, засверкали блицы, выше голов потянулись «Зоркие», «Конвасы». Так, плотно окруженный людьми, и пошел он к ракете, невысокий человек в серых брюках и голубой куртке, человек, который в этот миг притягивал к себе всех. И вот уже плывет вверх кабинка лифта, а следом взметнувшийся луч прожектора вдруг ярко высветил его голубую куртку на белоснежном фоне обтекателя «Союза» на самой вершине, и такое это было необыкновенно красивое зрелище, что все захлопали. Не знаю, слышал ли он эти аплодисменты: очень он был высоко, очень.
Наблюдательный пункт. Стрелка часов все тянулась к точке старта. И все чаще звучали в динамиках слова команд, транслируемых с командного пункта. Все чаще звучал позывной «Рубин» — позывной, оставшийся за Владимиром Комаровым с полета на «Восходе». Он говорил очень спокойно, обстоятельно, и иногда казалось, что как раз он меньше всех волнуется. А, наверное, так и было…
Потом мы услышали команду: «Пуск!»
Какой-то миг ничего не произошло. Ракета спокойно белела в синем предрассветном небе. Потом яркое пламя блеснуло внизу ракеты, и глухой низкий рев покатился над степью. И в ту же секунду ослепительно вспыхнуло пламя ярче солнца, ярче двух солнц. И под грохотом — страшным, неземным — задрожала земля.
Какое-то короткое время ракета двигалась чуть заметно, словно выдираясь из топи земного тяготения, но вот все быстрее, все стремительнее покатился в зенит ослепительный ком света, и уже сверху накрыл все гром. Вот уже за облаками горит, все сжимаясь, сжимаясь, превращаясь в точку, красная звезда. И невозможно поверить, что там — человек, несколько часов назад сидевший рядом с нами, тот самый, в голубой куртке, которому мы аплодировали. И все снова хлопали в ладоши, и снова он не слышал нас и мы не слышали себя.