Страница 2 из 28
— Ну-ка, попридержи! — велел Рамминс. — Прыгать ей не давай!
И с этими словами он поспешил в коровник, откуда привел быка. Это было огромное животное, черно-белый фризский бык с короткими ногами и туловищем, как у десятитонного грузовика. Рамминс вел его на цепи, которая была прикреплена к кольцу, продетому быку в ноздри.
— Ты посмотри на его яйца, — сказал Клод. — Бьюсь об заклад, ты никогда таких яиц не видывал.
— Нечто, — сказал я.
Яйца были похожи на две дыни в мешке. Бык волочил их по земле.
— Отойди-ка лучше в сторонку и отдай веревку мне, — сказал Клод. — Тут тебе не место.
Я с радостью согласился.
Бык медленно приблизился к моей корове, не спуская с нее побелевших, предвещавших недоброе глаз. Потом зафыркал и стал бить передней ногой о землю.
— Держите крепче! — прокричал Рамминс Берту и Клоду.
Они натянули свои веревки и отклонились назад под нужным углом.
— Ну, давай, приятель, — мягко прошептал Рамминс, обращаясь к быку. — Давай, дружок.
Бык с удивительным проворством вскинул передние копыта на спину коровы, и я мельком увидел длинный розовый пенис, тонкий, как рапира, и такой же прочный. В ту же секунду пенис оказался в корове. Та пошатнулась. Бык захрапел и заерзал, и через полминуты все кончилось. Он медленно сполз с коровы. Казалось, он доволен собой.
— Некоторые быки не знают, куда его вставлять, — сказал Рамминс. — А вот мой знает. Мой может в иголку попасть.
— Замечательно, — сказал я. — Прямо в яблочко.
— Именно так, — согласился Рамминс. — В самое яблочко. Пошли, дружок, — сказал он, обращаясь к быку. — На сегодня тебе хватит.
И он повел быка обратно в коровник, где и запер его, а когда вернулся, я поблагодарил его, а потом спросил, действительно ли он верит в то, что если развернуть корову во время спаривания в сторону солнца, то родится телка.
— Да не будь же ты таким дураком, — сказал он. — Конечно, верю. От фактов не уйдешь.
— От каких еще фактов?
— Я знаю, что говорю, мистер. Точно знаю. Я прав, Берт?
Затуманенный глаз Берта заворочался в глазнице.
— Еще как прав, — сказал он.
— А если повернуть ее в сторону от солнца, значит, родится бычок?
— Обязательно, — ответил Рамминс.
Я улыбнулся. От него это не ускользнуло.
— Ты что, не веришь мне?
— Не очень, — сказал я.
— Иди за мной, — произнес он. — А когда увидишь, что я собираюсь тебе показать, то тут уж, черт побери, тебе придется мне поверить. Оставайтесь здесь оба и следите за коровой, — сказал он Клоду и Берту, а меня повел в дом.
Мы вошли в темную грязную комнатку. Он достал пачку тетрадей из ящика шкафа. С такими тетрадями дети ходят в школу.
— Это записи об отелах, — заявил он. — Сюда я заношу сведения обо всех спариваниях, которые имели место на этой ферме с того времени, как я начал, а было это тридцать два года назад.
Он раскрыл наудачу одну из тетрадей и позволил мне заглянуть в нее. На каждой странице было четыре колонки: «Кличка коровы», «Дата спаривания», «Дата рождения», «Пол новорожденного». Я пробежал глазами последнюю колонку. Там были одни телки.
— Бычки нам не нужны, — сказал Рамминс. — Бычки на ферме — сущий урон.
Я перевернул страницу. Опять одни телки.
— Смотри-ка, — сказал я. — А вот и бычок.
— Верно, — сказал Рамминс. — А ты посмотри, что я написал напротив него во время спаривания.
Я заглянул во вторую колонку. Там было написано: «Корова развернулась».
— Некоторые так раскапризничаются, что и не удержишь, — сказал Рамминс. — И кончается все тем, что они разворачиваются. Это единственный раз, когда у меня родился бычок.
— Удивительно, — сказал я, листая тетрадь.
— Еще как удивительно, — согласился Рамминс. — Одна из самых удивительных на свете вещей. Знаешь, сколько у меня получается в среднем на этой ферме? В среднем — девяносто восемь процентов телок в год! Можешь сам проверить. Я тебе мешать не буду.
— Очень бы хотел проверить, — сказал я. — Можно, я присяду?
— Давай, садись, — сказал Рамминс. — У меня другие дела.
Я нашел карандаш и листок бумаги и самым внимательным образом стал просматривать все тридцать две тетради. Тетради были за каждый год, с 1915-го по 1946-й. На ферме рождалось приблизительно восемьдесят телят в год, и за тридцатидвухлетний период мои подсчеты вылились в следующие цифры:
Телок — 2516.
Бычков — 56.
Всего телят, включая мертворожденных, — 2572.
Я вышел из дома и стал искать Рамминса. Клод куда-то пропал. Наверное, повел домой мою корову. Рамминса я нашел в том месте фермы, где молоко наливают в сепаратор.
— Ты когда-нибудь рассказывал об этом? — спросил я у него.
— Никогда, — ответил он.
— Почему?
— Да ни к чему это.
— Но, дорогой ты мой, это ведь может произвести переворот в молочной промышленности во всем мире.
— Может, — согласился он. — Запросто может. И производству говядины не повредит, если каждый раз будут рождаться бычки.
— А когда ты впервые узнал об этом?
— Отец рассказал, — ответил Рамминс, — когда мне было лет восемнадцать. «Открою тебе один секрет, — сказал он тогда, — который сделает тебя богатым». И все рассказал мне.
— И ты стал богатым?
— Да, в общем-то, я неплохо живу, разве не так? — сказал он.
— А твой отец не объяснил тебе, почему так происходит?
Кончиком большого пальца Рамминс обследовал внутреннюю кромку своей ноздри, придерживая ее большим и указательным пальцами.
— Мой отец был очень умным человеком, — сказал он. — Очень. Конечно же, он рассказал мне, в чем дело.
— Так в чем же?
— Он объяснил, что, когда речь идет о том, какого пола будет потомство, корова ни при чем, — сказал Рамминс. — Все дело в яйце. Какого пола будет теленок, решает бык. Вернее, сперма быка.
— Продолжай, — сказал я.
— Как говорил мой отец, у быка два разных вида спермы — женская и мужская. До сих пор все понятно?
— Да, — сказал я. — Продолжай.
— Поэтому когда бык выбрасывает свою сперму в корову, между мужской и женской спермой начинается что-то вроде состязания по плаванию, и главное, кто первым доберется до яйца. Если победит женская сперма, значит, родится телка.
— А при чем тут солнце? — спросил я.
— Я как раз к этому подхожу, — сказал он, — так что слушай внимательно. Когда животное стоит на всех четырех, как корова, и голова повернута в сторону солнца, сперме тоже нужно держать путь прямо к солнцу, чтобы добраться до яйца. Поверни корову в другую сторону, и сперма побежит от солнца.
— По-твоему, выходит, — сказал я, — что солнце оказывает какое-то влияние на женскую сперму и заставляет ее плыть быстрее мужской?
— Точно! — воскликнул Рамминс. — Именно так! Оказывает Влияние! Да оно подталкивает ее! Поэтому она всегда и выигрывает! А разверни корову в другую сторону, то и сперма побежит назад, а выиграет вместо этого мужская.
— Интересная теория, — сказал я. — Однако кажется маловероятным, чтобы солнце, которое находится на расстоянии миллионов миль, было способно оказывать влияние на стаю сперматозоидов в корове.
— Что за чушь ты несешь! — вскричал Рамминс. — Совершенно несусветную чушь! А разве луна не оказывает влияния на океанские приливы, черт их побери, да еще и на отливы? Еще как оказывает! Так почему же солнце не может оказывать влияния на женскую сперму?
— Я тебя понимаю.
Мне показалось, что Рамминсу вдруг все это надоело.
— У тебя-то точно будет телка, — сказал он, отворачиваясь. — На этот счет можешь не беспокоиться.
— Мистер Рамминс, — сказал я.
— Что там еще?
— А почему к людям это неприменимо? Есть на то причины?
— Люди тоже могут это использовать, — ответил он. — Главное, помнить, что все должно быть направлено в нужную сторону. Между прочим, корова не лежит, а стоит на всех четырех.
— Понимаю.