Страница 37 из 39
Не успел я и глазом моргнуть, как картинка сменила название. Глаза двух генералов в форме вдруг сделались очень круглыми; рука хозяина метнулась к столику, на котором меж восхитительного натюрморта — слюнки текут — в комплекте из двух бутылок «Наполеона», полунаполненных рюмок и вазы с фруктами стоял маленький кнопочный телефон. Теперь картинке очень подошло бы классическое: «Не ждали».
Я чуть усмехнулся и покачал дулом автомата справа налево и слева направо. Хозяин понял и отдернул руку.
Я отступил в сторону от двери, чтобы, возможно, уже очухавшийся от потрясения капитан не додумался шандарахнуть меня чем-нибудь тяжелым сзади по голове. И удерживая под прицелом генералов, взглянул на часы.
Уф! Еще целая минута в запасе.
— Здравствуйте, товарищи заговорщики! — сказал я бодро.
Генералы обменялись быстрыми взглядами.
— Кто вы такой?! — загремел хозяин («командирский» голос у него поставлен что надо). — Немедленно убирайтесь с территории! Это государственный объект.
— Знаю, — кивнул я, откровенно уже веселясь. — И даже знаю, как вас зовут. Вы — генерал-полковник Проскурин. К сожалению, не имею чести быть знакомым с вашими коллегами. Или лучше сказать, соучастниками?
— Вы за это ответите, — пригрозил Проскурин менее грозно: видно, что-то там успел про меня понять.
— Я уступлю вам место на скамье подсудимых, — заверил я его примирительно. — В память о вашем боевом прошлом…
— Что тебе нужно?
— Я жду одного звонка.
— Мальчишка, — прошипел генерал-полковник. — Безмозглый, дерзкий мальчишка!
Я покивал сочувственно:
— Наверное, в чем-то вы правы, но на вашем месте я бы придержал столь лестные эпитеты в адрес того, кто держит вас на мушке АКМа.
Проскурин заткнулся. И вновь переглянулся с молчавшими всю перепалку гостями.
Секунда в секунду, ровно в 21.00, ожил стоящий на столике телефон. Генерал-полковник снова предпринял попытку поднять трубку, но я опередил его:
— Извините, товарищ Проскурин, это, кажется, меня.
Сейчас и только сейчас должно выясниться, правду ли говорил Хватов, посылая меня сюда. Сейчас и только сейчас должно выясниться то, над чем я бился двое суток бесплодных метаний по городу, из-за чего вел сумасшедшую разрушающую психику жизнь то ли охотника, то ли дичи.
Я поднял трубку левой рукой, правую удерживая на автомате и не спуская глаз с Проскурина. Тот откинулся на диване и развел руками, как бы давая мне понять, что никаких эксцессов не будет. Я поднес трубку к уху:
— Але.
Знакомый — да, это он! — чертовски знакомый голос медленно, отчетливо выговаривая каждое слово, как запись на автоответчике, назвал адрес: город, улицу, дом, этаж, квартиру.
«Герострат — ноль…» — вспомнилась мне фраза, выплюнутая умирающим комитетчиком. Конечно же, Герострат — ноль. Марионетка в большей степени, чем вся его Свора.
Я рассмеялся, я положил трубку на рычаг и продолжал смеяться, разглядывая развалившегося на диване Проскурина. Глаза генерала-полковника вдруг сфокусировались на чем-то за моей спиной.
Ну, меня на такую элементарщину не купишь, подумал я и тут же получил весьма ощутимый удар по голове.
Чертов капитан!
Глава тридцать седьмая
Все-таки вырубил он меня неумело. То ли неверно рассчитал силу удара, то ли просто переоценил возможности рукоятки своего макарова. Сразу видно, что из штабных стратегов. Так или иначе, а через минуту я прочухался, но вида, конечно, не подал. Требовалось сначала оценить обстановку: кто где стоит, кто чем занят.
Падая, я опрокинул стол с телефоном и натюрмортом. Коньяк, естественно, разлился по всему полу, и трикотаж моментально им пропитался. Веселенькое дело — заявиться под утро домой, распространяя вокруг себя известные ароматы. Что подумает мама?! Хотя сейчас это не важно, сейчас для меня важно сосредоточиться.
Капитан «шуршал» справа: звенел осколками, отволакивал в сторону столик. Один из генералов — уж не знаю кто — вполголоса матерился. Видно, все-таки напугал я их. И напугал здорово.
— Да перестаньте вы, Владимир Миронович, — оборвал его Проскурин. — Нужно решать, что с этим наглецом делать.
Интересно, у кого из них автомат?
— Что делать, что делать, — отозвался матерившийся. — Придавить суку и дело с концом.
Знакомые разговорчики, ох знакомые!
— Легко сказать, — снова Проскурин. — А если мы уже под колпаком? А он — подсадной.
— Да е… ть я хотел всех сраных гэбешников. Что они нам теперь могут сделать? Они же теперь Ф-С-К, — аббревиатуру Владимир Миронович воспроизвел с особым презрением.
Они вдруг замолчали. И Проскурин после небольшой паузы спросил:
— Что это у него за узел под мышкой?
Медлить больше было нельзя. Я оттолкнулся руками (в ладонь тут же впился зазубренный осколок) и вслепую лягнул возившегося рядом капитана. Тот покатился вместе со столиком. И еще в этом прыжке я выхватил из узла пистолет и выпустил очередь в том расчете, чтобы она прошла над головами генералов. Раздался дребезг разлетающихся оконных стекол.
После этого я чуть приоткрыл один глаз.
Генералы лежали вповалку. Осколков на полу заметно прибавилось. Прямо взрыв в мастерской стеклодува. В углу под выключенным цветным телевизором тяжело ворочался поверженный капитан. Я шагнул к нему и наступил на ищущие пистолет пальцы.
— Где у вас книга жалоб и предложений? — поинтересовался я со смешком, когда капитан взвыл от боли.
Проскурин поднял голову. Я заметил, что у него под рукой лежит автомат и для острастки выстрелил одиночным в его сторону. Пуля вжикнула и застряла в обивке под дерево, проделав там изрядное отверстие. Проскурин уткнулся носом в пол. Крики на веранде возобновились. Истерики в них поприбавилось. Хотя женщины у генерала-полковника подобрались благоразумные: ни одна пока еще не рискнула появиться в поле моего зрения. Как бы там не оклемался наш решительный прапорщик.
Я надавил на пальцы капитана посильнее и чуть повернул каблук. Хоть я и не садист, но, сознаюсь, получил некоторое удовольствие, слушая, как он завывает. В конце концов, и ты, штабист, принимал участие в веселенькой травле Бориса Орлова. Конечно, вина твоя не доказана, и, скорее всего, мала, как маковое зерно, но и наказание не столь велико, как можно подумать, слушая твои вопли: походишь недельку с забинтованной рукой, а там смотришь — и орден дадут. За храбрость.
Я убрал наконец ногу, поднял макаров. Засунул его за пояс. Потом, осторожно ступая, приблизился к генеральской свалке. Мечта двух незабываемых кошмарных лет — увидеть подобное зрелище.
— Передайте мне, пожалуйста, автомат, товарищ Проскурин, — попросил я мягко. — Одной рукой и прикладом вперед, если вас не затруднит.
Проскурин послушно исполнил мое распоряжение. Довелось хоть на минуту почувствовать себя маршалом.
Я получил автомат и сразу стал этаким вооруженным до зубов советским коммандо в тренировочном костюме, пропитанный коньяком и с кровоточащими ладонями. Но времени любоваться собой у меня не оставалось.
— Мальчишка, — прохрипел генерал-полковник. — Тебе все равно не успеть.
Я пожал плечами.
— Может быть, и не успею. Кстати, чуть не забыл спросить: вы автомобиль водить умеете?