Свора Герострата

— Хоть ты и разрядник у меня, Боренька, но ошибки, смотрю, и ты способен совершать. Подарил мне слона, ферзь — королева твоя — под угрозой. Где-то ты просчитался. Ну ладно, ты пока подумай над следующим своим ходом, осмысли свое шаткое положение, а я тем временем со слоном разберусь. Кто у нас тут по списку слон?..

Пряча радиотелефон, я заметил, что руки у меня мокрые от пота, и пальцы оставляют на гладкой поверхности влажные разводы. Это тоже становится привычкой.

Еще одна беседа с Геростратом, и смотри, Игл, он успел тебя: сбить меня с толку, напугать, обозлить, заставил понервничать, а в результате выяснить для себя что-нибудь толковое тебе снова не удалось. Всей и пользы, что следующий свой ход и на шахматной доске, и в игре «сыщики-разбойники» я знаю. Вот только нужно еще успеть этот ход сделать…

Глава тридцать четвертая

У подъезда дома Люды Ивантер я появился в 17.23.

Огляделся украдкой вокруг.

Обыкновенный день. Люди, спешащие с работы, автомобили. На углу мальчишка шумно с выдумкой торгует газетами. Ничего подозрительного. Одно меня беспокоило: самое время вернуться домой Людиным родителям, если таковые у нее имеются в числе живых и здоровых. В таком случае ситуация осложнится, чего не хотелось бы… Ладно, сориентируемся по обстановке. Импровизация все-таки — великая вещь, и ни разу меня еще не подводила.

Я поднялся на четвертый этаж, вдавил кнопку звонка.

В такие моменты непроизвольно цепенеешь: Люда Ивантер оставалась моей последней ниточкой к Герострату и от нее зависело успею я выйти на него прежде, чем он доберется до «слона», или не успею. Если и эта ниточка оборвется, тогда все — придется пойти на крайнюю меру.

Как там ее назвал Герострат: «рокировка»? Да, именно так. Придется пойти на поклон к любимому товарищу полковнику, который всегда поможет, всегда поддержит. Всегда подставит. И вот идти к нему мне совершенно не хотелось. Ни под каким видом. Только вот если в крайнем случае, когда все другие ниточки будут оборваны.

Я услышал сквозь дверь поступь легких ног, и оцепенение как ветром сдуло. Не все еще потеряно, Игл, не все еще потеряно!

То, что я увидел за открывшейся дверью, просто ошарашило меня. Люда Ивантер стояла в прихожей, босыми ногами на пушистом коврике, совершенно обнаженная, протягивая навстречу мне руки. А я в ответ обалдел, застыл, не зная, как тут поступить. Чего-чего, но подобного я ожидать определенно не мог.

— Иди же ко мне, — произнесла Люда тихо, но, как показалось, с едва сдерживаемой страстью. — Ну! Иди!

Я шагнул в квартиру, машинально прикрыл за собой дверь, а она, взяв меня за руку, повела дальше, в гостиную комнату, где я увидел огромную тахту, застеленную белоснежным накрахмаленным бельем, маленький столик с выставленными на нем шампанским и шоколадом, включенную стереосистему, в магнитофон которой Люда сразу же вставила кассету, вслед за чем воздух наполнила полузнакомая мелодия из репертуара «Пинк Флойд».

Люда двигалась по комнате мягко, грациозно, в движении поглаживая свое тело: бедра, живот, грудь.

Я же стоял, как болван, с открытым ртом. Наконец она, встряхнув копной распущенных рыжеватых волос, подступила ко мне, прижалась и начала аккуратно расстегивать куртку, одновременно увлекая меня в сторону тахты. И вот тут наши взгляды встретились; я все понял и, сильно толкнув ее, отшатнулся прочь.

Люда упала спиной на тахту.

— Иди же ко мне, звала она, — вытягиваясь на тахте, изгибаясь и лаская свое тело руками.

Я отступил еще на шаг.

Что происходит? Случай Юры Арутюнова с поправкой на женскую специфику?

— Я так хочу тебя! Иди…

Она раздвинула полусогнутые в коленях ноги, и пальчики левой ее руки заскользили там, между ног, поглаживая, возбуждая. Мне это живо напомнило дешевенький порнографический фильм, который довелось видеть в подпольном видеосалоне еще до призыва в армию.

— Я хочу, я очень хочу…

Все-таки Герострат обманул меня.

Совпадений не бывает. Три случая инициации скрытых программ у трех членов Своры в течении двух суток, и все — при моем появлении. Его рук дело. Больше некому. А значит, все-таки смерть моя ему чем-то выгодна. Правда, этот вот последний инцидент — курам на смех. Неужели наш гениальный стратег всерьез полагал, что я брошусь на Люду, как кобель, учуявший запах течки?

Тем более, что игрок я стал опытный: знаю теперь значение этого пустого и словно подернутого дымкой взгляда.

Я отступил еще на шаг и покачал головой, чтобы Люда видела. Голова прояснилась.

Вид Людмилы меня более не шокировал и не возбуждал. Теперь я испытывал к ней лишь жалость. Игрушка, марионетка, которой управляет лысый маньяк с амбициями египетского фараона. Передо мной стояла проблема: как прекратить действие программы. Хорошо, конечно, что она не кидается на меня с ножницами, как сделал это Юра Арутюнов, и у меня есть время подумать, попробовать различные варианты. Но и в таком состоянии от нее толку немного. Не устраивать же ей допрос под мастурбацию и непрерывный стон: «Хочу тебя, хочу тебя, хочу тебя!».

Я раздумывал, что бы мне попытаться предпринять в первую очередь, когда Люда, заметив, что я не собираюсь внимать ее страстным призывам, вдруг села, выпрямившись, на тахте; рука ее юркнула под подушку, и мне в лицо уставился черный зрачок маленького револьвера.

Отчаяние обрушилось на меня всей массой. Теперь это было самое настоящее отчаяние, потому что ниточка утоньшалась, последняя ниточка обрывалась прямо на моих глазах с появлением на сцене черной хлопушки, дамского револьверчика. Соблазнение оказалось лишь прелюдией, основной задачей, как и с Арутюновым, было меня убить. И значит, снова мне придется драться, снова придется напрягать все силы, чтобы удержать машину смерти теперь уже в лице миловидной двадцатилетней девушки, которой я никогда не желал ничего плохого.

И после того, как я изуродую ее (а мне придется), после того, как переломаю ей руки и ноги, чтобы обездвижить — что мне останется? Сидеть над ней и пытаться хоть что-нибудь выведать у полумертвого тела, а потом обнаружить, что за все часы не приблизился к Герострату хотя бы на шаг?

Я видел, что Люда готова выстрелить, что палец ее нажимает на курок — пока еще мягко. Я знал, что какой бы ни был этот дамский револьвер, на таком расстоянии его вполне хватит, чтобы уложить меня на месте. Но отчаяние было настолько сильным и всеобъемлющим, что в какой-то момент я почувствовал, что безразлично мне попадет она или нет, сумею я уйти от пули или нет. И в общем-то, не хочу я, не желаю предпринимать хоть что-нибудь для своего спасения, и пусть она стреляет, а для меня все наконец-то кончится раз и навсегда.

Я был готов умереть, но умереть мне не дали, потому что знакомый голос за спиной громко произнес:

— ЛИТОПА НОТ!

И ожидаемого выстрела не последовало.

Пистолет выпал из рук Люды; глаза ее закрылись; она легла, вытянулась и задышала тихо, ровно, как спящая.

Медленно я обернулся:

— Почему вы здесь?

— Извините, Борис Анатольевич, если помешал. Но дверь была открыта, и я вот подумал: если гора не идет к Магомету, так пусть хоть Магомет придет к горе…

Передо мной стоял полковник Хватов.