Страница 11 из 21
— У меня голова болеть начинает! И чай уже не лезет, а пить хочется. Я тоже заболел? — Я аж вздрогнул, так неожиданно Саня заговорил.
— Мне тоже пить постоянно хочется. Сейчас одну вещь попробуем. — Я решил попробовать живчика. Достал его из рюкзака, сделал три глотка. Протянул флягу Сане:
— Делай три глотка.
Он взял флягу, понюхал и протянул обратно:
— Я не пью.
— Нужно Саня. Это не алкоголь. Лекарство. Должно помочь.
— А Вовке почему тогда не дал?
— Вовке оно не поможет. — Вздохнул я. — Но мы все равно попробуем. А сейчас пей.
Скривившись, но сделал три глотка и быстро протянул флягу обратно. Ничего, посмотрим на самочувствие, а потом решим: пить или не пить его дальше.
Через несколько минут почувствовал облегчение. И жажда пропала. Я и не замечал, как на меня давило. Думал устал, да и ночные события бодрости не добавляли. А тут как груз с плеч сбросил. Теперь понятно, о чем Цыган говорил: что чувствуется, когда его пить требуется.
— Как самочувствие?
Саня прислушался к себе, а потом удивленно посмотрел на меня:
— Хорошо. И голова уже не болит. Это что за лекарство такое?
— Сейчас Вовку попробуем напоить, и тогда все расскажу. Тут много рассказывать придется еще.
Вовку мы потеряли. Это стало понятно, как только открыли ему глаза. И эти глаза уже не принадлежали человеку, но ради самоуспокоения все-таки его напоили. Но чего это нам стоило. Саня тоже уже все понял. Плачет.
Отошли в сторону от казалось получившим с живчиком новые силы Вовки, так выкручивается, пытаясь сбросить веревки. И не успокаивается ведь, хоть глаза снова ему завязал. Больше его живчиком поить наверно не нужно.
Отошли на другой конец поляны, присели под деревом и ничего больше не утаивая, все рассказал Сане. При упоминании, откуда берутся спораны — Саню сначала вырвало, а потом впал в натуральную истерику.
— Ничего Саня. Мы выживем. И не в таких передрягах бывали. Нам главное разобраться во всем, а там и будем по нормальному устраиваться, главное держаться друг друга нужно. Чтоб было кому спину прикрыть. Ты о себе расскажи: что умеешь, и чем любишь заниматься?
— Да нечего толком рассказывать. Жил в Абакане. Отец у меня радиоинженер, так и меня к этому приучил. На деталях от схем разных вырос. Как постарше стал, батя говорил: «Хочешь игрушку, делай сам. Детали я тебе достану». Мать меня последние три года, постоянно в Абазу к бабушке на лето отправляла. Чтоб от компьютера и паяльника отдохнул, да на природе свежим воздухом подышал.
Опять заплакал. Родителей вспомнил. Ничего. Пусть сейчас все из себя выплеснет. Чем оно копиться будет и неизвестно, в какой ситуации рванет.
Разговаривали мы еще долго, старался его хоть немного отвлечь. Хороший парень, только домашний. Вовка, тот такой же, как и я в детстве был, уличный пацан.
Но ничего, поднатягаю его, спину прикрыть сможет мне. Самое ценное в нем то, что он в разной электронике соображает. Может и схему собрать и программку написать. Батя видать хорошим специалистом был и его хорошо понатаскал. Бойцов простых, я думаю, мы еще найдем, а такие кадры, которые думать умеют, всегда в цене.
Если тут спокойные места, как Цыган говорил, то мы и торопиться отсюда не будем. Живчик есть. Спораны тоже есть. Еду у нас в городе достанем. А пока подтяну его в физо, к оружию приучу и только тогда будем выбираться отсюда.
А в полдень я убил Вовку. Он так и не успокоился, продолжал извиваться да урчать. Утащил его в лес метров на пятьдесят и там убил. Там же и похоронил парня. Жалко его до слез. Но оставлять его в таком состоянии… Себе я такого не пожелал бы.
Вернувшись на поляну, застал Саню в слезах. Выпили с ним живчика, и я спать завалился, велев ему дежурить. Этот день еще здесь проведем, чтоб убедиться, что не станем такими как Вовка.
****
Жуткое зрелище — мертвый город. Вдвойне страшно — если это еще и твой город, в котором ты вырос. Еще несколько дней назад здесь люди жили полноценной жизнью: слышался смех или ругань, бегали дети, ездили машины, люди спешили по своим делам. Сейчас же вокруг — тишина. Это была жуткая тишина. Она сдавливала со всех сторон. Но самое жуткое в этой тишине — жители города все еще были здесь.
Много людей стоят на месте покачиваясь в ритме одним им слышимой музыки. Некоторые не спеша, неловкой походкой передвигаются в разных направлениях. И мы стараясь не потревожить тишины, пробираемся по лесу, чтоб осмотреть город с разных сторон.
— Побудешь тут Сань? Мне к Пантелеевым нужно наведаться.
Вот и эмоции у пацана появились, а то после вчерашнего дня, как в ступор впал. Вчера проснувшись, увидел его опять заплаканным. После смерти Вовки он здорово расклеился. Ничего, вот отойдем подальше, займусь им. Некогда грустить будет.
Только тут увидев, что в городе делается, начал шевелиться. А после моих слов, так просто ужас в глазах.
— Я постараюсь недолго. Понимаешь, обещал я деду Ивану.
Осторожно приподнявшись над забором, осматриваю соседний двор. Прощупываю его буквально по сантиметру, стараясь ничего не пропустить, не хотелось мне проверять, как на шум отреагируют все эти, все еще выглядящими живыми, люди.
Перебравшись через забор, медленным шагом, смотря во все стороны сразу пробирался через этот двор к следующему. Прошел уже больше половины, как сердце буквально взорвалось от прозвучавшего сзади поскуливания. Медленно обернувшись, я увидел полные тоски глаза собаки, которая, стараясь не издавать ни звука медленно выбиралась из будки, при этом не сводя с меня свих глаз. Выбралась так тихо, что не звякнуло ни одно звено цепи на которой она и сидела.
Тут все понятно, она казалось кричала: «Освободи меня!» Так же тихо снял с нее ошейник, на что она, лизнув мои руки, сразу убежала за дом.
«Удачи тебе собака! Слишком много немертвых в этом городе, что даже живой собаке обрадуешься, хоть сердце и выскакивает».
Где остальные собаки с других дворов по которым я прошел, не понятно? Или они все были отвязаны и сразу же убежали? Спину обдало холодком, представил последствия, если б такая гавкнула в этой тишине.
Дом Пантелеевых оказался сожжен и сейчас потихоньку дымился. Видать у деда хватило времени и сил все самому сделать. Чудо что соседние дома не сгорели. Больше мне здесь делать нечего.
Вернувшись на поляну, решил еще ночь тут провести, а завтра уже будем искать куда перебраться.
— А куда мы дальше? Что делать будем? — Саня, после того, что в городе увидел, начал оживать понемногу. Глядишь до завтра и оклемается.
— Не знаю Саня. Тут главное цель найти, а дальше будем думать, как ее осуществить. Посетить стаб, какой поприличней, да посмотреть, как там люди живут. Разобраться во всем самим, а не со слов бандита мнения составлять. Если все, что требуется для жизни, можно просто пойти и взять, то с голоду мы тут уже не умрем. Спешить нам особо некуда, как Цыган говорил — мы бессмертные, от старости не умирают. Хоть это и на сказку похоже, но вокруг тоже не наша Сибирь.
— А зараженные?
— А с зараженными потом будем разбираться. Есть у меня мысли. А завтра на ту сторону реки переберемся. Будем там место под лагерь искать и переезжать туда со всем скарбом.
— А сразу почему туда не ушли?
— Места вокруг незнакомые. Тут мы уже хоть что-то знаем, а там неизвестно все. Не было у нас время на исследования.
После этих слов Саня опять в себя ушел. Но к вечеру сам вызвался ужин готовить.
С самого рассвета, позавтракав, мы налегке отправились на осмотр округи. Буду выгуливать парня, постепенно приучая к нагрузке. Пусть пока ходить правильно по лесу учится.
— Сначала по дороге пройдемся немного, по которой банда приехала, глянем куда она ведет, а потом уже будем на ту сторону перебираться.
Моста нашего, как и поворота к нему не было. Прошли еще с километр постоянно прислушиваясь, но кроме шума леса, ничего не слышно, а грунтовая дорога, петляя по лесу, уходила вдаль. Пришлось возвращаться. От города нашего я пока не планировал далеко удаляться. Все, что требуется для жизни есть здесь, а остальное будет вскоре.