Страница 16 из 63
— Да, я не видел ее больше пятнадцати лет…
— И вы так спокойно говорите об этом… — в ее тоне послышалась укоризна.
— Я исправно высылал ей деньги… Ей и ее матери.
— Вы и сами знаете, что это не самое важное.
— Что ж, вы правы… Так мы будем читать дальше?
Он пришел сюда примерно по той же причине, которая заставила Эмму дать объявление в газете. Общение с русской, пусть даже офранцуженной, плюс прогулка в Булонском лесу (когда бы еще он так много гулял по этим прелестным местам?) да еще деньги…
— Не спешите! Лучше скажите, чем занимается ваша дочь?
— Она шьет. Портниха, у нее свое дело.
— Ателье?
— Нет, что вы, ателье — это фантастика…
— Может, вы оговорились, и следовало бы сказать «фантазия»? Причем, скажу я вам, не самая плохая.
— Да нет, именно фантастика. Это слишком дорого для моей дочери.
— Если она талантлива… Дочь такого человека, как вы, не может быть простушкой… Я правильно выразилась?
Борис смутился. Он не привык, чтобы ему делали комплименты.
— Она простая девушка из простой семьи, хотя шьет, судя по рассказам Бланш, хорошо…
— Давайте купим ей ателье! У меня много денег. И пусть это будет не подарок, а вложение капитала.
— Россия такая страна, куда опасно вкладывать капитал… Вы же знаете это не хуже меня… Скажите, Эмма, зачем я вам?
— Как скоро вы разгадали меня, Борис… Все правильно, и я рада, что не ошиблась в вас. Вы действительно нужны мне…
Он окинул взглядом ее длинную сухую фигуру, закутанную в белую мягкую шаль, и понял, что если она собирается взять его в любовники, он будет вынужден прекратить свои прогулки по Булонскому лесу.
— Я бы хотела выйти за вас замуж…
— Я невысок и довольно плотен, вы не боитесь, что я раздавлю вас в постели? — ответил Борис скороговоркой, не дав себе времени обдумать предложение. Он внушил себе, что это шутка. А с юмором у него было все в порядке.
— Я же не предлагаю вам стать моим любовником. В прошлом году умер мой муж, я теперь вдова. Хотите верьте, хотите нет, но как только я похоронила Патрика, я заболела… Нет-нет, речь идет не о физическом недуге… Понимаете, мне постоянно кажется, что меня хотят обмануть… Что мои доверенные лица готовят мне ловушку…
— Вы составили завещание и перестали спать спокойно?
— Как вы догадались?
— Я читаю французские романы. Все сюжеты лихо закручены в один и тот же узел, называемый завещанием или наследством, как вам будет угодно.
— Да, вы правы: там, где есть деньги, найдется местечко и для насильственной смерти…
— И потому вы решили подарить свое состояние полунищему русскому эмигранту, которого выбрали среди такой же голодной своры?.. Почему именно я?
— Не знаю… Я не могу это объяснить. Может, это заложено где-то внутри меня. Мне кажется, что вы честный. И не алчный.
— Вам так кажется. Стоит только выйти за меня замуж и оформить документы, как я зарежу вас в вашей же постели на следующий же день, причем сделаю так, что никто меня и не заподозрит…
— Я знала, что вы скажете нечто подобное… Вы мне нравитесь все больше и больше. Скажите, Борис, чего бы вы хотели больше всего?
— Я хочу увидеть свою дочь. Бланш ревнует меня к прошлому. Я понимаю ее. Боюсь, стоит мне только увидеть Москву, вдохнуть ее воздух и прижать к груди Валентину, как я забуду Париж, а вместе с ней и Бланш… А она у меня хорошая. Мне будет жаль ее…
— Так вы согласны жениться на мне?
— Зачем?
— Понимаете, Патрик, мой покойный муж, составил свое завещание таким образом, что в случае, если я в течение двух лет после его смерти выйду замуж за русского, ко мне перейдут все акции южной железной дороги, которые до того момента будут считаться собственностью мсье Дюбаска, его адвоката.
— Непонятно, почему вы ждали целый год? Можно было на следующий день после похорон вскружить голову любому русскому, причем вдвое, а то и втрое младше вас, помахав у него перед носом завещанием вашего незабвенного Патрика. Скажите, он что, страдал старческим маразмом, составив такое завещание?
— Нет, я не замечала… Он был в ясном уме до самой последней минуты.
— Вы что-то скрываете от меня. Где то препятствие, которое ваш муж имел в виду, когда искушал вас акциями железных дорог?.. Ну, вышли вы замуж за русского, и что же дальше?
— У вас хорошая голова, мсье Борис. Все правильно. Ничего в этой жизни не дается нам просто так… Пока я не могу рассказать вам все… Однако вы должны знать, что стоит вам жениться на мне, как я сразу же перевожу на ваш счет десять миллионов франков. А пятьсот тысяч вы получите в день, когда объявите мне о вашем положительном решении. Все будет оформлено официально и при свидетелях.
— И вы мне ничего не расскажете о препятствии, из-за которого ваш брак с русским мужчиной, по мнению вашего Патрика, считался бы невозможным? Вы что, одноногая или наполовину состоите из искусственных органов?
— Нет, я настоящая и даже больше, чем вы можете себе это представить… — хозяйка улыбнулась, показывая идеальной формы зубы («Фарфор», — подумал Борис). — Так вы подумаете над моим предложением?
— После свадьбы мне надо будет переехать к вам?
— Разумеется…
— А как же Бланш? Мы живем с ней уже три года.
— Она переедет сюда, будем жить вместе.
— Я предлагаю перейти к «Солнечному удару»… — Борис надел очки и раскрыл книгу. — Мы, кажется, остановились вот здесь… «Он отодвинул от себя ботвинью, спросил черного кофе и стал курить и напряженно думать: что же теперь делать ему, как избавиться от этой внезапной, неожиданной любви?»
— Постойте, скажите, что такое «ботвинья»? Это то же, что и шпинат?
Борис задумался:
— Я так думаю, мадам Эмма, что это то же самое, что и ботва…
— Ботва… Какое странное слово…
Десять миллионов франков плюс содержание, полагающееся мужу Эммы Баланс…
* * *
Бланш поставила перед ним тарелку с дымящейся бараниной и сырную запеканку.
— Сколько лет твоей невесте? — спросила она, усаживаясь рядом и царапая вилкой клеенку. — Девяносто?
— Много, я думаю… Хотя выглядит она не так уж плохо…
— Десять миллионов франков, говоришь? Что-то тут не так… если честно, я уже голову сломала над ее предложением. А ты?
— Я предпочитаю есть баранину и ни о чем не думать.
Мысленно Борис был уже в Москве. До отъезда оставалась всего неделя. Десять миллионов франков и Валентина, эти два понятия переплелись… Мозг отказывался размышлять над предложением Эммы. В конечном счете он был свободным мужчиной, а потому мог позволить себе все. Бланш это знала, как догадалась об этом и Латинская. Его искушали. И ему нравилось это. Самое худшее, что Эмма могла с ним сделать, это убить его. Но в этом не было никакого смысла. В случае же если она откажется заплатить ему эти пресловутые десять миллионов, он вернется к Бланш, которая безропотно поставит перед ним тарелку с едой и выпивку. И жизнь вернется в свое прежнее русло. Он также будет ходить в «Экспресс» и играть грустные мелодии Гершвина или Джоплина…
— Собери вещи, — вдруг велел он, вставая из-за стола.
Бланш уронила чашку, и молоко разлилось по полу.
— Борис?!
— Завтра мы переезжаем в Булонский лес. Там хорошо, поверь, — он повернулся и нежно привлек к себе слегка располневшую за последние полгода Бланш. — Если ты не будешь устраивать сцен, на те пятьсот тысяч франков, которые Эмма заплатит мне завтра за согласие, ты сможешь купить себе бордовую испанскую спальню, о которой мечтала…
— Но, Борис?!
— А десять миллионов я подарю Валентине.
Бланш заплакала.
9
Она позвонила Кострову и попросила о встрече.
Это был небольшой частный ресторан на Берсеневской набережной.
Валентина не была уверена, что он придет, слишком тяжела оказалась нанесенная ему обида. Но когда Валентина увидела его входящим в зал, сердце ее забилось сильнее: она испугалась вдруг того, что он ей сейчас скажет.