Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 18 из 22

«Идиоты! — успел подумать Лао Шань. — Они же сожгут нас…»

И это была последняя его мысль. А перед глазами Вайса лишь на мгновение возникло лицо Марго, зашедшейся в страшном крике. Капсула ПСБ вспыхнула и ярким болидом врезалась в верхушки деревьев.

Жан Нодье сидел в своем глубоком кресле, закрыв лицо руками.

«Старость — вовсе не возраст, а состояние крушения, — думал он. — В тот момент, когда у человека отбирают будущее, он стареет мгновенно и бесповоротно. Ему любезно сохраняют биологическое существование и клейкую кучку воспоминаний, и он зарывается в нее все глубже, пока не задохнется. А потом родственники и друзья с почтительно-скорбными физиономиями вынуждены кланяться его фантаграмме и кучке пепла…

Мои любимые ученики, в основном научные внуки и правнуки, сделают из этого настоящую ритуальную службу. Они будут клясться в верности моим идеалам и радоваться втайне, что я больше не воспрепятствую их собственным начинаниям. Хотя я никому из них никогда и не препятствовал, они все равно — пусть сначала бессознательно — возрадуются свободе. Сожжение старого вождя всегда дарило окружающим сильнейшую иллюзию свободы, хотя подчас на костре догорали вместе с ним ее же последние крохи…

И того единственного, кто мог бы стать подлинным продолжателем моего дела, я, не задумываясь, бросил в самое пекло. Если он не использует свои способности, его попросту прикончат, если использует — станет изгоем, его непременно объявят социально опасным и упрячут подальше. Значит, мы квиты, Игорь. Мы оба рискуем своими сыновьями. Именно так, потому что Лямбда — мой истинный сын, ему принадлежит реальное будущее. Потому что я нянчил его не просто пухленьким розовым комочком, а еще бесформенной клеткой, пусть не моей, но разве в этом дело… Почти как в старом сентиментальном романе похоже, Игорь Павлович, что мы, старые противники, должны будем побрататься на крови собственных сыновей, на той жидкости, которая так прочно цементирует фундамент и верхние этажи нашей безудержно прогрессирующей цивилизации. Еще немного, и слезу пущу от своей патетики…»

Нодье услыхал какой-то шум у двери своего кабинета и сказал, не опуская рук:

— Мари, меня нет ни для кого, кроме…

— Но для меня вы есть! — громко сказал Вит Крутогоров.

Нодье вздрогнул. Он поднял глаза и увидел растерянную Мари и Крутогорова, который уже успел пересечь кабинет и теперь устраивался в кресле напротив.

— Я пыталась его остановить, — испуганно сказала Мари, — но он размахивал каким-то страшным предметом и говорил, что сейчас взорвет наш Центр.

— Именно так, — подтвердил Крутогоров. — Взорву ко всем чертям! Но насчет предмета вы не беспокойтесь, это обычный карманный фантамат, только оригинальной формы. Я дарю вам его на память, чтобы вы не думали, что это блейзер или бомба…

И он протянул аппарат Мари.

— Вы идите, — спокойно сказал девушке Нодье и, обратившись к Крутогорову, добавил. — Знаете ли, молодой человек, мне до смерти надоел этот нескончаемый вестерн. Сначала у вашего шефа крадут сына, потом какие-то недоумки начинают намекать, что похищение организовано мною, и наконец врываетесь вы и пугаете моего секретаря чем-то бомбообразным… Что вы себе позволяете?

Крутогоров дождался, пока Мари исчезла за дверью, и сказал:

— В том-то и дело, что я не хочу сплетен. Я хочу знать, где мальчик, и я уверен, что обратился по адресу.

— По адресу в том смысле, что теперь я знаю, где прячут Тима, — ответил Нодье. — Он в доме бывшего сотрудника Эвроцентра, бывшего ясеневского друга, который ныне называет себя Зэтом и проповедует какую-то чушь. И если это единственное, что вас интересует…

— Нет, не единственное, — перебил его Крутогоров. — Есть и второй вопрос, поскольку я никак не пойму, откуда вы узнали о результате Махагупты?

— О каком результате? — удивился Нодье.

— Махагупта утверждает, что с помощью эвромата он рассчитал вероятнейшее местонахождение Тима, — сказал Крутогоров. — Мы ему не очень-то поверили… Но откуда об этом узнали вы?

Нодье усмехнулся и потер виски.

— Зря вы ему не поверили. Разумеется, я ничего не знал о его результатах, но важно, что наши предсказания сходятся.

— Вы хотите сказать, что ваш суперсап выдал тот же прогноз? Выходит, вы действительно не имеете отношения к похищению Тима?

— Вы неплохой парень, Вит, — через силу усмехнулся Нодье, чувствуя надвигающийся приступ головной боли. — Но вы, простите, никудышный актер. Этот вопрос следовало задать сразу, и я сразу ответил бы — нет, не имею! И очень хочу иметь отношение к спасению Тима, если оно еще возможно, если Лямбда и Тим…

И Нодье вдруг умолк, безнадежно махнув рукой. Крутогоров на цыпочках вышел из кабинета.

Зэт снял повязку с глаз Ясенева.

— Слушай, Ник или как ты там зовешься, — сказал он. — Мы не сделаем тебе ничего плохого, если ты будешь вести себя разумно. Сейчас ты войдешь в нишу за этой стеной и увидишь парня — вы похожи, как две капли воды. Ты посочувствуешь ему и обязательно поменяешься одеждой — дескать, тебя вот-вот выпустят и ты, как благородный человек, хочешь его спасти… На всю операцию тебе дается каких-то полчаса. Разумеется, когда сюда придут мои люди, они выпустят именно тебя — в его одежде, и далее ты будешь играть роль Тима Ясенева, понятно?

— Так у вас сидит этот знаменитый Тим? — с вполне естественной дрожью в голосе спросил Игорь Павлович.

— Не знаю, чем так уж знаменит этот мальчишка, — желчно ответил Зэт. Знаменит, пожалуй, его отец, но тебе-то какое дело?

— А что будет с ним? — снова сыграл в наивность Ясенев.

«Поразительны не метаморфозы с помощью вживленного микроэвромата, думал он. — Поразительно то, что способен делать с собой человек такого типа. Когда-то я мог положиться на него во всем, мы не имели друг от друга даже небольших тайн…»

Зэт долго щурился, разглядывая Ясенева. Потом сказал:

— Вот что, парень, не задавай лишних вопросов. Речь идет о твоей жизни. Ты должен выполнить все в точности, а Тим — моя забота. А сейчас я спешу.

«Ты очень спешишь, — подумал Ясенев. — Тебя торопит ПСБ, идущая по твоим следам. Это понятно. Хуже другое — сейчас я попаду к своему сыну и не смогу сказать ему ни единого слова, потому что кто-нибудь из твоих людей будет подслушивать каждый шорох в нашей камере, следить за каждым движением…»

Он не успел додумать. Часть стены отъехала, и сильная рука Зэта втолкнула его в темную нишу, где сразу же вспыхнул ослепительный свет.

— Такова наша жизнь, Стив, — сказал Комиссар, и лицо его пошло красными пятнами. — Эти мерзавцы сожгли таких отличных парней, как Гер Вайс и Лао Шань, а мы не можем ответить им ни единым залпом. Мы отвечаем им философским тезисом, согласно которому террор не пресекается новым террором. Они принимают к сведению наш ответ и преспокойно готовят новые убийства…

— Но здесь мы сами сплоховали, — перебил его Грегори. — Небольшая засада у дома Зэта легко решила бы проблему, возможно вообще без жертв. Один Радж догадался устроить слежку в центре преступления.

— Однако какой ценой! Сегодня запрещенной игрой с эвроматом воспользовался Махагупта, воспользовался во имя благородной цели — найти похищенного. Но завтра те же приемы применит Зэт или кто-то зэтообразный, причем для расчета поведения жертвы. Понимаешь, ты, ученая голова?

— Кончай читать мне свои детские проповеди! — взвинтился Грегори. — Для подлости и шантажа не нужен эвромат. В прошлом веке для этого вполне хватало предупредительных автоматных очередей и тех же похищений без предварительного компьютерного планирования!

— Ладно, не пыли… Просто я дьявольски обозлен. У Вайса осталось четверо малышей, а Лао собирался уходить из ПСБ. Он даже выдвинул свой тезис — безответность неизбежно перерастает в безответственность. И пытался доказать его как строгую социологическую теорему… Он считал, что террористу нельзя оставлять ни одного шанса…

— Не думаю, что наше общество может позволить себе такую роскошь, как разведение бесшансовых людей, — усмехнулся Грегори. — Они — взрывчатка!