Страница 25 из 54
После ссор в доме на несколько дней устанавливалась легкая, как бы вагонная жизнь, никто никого не обижал, все спешили оказать друг другу знаки внимания, чтобы скрасить неудобства общего купе и прочие тяготы путешествия, которое не может же быть бесконечным: вот остановится поезд и кто-то сойдет, а то и все сойдут, распрощаются на перроне.
В один из таких легких дорожных дней Андреев и Тоня поехали по грибы и взяли с собой Валерку. Андреев после каменной и песочной Средней Азии радовался всему: ручью на темном дне оврага, шороху листьев, кротиным норам, И грибные приметы он не забыл. Весь день грибы так и шли ему в руки, а Валерка щенячьим визгом приветствовал каждый найденный Андреевым белый и вел азартный счет: пятьдесят первый, пятьдесят второй… Пятьдесят пятым в общей корзине оказался преогромный белый — Валеркина собственная добыча. Думали, что великан окажется червивым, Андреев небрежно рассек посередке почернелую ножищу, а гриб был внутри и крепок и чист. Валерка ликовал. И тут Андреев набрел на орешник — высоко под зеленой крышей провисли от тяжести спелые, пачками сросшиеся орехи. Андреев позвал Валерку, посадил на плечо, и мальчишка ловко рвал и клал за пазуху орехи, а на земле вытянул рубашку из-под ремня и ссыпал орехи в общую корзину.
Когда они вышли на шоссе, там стояла с раскрытым капотом бежевая «Победа». Двое мужчин воткнулись головами в мотор — чего-то у них сломалось в дороге, а разобраться никак не могут. Третий пассажир, видно, уже отчаялся и лег в сторонке под березой.
— Ты бы им помог, — сказала Андрееву Тоня.
— Сами пускай повозятся! — отмахнулся он, но под хорошее настроение у него руки зачесались покопаться в технике, и он небрежным вопросом задел горе-механиков с «Победы». — А у вас ещё одного мотора в багажнике, что ли, нет?
— Проходи, не задерживайся! — вынырнул один из торчавших в машине с головой.
А другой каким-то нюхом угадал в Андрееве понимающего человека, подкатился почтительно:
— Бьёмся без толку полчаса. С зажиганием что-то не ладится. Может быть, взглянете глазом, так сказать, специалиста…
— Зажигание или нет — это ещё проверить надо. — Андреев кинул Валерке фуфайку, завернул ркава рубашки. — Отвертка у вас найдется?
Он командовал, как хирург на операции: подай, придержи. Валерке тоже нашлась работа, он носился вокруг «Победы», как рыжий пес. Десяти минут не прошло — мотор ожил: зафыркал, застучал и перешел на ровную тягу.
В благодарность за помощь Андреева и Тоню с Валеркой на коленях довезли на «Победе» до самого дома. И надо же было тому, который сидел с ними сзади, дернуть на прощанье Валерку за вихры:
— Ишь ты, курносый! Весь в отца!
Такие добрые слова говорятся при случае каждому мальчишке. Незнакомый человек вовсе просто их сказал и укатил. А все трое как одеревенели. Молча прошли по двору, молча вошли в комнату, молча разошлись по углам переодеться. Валерка схватил кусок хлеба и поскорее смылся на улицу, Тоня засуетилась чистить грибы — приготовилась к ссоре. Но Андреев заводиться не стал, лег и уснул. А утром повел себя так, будто вчера ничего не было, ни хорошего, ни плохого. Тоня и тому с облегчением порадовалась.
Время шло. В СМУ склонялись, что пора хоть приблизительно установить: семейный Андреев или нет. Бухгалтерия с него высчитывала за бездетность, а постройком не обходил билетами на детские праздники. И на Новый год Андреева поставили в список на кульки с подарками. Кулек он взял — может, не хотел из-за ерунды заводить разговор: сын, не сын, не всё ли равно.
Так Андреев дождался, что к нему на объект позвонили из постройкома:
— Тебя тут учительница спрашивает. Насчет воспитания твоего парня. Так что двигай после смены сразу сюда. Она тебя ждать будет. В красном уголке.
Андреев обозлился — этого ещё не хватало! Валеркина школа, значит, заинтересовалась новым отцом, неизвестно каким по счету у лопоухого балбеса, круглого троечника. Ну, дела… Сейчас пойдут разговоры про отметки, про поведение, про отцовский долг…
От злости он сорвался с работы раньше времени, и знакомый шофер домчал его на самосвале к конторе СМУ.
«К черту! — распалял себя Андреев, шагая коридором в красный уголок. — Так и заявлю этой учительше: к черту! Кто родил, тот пусть и воспитывает. А меня увольте. Посторонний человек! Квартирант! Не более того…»
Учительницу и в толпе узнаешь за версту, а эта сидела одна-одинешенька — на коленях хозяйственная кошелка, набитая школьными тетрадками. Лицо строгое, губы в ниточку, а руки крутятся-вертятся: целый день если командуешь сорока Валерками, поневоле начнешь руками крутить.
— Вы, что ли, меня вызвали? — Он прибавил себе грубости, чтобы она с самого начала не очень-то на него рассчитывала.
— Я… — Она показала ему сесть рядом. — Я учительница вашего Валерика, меня зовут Наталья Сергеевна…
Андреев подумал: плохо, что учительница молодая. Ну какой у неё в жизни опыт? И если она надеется, что он её с ходу засыплет вопросами: «Как там мой Валерик», — то горько ошибается: вопросов насчет лопоухого нет и не будет.
— Очень рада с вами наконец познакомиться! — Учительница сжала беспокойные руки в замок и оглядела Андреева как бы с большим удивлением и радостью.
«Ну, рада, не рада, — подумал Андреев, — а выкладывай, с чем тебя принесло».
— Валерик учится у меня третий год. Мальчик он слабенький. Нервный. Впечатлительный. Учится неважно. У Валерика тетрадки…
Андреев решительно перебил:
— Может, насчет тетрадок вам лучше с его матерью побеседовать?
— Вы нетерпеливы! — покраснела учительница.
Андреев понял, что весь разговор с ним ведется по заранее составленному плану, и от плана своего учительница не отступит. Терпи и слушай.
— Итак, Валерик, как я вам уже сказала, мальчик слабенький и впечатлительный. А двор, где вы живете… Извините, но и дома ваши и барак — несчастье для школы. Ужасные ребята, один другого хуже. Валерик мне казался вовсе не похожим на них. И он был всегда такой запуганный. Наверное, во дворе его обижали… Да?
— Не скажу… — Андреев потрогал горло и закашлялся.
Учительница, не дождавшись ответа, двинулась дальше по намеченному плану:
— Впрочем, сейчас всё изменилось. Валерика просто не узнать. Что-то новое в нём появилось, он вдруг весь раскрылся. Вы меня понимаете? Раскрылась запертая детская душа! — Беспокойные пальцы забегали по ручкам кошелки и переметнулись на рукав андреевского пиджака. — Не обижайтесь на мою прямоту. Но ваш Валерик столько про вас рассказывал…
Учительница запнулась, и Андреев затосковал: ну, сейчас пойдут жалобы… накляузничал, значит, щенок…
Беспокойные, тонкие пальцы побежали вверх по его рукаву и забрались на плечо:
— Я всё, всё про вас знаю, — услышал Андреев. — Как вы собрали радиоприемник на транзисторах. Как починили старый будильник. Как машину в лесу отремонтировали… Я знаю, что вы ловкий, сильный, что вы всё умеете. Валерик так много о вас рассказывает…
Андреев обалдело поднял глаза на учительницу и увидел, что она вот-вот расплачется.
Разные с Андреевым случались в жизни передряги, но в такую он попал впервые. Соображал лихорадочно: что же теперь делать? Враки всё это. Выдумывает мальчишка. Не было ничего такого, о чем говорит растроганная учительница.
«Но как же не было, если было… — подбросила своя же память. — И приемник собрал, и будильник починил. И машину на дороге в общем-то ремонтировал. И парням во дворе показал, как крутить на турнике „солнце“. Тоне принес на Восьмое марта какие-то духи — тоже было… Ничего мальчишка не придумал, все чистая правда».
— Вот, посмотрите! — Учительница уже доставала из кошелки тонкую тетрадку. — Здесь классная работа на тему: «Моя семья». Я её вслух читала, всей учительской… Знаете, не часто дети так пишут даже о родных отцах…
Андреев взял тетрадь: куда теперь с ней деваться? Вдвое не сложишь, в карман не запихнешь — не забыто со школьных лет, что тетрадка — лицо ученика.