Обида

Глаза у Матвея, расширились, он до боли скрутил свою бороду и взглянул по сторонам. Увидел своего кудлатого врага, тихо поднялся и пошел по дороге к месту взрывных работ, словно боясь, что его окликнут.

Он все более ускорял шаги и встречные стали оглядываться — куда это так заторопился человек?

В тот же вечер парторг попробовал убедить молодого администратора. Глядел на него исподлобья и неуверенно называл на ты.

— Что ты вздумал Чуева выселять? Неправильно это! Эдак людей разгонишь!

— Видишь, товарищ Мартемьянов, — отвечал администратор, кусая ногти, — ты отвечаешь за партийную работу, а я — за организацию производства. Стоит ли тебе вмешиваться?

— Буду вмешиваться! — упрямо твердил Мартемьянов.

— Напрасно! Я знаю, что делаю. На рудник съезжаются приглашенные люди. Мы обязаны обеспечить их квартирой. И вот сотрудник, имеющий все права, будет ютиться в бараке, а какой-то сторонний занимать приисковый дом!

— Как сторонний? — возмутился парторг. — Лучший старатель, ударник и вдруг... сторонний!

— Хорош ударник! Выполняет пятнадцать процентов от плана!

— Раз несчастье с человеком случилось?

— Брось, Мартемьянов! Просто ты к нему пристрастен.

Парторг покраснел.

— А может быть вы пристрастны? Я ведь знаю...

— Прекратим разговор, — порешил кудлатый. — Завтра мы показываем инженеру окрестности рудника. В десять утра я буду возле Ирмени и тогда сделаю Чуеву сам последнее предупреждение...

— A я поставлю вопрос на партгруппе!

Так и не договорились.

Мартемьянов плохо спал эту ночь. Едва взошло солнце, он оделся, сунул в пиджак, по привычке, наган и отправился к Чуеву.

Матвей Митрофаныч вставал с петухами. Теперь сидел на пороге своей избы и щурил глаза на костер. На костре закипал чайник.

— Я пришел с тобой говорить, — объявил парторг.

— Садись! — отвечал Матвей и подвинулся на пороге. Выглядывая добродушно и даже с лукавым смешком в глазах.

— Мы с тобой однолетки, — закурив, начал Мартемьянов, — и достаточно горя по тайгам хлебнули!

— Правильно!— согласился Матвей. — Что дальше?

— По возрасту надо и разум иметь, — рассердился парторг. — А ты, товарищ?..

— Что... я? — отодвинулся Чуев.

— Ничего! — оборвал Мартемьянов, — кто сулился взорвать избушку?

Чуев вскочил и нахмурился.

— Не прыгай! — успокоил парторг, — не испугаешь! Начальство ты обругал, — загнул он палец, — завхозу грозил, квартиранта вчера прогнал, жену сплавил, — ты что затеваешь? Почему ко мне не пришел?! Разве дело твое решенное?

К его удивлению Чуев засмеялся и сел на бревно. Морщинки лучились по его загорелому лицу, а голубые глаза посмотрели весело и ясно.

— Обидно же, паря! — оказал он так безмятежно, как будто бы речь шла совсем не о нем.

— Обидно? — подозрительно уставился на него Мартемьянов, — а не обидно, когда наш рабочий — и вдруг поступить желает как враг?

— Он враг! — гневно крикнул Матвей. — А не я!

— О нем помолчи! О нем будет разговор в своем месте... Матвей, — грубый голос парторга сказал задушевно, — мне не избушки жалко. Ей пятнадцать рублев цена. Неужели ты, друг, себя опозоришь?

— Не опозорю! — твердо сказал Матвей.

Тогда Мартемьянов вскочил и жилы на лбу у него надулись.

— А зачем ты вчера бикфордов фитиль доставал?! Где он?

Матвей побледнел и тоже поднялся с бревна.

— Доставал, чтобы глушить рыбу, но дорогой потерял...

Минуту оба стояли молча и тяжело дышали.

— Потерял,— наконец выговорил Мартемьянов, повернулся спиной, — смотри, Чуев!

Он пошел от избушки. Толстый кедр лежал над протокой — корнями на берегу, вершиной на острове.

Мартемьянов перешел по этому мосту, спрыгнул с острова на сухое русло и мимо теперешних матвеевых работ поднялся на берег.

Там он шагал по тропе, пока избушка не скрылась за поворотом. Тогда он остановился, отер вспотевший лоб и после, хоронясь за деревья, обходом пробрался опять к берегу и залег в кустах. Теперь избушка была, как на ладони.

Уже высоко поднялось солнце, сияло ослепляюще и жарко. Давно согнало росу со свежей травы.

По руке парторга полз муравей, а рядом, перелетая с цветка на цветок, гудел шмель, как неугомонная басистая струна.

— Подожду! — упрямо сквозь зубы цедил Мартемьянов. — Ага!

Тут глаза его зажглись, а мускулы сделались стальными. Из-за края избы появился Матвей и стал на берегу, приложив ладонь козырьком к глазам. Мартемьянов уткнулся в траву и затаил дыхание...

Матвей постоял и ушел. Но тотчас вернулся с мешком и, цепляясь за скалы, начал спускаться под обрыв.

Мартемьянов поморщился, проследил, пока Чуев не скрылся в утесах, потом выругался и, выскочив из засады, перебежал на остров.

Спрятавшись за камнями, он опять увидел Матвея в какой-нибудь сотне метров.

— Нельзя допустить, — говорил себе парторг еще в начале этой охоты, — чтобы через глупость пропал человек!

Но его смущало поведение Чуева. Если бы он ругался, злобствовал, негодовал,— это было бы понятно. Но Матвей во время беседы держал себя так спокойно и даже насмешливо-весело, что парторгу делалось страшно.

Сейчас Чуев работал уверенно и невозмутимо. Только часто оглядывался и слушал.

На глазах у парторга он залез под нависший карниз утеса и вытащил из мешка бутылку с прирощенным к ней запальным шнуром.

Только в эту минуту Мартемьянов почувствовал колоссальную тяжесть горного склона, опиравшегося на утес. И ужаснулся, — сам утес держался на волоске!

Матвей осторожно засунул бутылку в расщелину и принялся запыживать ее глиной.

— Враг! — в горькой обиде убедился парторг и нащупал ручку нагана.

Чуев стоял спиной. Парторг дополз до моста и перебежал над потоком.

— Руки вверх! — заорал он, появляясь перед Матвеем, и выхватил револьвер.

Через час на берегу показались всадники. Старичок в золотых очках похвалил.

— Интересное место!

— Фабрика в километре, — сказал Шаповалов, — а там, под скалой, и россыпь...

— Кажется, Чуев нашел, — вспомнил старик, слезая с коня, — беречь надо этих таежников. О-о! Полезные люди...

— Вон он, Чуев, — пробормотал кудлатый, тоже спрыгивая с седла.

— Чуев, а с ним парторг, — рассмотрел Шаповалов, — пойдемте?

На острове стояли два человека и манили к себе руками.

— Интересно взглянуть! — сказал старичок и отправился через сухое русло.

На берегу их встретил один Мартемьянов. Он взволнованно улыбнулся, невпопад ответил на приветствие и загородил дорогу.

— Вот сюда, — пригласил он, направляя Шаповалова за уступ скалы, — вы, пожалуйста, тоже...

— Где хозяин? — не понял кудлатый.

— Придет! — и парторг засмеялся ему в лицо.

В этот миг, как из пушки, ударил взрыв и трескучее эхо взвилось от скал. Черной глыбой мелькнул утес и лег в середину речки. А за ним, с возрастающим грохотом урагана, в тучах поднявшейся пыли, грянул обвал и засыпал Ирмень от берега и до острова...

Река ударила в новую плотину, вспухла кипящим водоворотом и хлынула левой протокой, огибая остров.

На глазах оглушенных людей осушалось дно. А Матвей Митрофаныч, с рассеченной камнем бровью, как безумный бежал по лужам к своим, опять поглядевшим на свет, канавам. Когда же через минуту и другие столпились около, то все увидели в канавах гребень большой золотоносной жилы. Она уходила под скалы, где только что перед этим стояла избушка...

— Извините, — сказал Матвей, отирая кровь, — лошадки ваши на том берегу остались.