Невыученные уроки (Рассказы)

Я пишу для детей, чтобы передать им ту доброту, любовь и улыбки, которыми меня щедро наградило мое детство. Я хочу, чтобы ребята полюбили этот мир так же, как люблю его я.

Тамара Крюкова

Человек нового типа

  Леха взялся за ум. Все началось с того, что папа, придя с очередного родительского собрания, сурово сказал:

— Не умеешь заниматься хорошо — занимайся много. Стыдно на собраниях сидеть.

— Вот Женя — круглый отличник, а нашему только по улице гонять, — поддакнула мама.

Честно говоря, поначалу Леха не расстроился. Он думал, что родители поругают его немного, как это принято после родительского собрания, и на том дело закончится. Учился-то он нормально: в четверти ни одной двойки, все честно заработанные твердые тройки, а по пению даже пятерка. Но не тут-то было. Папа взял с него слово, что он будет выходить на улицу только после того, как выучит все уроки, и Леха засиживался над учебниками допоздна. Казалось, никогда еще им не задавали так много.

«Ничего, вот зачахну без воздуха, тогда спохватятся, да поздно будет», — мстительно думал Леха. Время от времени он подходил к зеркалу и проверял, не показались ли признаки изможденности на его лице, но, к его величайшему огорчению и разочарованию, круглая розовощекая физиономия была далека от истощения.

В первый день Лехиного затворничества к нему забежал Женька.

— Крепись, Леха, что-нибудь придумаем, — успокоил он друга.

Леха понимал, что ничего тут не придумаешь, но от поддержки ему все-таки было легче, а когда и Женька куда-то исчез, Лехе стало совсем невмоготу. Наконец на шестой день, как раз когда Леха начал подумывать, что житейские невзгоды могут сломить даже очень сильного человека, Женька объявился.

— Ну что, учишься? — спросил он и по-хозяйски плюхнулся на диван.

— Да уж, не гуляю, как некоторые, — укоризненно сказал Леха.

— Это я, что ли, гуляю? Да я, между прочим, изо всех сил для тебя стараюсь. Специально статью нашел. Вот, тут говорится, что ты сейчас занимаешься никому не нужной ерундой. — Женька потряс в воздухе листами, вырезанными из какого-то журнала.

— Это про историю, что ли? — Леха покосился на раскрытый учебник.

— Про какую историю? Тут наукой доказывается, что от твоего сидения за уроками никакой пользы — один только вред! — сказал Женька.

— А то я без твоей науки не знал, что от этого один вред. Я-то думал, ты и правда что-нибудь дельное скажешь. Тоже мне откры-ы-тие!.. — разочарованно протянул Леха.

— А вот и открытие. Техника быстрого чтения. Ты, например, знаешь, что чем человек быстрее читает, тем он больше запоминает?

— А мне-то что с того? — спросил Леха.

— Как что? Это же прямо про тебя сказано. Вот если бы ты быстрее уроки делал, то и учился бы лучше. Ты ведь жертва собственной усидчивости, сечешь?

Как ни крути, а Женька был прав. Сам-то он уроки за полчаса делал и учился на одни пятерочки. А быть жертвой своей усидчивости даже обиднее, чем быть жертвой собственной лени, — это Леха понял сразу.

— Как же я уроки быстрее сделаю, когда задают вон сколько?

— Спокойно. Я все продумал. С сегодняшнего дня будем делать из тебя человека нового типа — ультрарапида, — заявил Женька.

— Чего-чего? — не понял Леха.

— Сверхскорость, значит. Через месяц круглым отличником будешь.

— Ну да! — Леха с недоверием посмотрел на журнальные листы.

— Точно. Сам увидишь. Будем заниматься по системе. Тут все описано.

— А вдруг у меня не получится?

— Не волнуйся — главное начать. Бери учебник и запомни первое правило. — Женька вслух прочитал: «Текст любой трудности читать только один раз».

— Почему? — спросил Леха.

— Для скорости. Так что, даже если тебе очень захочется урок еще раз прочитать, ну, распирает прямо, крепись и второй раз ни за что не читай, а то ничего не получится.

С этим правилом у Лехи было все в порядке. Сколько он себя помнил, ему в жизни никогда не хотелось прочитать урок второй раз.

— Вот видишь, а ты боялся. Я же говорил, у тебя получится. Ты способный! — похвалил Леху Женька.

Первая удача окрылила Леху, но со вторым правилом возникли осложнения. Оказалось, что читать надо всю страницу сразу, сверху вниз. После Женькиных пояснений Леха уставился на середину строчки и повел глазами вниз, но из этого ничего не получилось.

— Как же я могу читать, если я ни начала, ни конца строчки не вижу? — недоумевал Леха.

— А боковое зрение тебе на что? — спросил Женька.

— Какое еще боковое зрение?

— Очень простое. Сиди так и не оборачивайся. Говори, что я сейчас делаю? — Женька отбежал в сторону и начал махать руками.

— Ну руками машешь.

— Как же ты видишь, что я руками машу, если ты на меня не смотришь? — Женька посмотрел на Леху с таким видом, словно он его в чем уличил, и продолжил: — Вот и со страницей так. Тебе только кажется, что ты ее не видишь, а на самом деле ты все видишь, только боковым зрением.

— А что толку, ведь прочитать я все равно не могу. Я ж ничего не понял, — пожал плечами Леха.

— Это потому, что она у тебя сразу закодированная в мозг идет. В журнале так и написано. Сначала ничего не понимаешь, зато потом поймешь, — авторитетно заявил Женька.

Когда Леха убедился, что обучение идет по правилам, он немного успокоился, но червь сомнения все-таки глодал его.

— А вдруг я этот закодированный текст потом не вспомню?

— Так ты для верности его еще взглядом сфотографируй, как разведчики. Сосредоточься и смотри на него минуту, а я время засеку, — предложил Женька.

— Скажешь тоже, минуту, я и так на него уж сколько смотрел, — недоверчиво проворчал Леха.

— Так это ты просто так глазел. А ты смотри пристально. Давай, засекаю!

Леха вытаращил глаза и уставился на страницу учебника.

— Сфотографировал? — через минуту спросил Женька.

— По-моему, не очень.

— Ничего, это мгновенное забывание. Про него тут тоже написано. Главное, не волнуйся. В критический момент у тебя все само собой в памяти всплывет и безо всяких усилий вспомнится, — пообещал Женька.

— Ты думаешь? — с сомнением спросил Леха.

— Это не я думаю. Это передовая научная мысль. Все на благо человека. — Женька важно похлопал по журнальным листам.

С этого дня Леха впервые почувствовал, что наука работает на его благо. Теперь он не засиживался за уроками, как раньше. Стоило ему просмотреть параграф сверху вниз и для верности сфотографировать взглядом, как он был свободен, а вечером честно рапортовал родителям, что уроки сделаны. Целых две недели он с наслаждением вкушал плоды науки, пока однажды не наступил критический момент.

Когда на уроке истории он услышал свою фамилию, то по старой привычке занервничал, но Женька ободряюще кивнул, и Леха воспрянул духом. Он медленно вышел из-за парты и очень медленно пошел к доске, чтобы домашнему заданию было время вспомниться, но, к своему ужасу, понял, что ничего само собой в его голове не всплывает.

— Что же ты молчишь, Потапов? — спросила Нина Петровна.

— Это он сосредоточивается, — с места заступился за Леху Женька.

Леха с благодарностью посмотрел на друга. Тот жестами показывал: давай, давай. А чего там показывать? Леха и сам с удовольствием выдал бы, если бы ему было что. Урок предательски не вспоминался. Когда Леха понял, что ждать, пока все вспомнится само собой, ему придется долго, он стал про себя приговаривать: «Это критический момент. Момент критический». Но и это не помогло.

— Так, значит, урока ты сегодня не знаешь, — сказала Нина Петровна.

И Леха понял, что это последний шанс что-нибудь ответить. И он ответил.