Высота смертников

Сергей Михеенков

Высота смертников

Глава первая

Воронцов приказал не останавливаться до утра. Шли из последних сил. Шли, засыпая на ходу, толкая плечами деревья и мгновенно просыпаясь от посторонних шорохов и окриков младших командиров: «Не спать! Подтянуться!» Разговаривать Курсант запретил. Команды – только полушёпотом.

Нелюбин, не доверяя конвоирам, которые тоже клевали носом, сам приглядывал за пленными. Шёл немного позади и всё время смотрел вперёд и слушал, не шагнул ли кто из немцев в сторону, не замер ли за деревом. Нет, Нелюбина не обманешь, Нелюбин на войне уже опытный человек. Не только на фронте, но и в окружении, и в плену, и в партизанах побывал. И что такое ночной марш по лесу без дороги с вымотанными вконец людьми тоже знает. Слава богу, приодели немного совсем обносившихся и раздетых. Теперь и они стали похожи на бойцов. Эх, какой молодец у них командир, думал Нелюбин о Воронцове. Вот выйдем, выпустил он на волю свою мечту, и присвоят нашему курсанту лейтенантское звание. А может, даже сразу старшего лейтенанта. А что? Разберутся, учтут все его заслуги и геройские поступки и вынесут справедливое решение – присвоить курсанту Воронцову Александру Григорьевичу звание старший лейтенант РККА и назначить на должность… командира стрелковой роты, а может, даже и батальона! Вот так! С таким командиром не страшно воевать. Умный, рассудительный. Младших командиров ценит, прислушивается к их мнению. Хотя и строг порой бывает. Настоящий боевой командир. Другого солдату и желать не надобно.

– Кондратий Герасимович, – очнулся Нелюбин от голоса Воронцова. Тот догнал его и, видать, давно уже шёл совсем рядом. – Останавливайте людей на отдых. Располагайтесь. А я с танкистами и Степаном вперёд пройдусь.

– Есть остановиться. А костёр можно жечь? Обсушиться бы…

– Придётся. Все продрогли. Обувь хлюпает, одежда мокрая. Где-нибудь под елью, чтобы сверху не было видно. И по бокам заплетите маты. И теплей будет, и маскировка какая-никакая…

– Слушаюсь.

Нелюбин остановил колонну. Распорядился о дозорах, костре, матах и лошадях. А Воронцов собрал вокруг себя танкистов, окликнул Степана.

– Вот что, ребята. Пока взвод будет отдыхать и приводить себя в порядок, мы должны разведать маршрут. Впереди, как я понимаю, последний переход. Надо всё там прощупать, продумать. У кого есть какие предложения?

– Я согласен с Александром Григорьевичем, – отозвался Демьян. – Эту разведку лучше провести самим.

Впервые во взводе его называли по имени и отчеству.

– Я тоже так думаю, – кивнул и Степан.

Пошли. Рассвет ещё дремал где-то на востоке, в той стороне, где рокотал и гулко долбил мёрзлую землю фронт, передвигая с места на место своё непомерно разросшееся железное тело. Впереди Демьян с Николаевым, следом на ними, шагах в двадцати, на пистолетный выстрел, Воронцов, Штыренко, а замыкающим – Степан. Это были самые надёжные люди в его взводе, на кого он мог положиться как на себя самого. Так, в полной темноте, прошли несколько километров, когда в лицо пахнуло свежим ветром и вместе с его лёгкими порывами откуда-то из глубины бездонной темноты донёсся какой-то странный звук, явно чужой и лесной тишине, и рокочущей впереди войне. Тут же рябчиком свистнули в передовом дозоре, и вся группа замерла в ожидании. Звук повторился. Из передового дозора пришёл Демьян и сказал, возбуждённо дыша морозным паром:

– Александр Григорьевич, товарищ командир, похоже, там или дорога, или, скорее всего, СПАМ[1].

– Почему ты так думаешь?

– Так это ж танк ремонтируют! Во-во, слышите? Кувалдой палец загоняют. Гусеницу сращивают. Я это ни с чем не спутаю. Тут у них ближний тыл? Так? Вот, видать, и разместили СПАМ. Чтобы битую технику недалеко таскать. Что у наших, что у них…

– Выходит, мы вышли на их тылы? Что ж, похоже. Пора… Тогда здесь где-то должны быть их посты.

Дальше пошли двумя группами по два человека. Воронцов с Николаевым двинулись в обход справа, младший сержант Петров со своим заряжающим начали обходить слева. Степан остался в прикрытии.

Все эти дни казались Степану Смирнову одним непрерывным сном. Сон длился, спрессовывая новые события и превращая их в смутную массу. Каждый новый день вскоре становился вчерашним, Степан провожал его без сожаления и старался тут же забыть о нём. Так он жил почти год, с тех пор, как попал в плен. Потом служба в русской роте, которую вскоре стали называть Боевой группой Радовского. Бывший переводчик штаба 5-й танковой дивизии получил разрешение на формирование вспомогательного подразделения. Дивизия несла большие и непрерывные потери. Тыловые службы, из которых почти каждый день кого-нибудь забирали и отправляли на передовую, начали заполнять пленными русскими. Но Степан сразу был зачислен в Боевую группу. По сути дела, это был полнокровный батальон: три взвода курсантов, которых обучали навыкам ведения боя в лесу и на открытой местности без применения тяжёлого оружия, взвод связи, разведвзвод, из которого потом часть людей перевели во вновь формируемый диверсионный взвод, транспортный взвод, миномётный взвод, хозвзвод, караульный взвод. Степана зачислили в разведвзвод. Радовский сразу приметил его и начал брать с собой на задания. В Боевой группе поговаривали: и зачем старику, бывшему белогвардейцу, бегать с молодыми разведчиками по лесам? Какая в том надобность? Не доверял? Но тогда мог бы послать других инструкторов. Когда ликвидировали кочующий «котёл» 33-й армии и поступил приказ захватить во время выхода управление вместе с двумя генералами[2], Радовский, казалось, не спал сутками. Разведвзвод гоняли день и ночь. По всему чувствовалось, что предстоящей операции немецкое командование придавало особое значение. В роту приезжал какой-то важный штабной чин, ходили разговоры, что из самого Берлина.

И вот в начале апреля их перебросили в расположение 33-й армии. Сплошной линии фронта не существовало, и они свободно прошли по одной из просёлочных дорог в деревню, занятую обозами армии, изготовившейся для решающего броска в сторону Юхнова. Их группу возглавлял сам Радовский. Вначале всё шло хорошо. Агент, некий Профессор, всегда находившийся рядом с генералом, исправно снабжал их информацией о маршруте движения. Непосредственно с ними в связь вступал не сам Профессор, а его связник. Профессора Радовский берёг как ценнейшего резидента и поэтому оградил его от малейшего риска. Хотя, и это Степан заметил сразу, своего ценного резидента Радовский презирал. Что, впрочем, никак не мешало делу. Всё было отлажено. Действовало, как механизм тщательно вычищенной и смазанной винтовки. Информация из штаба окружённой группировки – связник, который тут же передавал её дальше, – немедленная реакция группы Радовского и одновременно – информирование через других связников штаба 5-й танковой дивизии. Люди, участвовавшие в проведении операции, действовали оперативно. Всё шло к тому, что задача будет успешно выполнена и управление 33-й армии, весь её штаб, со всеми службами и архивом, окажется в руках немцев. То есть вначале в руках Боевой группы Радовского. И только потом – немцев. Но именно немцы вскоре всё и испортили. Видимо, почувствовав напор прорывающихся и боясь, что им действительно удастся уйти через их оборонительные линии к Юхнову, немцы начали непрерывно атаковать и обстреливать из орудий и миномётов колонну кочующего «котла». На дорогах курсировали танки, которые открывали огонь на любое движение в поле их видимости. Штабная группа почти вся погибла. А когда генерал потерял связь и управление дивизиями и группами, оказалось полностью нарушенным, он просто поступил так, как должен поступить офицер. Степан видел, как это подействовало на Радовского. Тогда, в сосняке, они тоже едва не погибли под пулями автоматчиков, которые зачищали лес. И там уже началась другая война. И у курсанта Смирнова именно тогда мелькнула надежда уйти к своим. Вместе с Санькой Воронцовым. Вместе со старшиной. Не вышло. И выйдет ли теперь?

1

Специализированная походная авторемонтная мастерская.

2

Во время прорыва из окружения Западной группировки 33-й армии в апреле 1942 г. в составе штабной группы было два генерала: командующий 33-й армией генерал-лейтенант М.Г. Ефремов и командующий артиллерией 33-й армии генерал-майор П.Н. Офросимов. М.Г. Ефремов застрелился во время последнего боя, получив тяжёлое ранение. П.Н. Офросимов был ранен в грудь днём раньше, во время очередной атаки на прорыв, в лесу, и вскоре умер.