Страница 9 из 38
Пройдя лес, они вышли на луговую дорогу.
— Скоро будет озеро, ваше благородие, где мы с барином били уток.
Дорожка вскоре затерялась среди частого кустарника и охотники вступили в частый ольховый лес.
Пройдя с полчаса, они заметили, что лес редеет, и действительно, через несколько минут очутились на самом берегу большого чистого озера, поросшего по краям густым камышом.
Они выбрали такое место, которое не было закрыто камышом и позволяло видеть всю гладь озера.
Потом, встав у опушки леса за густым невысоким кустарником, в нескольких шагах от берега, прижались в ожидании. Трезор тоже насторожился.
Так ждали минут с двадцать; вдруг раздался резкий звук и в воду с шумом опустилась большая серая утка.
Быстро закружилась она по воде, громко квакая, и вскоре около нее собралась целая стая.
— Иван, — шептал тихо Навроцкий, держа у плеча ружье, — стреляй вместе со мной из обоих стволов; раньше сигнала не надо. Я тихо скажу «пли».
Навроцкий приложил ружье к плечу и выжидал момента.
Между тем утки, ничего не подозревая, весело плескались в прозрачной воде. Но вот они собрались несколько в кучу.
«Пли!..» — тихо, но отчетливо скомандовал Навроцкий и четыре ствола одновременно выбросили пламя огня, застилая дымом пространство впереди.
В то же мгновение Трезор в два прыжка очутился в воде.
Когда дым рассеялся, то на поверхности воды увидали несколько оставшихся на месте уток, из которых некоторые еще трепетно бились крыльями.
— Выпала на долю Трезора работа, — говорил Михаил Александрович, — ну, Трезорушка, послужи, родной, в долгу не останемся у тебя.
А Трезор работал в это время с таким азартом, что Иван только руками разводил.
— Вот так Трезор, ну и собака; сейчас умереть, не видывал сроду такой.
Минут через пятнадцать восемь уток были уже на берегу.
— Вот это я понимаю, охота настоящая. Ну-ка, Ванюха, приторачивай.
— Да вы, ваше благородие, зачем же сами-то, я один донесу.
— Ну, брат, это не так-то легко одному-то, как тебе кажется: в них будет больше пуда.
Они взяли по четыре утки и закинули их за плечи.
Между тем на небе показались вновь тучи и вскоре дождь ударил еще с большей силой, чем давеча.
— Эх, парень, и везет и не везет. Теперь бы и домой, да далеко.
— Верст с двенадцать будет, ваше благородие, а вот отсель недалеко есть дом, а от него с полверсты будет село. Можно будет обождать, пока пройдет дождик-от.
— Вот это дело, идем скорей… Что, Трезорынька, озяб, родной мой? — ласково трепал Навроцкий дрожавшую собаку.
Охотники накрылись плащами и быстрым шагом пошли вдоль опушки леса.
Миновав озеро, они свернули вправо; потом, обойдя пригорок, вышли на дорогу и вскоре были вблизи большого помещичьего дома, окруженного громадными гигантскими березами. Дом был старый, деревянный, двухэтажный; окна были заколочены и он производил очень мрачное, удручающее впечатление. Окружен был высоким забором.
Охотники громко постучали в ворота; со двора послышался хриплый лай собаки, которая начала метаться, бряцая железной цепью.
Через минуту в воротах показался древний седовласый старец…
Глава V. В необитаемом доме
— Кого вам надоть? — спросил старик охотников, прищуривая свои подслеповатые глаза.
— Пусти, дедушка, обогреться ненадолго, смотри, какая непогодь, — сказал Михаил Александрович.
— Пожалуйте, кормильцы, милости прошу, входите, — и старик широко отворил калитку.
В глубине широкого, сплошь поросшего травой двора был небольшой ветхий домик, в котором жил старик-сторож. Кругом были древние строения, из которых некоторые готовы были рухнуть. Они производили такое же мрачное впечатление, как и старый заколоченный дом.
Войдя в дом, Навроцкий поздоровался со старушкой, женой старика.
Потом он разделся, сняв с себя предварительно трофеи охоты, и остался в одном форменном кителе.
Старик, увидя офицера, почтительно заговорил:
— Не прикажете ли самоварчик, ваше благородие, в минуту готов будет.
— Пожалуй, дедушка, если можно!
— Сейчас, сейчас, — засуетился старик и вместе со старухой ушел на кухню.
Иван тоже разделся и присел на лавку, а Трезор, обрадовавшись теплу, растянулся под столом.
Между тем старушка накрыла старой, но чистой скатертью стол и поставила два стакана.
— Ты, бабушка, ставь еще два: будем пить все за общую компанию! — сказал Навроцкий.
— Ну, ин ладно, мой батюшка, как вашей милости угодно.
Вскоре старик поставил на стол самовар и внес из сеней крынку густого молока.
— Пожалуйте, батюшка, — сказал он, — не обессудьте, — чем богат, тем и рад.
— Спасибо дедушка, давай-ка выпьем с нами за компанию, если употребляешь.
— Редко, батюшка, теперь приходится, ну, а прежде грешен, был попивал, за то и в солдаты отдали.
Навроцкий отвинтил от фляжек чарки, между тем как Иван спросил, нет ли тарелочки. Тарелочек нашлось целых две и вскоре они наполнились разными закусками.
— Ну а ты, бабушка, может быть, тоже выпьешь с нами? — обратился Навроцкий к старухе.
— Нешто, нешто, батюшка, пожалуй, и я выпью с хорошим человеком, — и она подала две рюмки.
Беседа началась. Охотники согрелись и чувствовали себя хорошо. Старик оказался человеком бывалым, общительным.
— Откуда же вы будете, мой батюшка? — спросил он Навроцкого.
— Из Проскуровки, дедушка.
— A-а, знаю, знаю, это покойного Александра Николаевича имение-то?
— Вот-вот, самое оно. Так я приехал к его-то сыну в гости: друзья мы, вместе служили в одном полку. Да пошли сегодня на охоту, ан дождик захватил; пешком далеко до дому-то. Что, в селе, я думаю, можно подводу найти?
— Коль нельзя, знамо, можно, батюшка: коли милости вашей угодно, так я сбегаю.
— Ну полно, что ты, старина, вот у меня Ванюха слетает мало за мало живой рукой.
Между тем, угощение шло своим чередом; пили водку, потом стали пить чай с коньяком.
— Чей это дом, дедушка, и почему в нем теперь никто не живет? — спросил Навроцкий.
— А это дом князя Тугоуховского, мой батюшка, да он умер давно уж. Осталась дочка евонная, так она в Питере живет, замужем за каким-то графом. Сюда вовсе не заглядывает. Была лет с десять назад тому, а от тех пор нет. Именье-то крестьяне арендуют, а в усадьбе никого; я один только стерегу. Навернулся было один покупатель, да сумленье его взяло, так и уехал.
— В чем сомненье-то было?
— Да говорили тогда, что в доме все привиденье по ночам ходит, да свет будто в полночь светится в окошках; ну, а правда ли, я того не знаю, да и не было меня здесь в ту пору: жил я в другой деревне, а когда ее барыня продала, то я и переехал сюда.
— Это интересно… А ты, может, не можешь ли, дедушка, показать дом-от? — я тебе заплачу.
— Полно, батюшка, за что тут платить, коли интересно, так я и так покажу.
Часы показывали пять. Было еще совсем светло, но так как окна дома были заколочены наглухо, то в нем было темно. Поэтому старик взял с собой лампу.
Пройдя через двор, он остановился у парадного крыльца, вынул из кармана связку ключей и, отперев дверь, повел Навроцкого вверх по широкой деревянной лестнице, которая от ветхости скрипела под ногами.
Потом отворил дверь в дом и сказал: «Пожалуйте!»
Навроцкий ступил через порог вслед за стариком, который зажег тотчас же лампу.
Чем-то нежилым повеяло на вошедших, как из могильного склепа.
Среди громадных комнат царил густой мрак, едва рассеиваемый слабым светом лампы.
Гулко раздавались шаги, скрипел под ногами ветхий паркетный пол.
Комнаты были почти пусты; дорогие обои висели клочьями; зеркала и люстры покрыты густым слоем пыли.
Вошли в большой зал; он был уставлен старинной мебелью с позолотой, едва заметной под слоем пыли. Висело по стенам множество портретов, но все они от времени настолько потемнели и покрылись пылью, что не было решительно никакой возможности рассмотреть их.